двадцати, которая застенчиво представилась Кристиной Джонсон, новой няней Салли.
Картер и не подумала извиниться за опоздание. Как и не сделала попытки взять Салли на руки, что возмутило Монику.
— Я уволила прежнюю няню, — объяснила она немного гнусавым голосом. — Та не сообщила мне, что Салли весь день кашляла. Но я знаю, что Кристина подобной ошибки не допустит. У нее отличные рекомендации.
Она повернулась к Кристине.
— Почему бы тебе не одеть Салли, пока я беседую с врачом?
Когда Моника в сопровождении Рене Картер выходила из палаты, Салли захныкала. Моника не стала оборачиваться. Вместо этого, расстроенная тем, что девочку забирает домой такая безразличная с виду мать, она строго предупредила Картер, чтобы та обратила пристальное внимание на аллергию у дочери.
— У вас есть домашние животные? — спросила она.
После секундного колебания Рене Картер уверенно ответила:
— Нет, у меня нет на них времени, доктор.
Потом она, проявляя заметное нетерпение, слушала объяснения Моники по поводу того, как важно наблюдать за симптомами астмы у Салли.
— Вполне понимаю, доктор. Мне хотелось бы, чтобы вы стали нашим педиатром, — торопливо сказала она, когда Моника спросила, есть ли у нее вопросы. Потом позвала: — Кристина, ты готова? Я опаздываю.
Она повернулась к Монике.
— На улице меня ждет машина, доктор, — объяснила она. — Отвезу Салли с Кристиной домой. Конечно, перед уходом я позабочусь, чтобы все было хорошо.
— Не сомневаюсь. Позвоню вечером, чтобы узнать, как дела у Салли. Вы ведь будете дома? — спросила Моника, не заботясь о том, что говорит ледяным осуждающим тоном. Она заглянула в карту. — Вот это ваш правильный номер?
Когда Моника произнесла номер, Рене Картер нетерпеливо кивнула и поспешила в палату.
— Кристина, ради бога, поторопись! — выпалила она. — У меня мало времени.
11
«Он встал на тропу войны, — подумала Эстер Чемберс, когда в среду после ланча Грег Гэннон прошел через приемную, словно не замечая ее присутствия. — Что произошло с утра?» Она видела, как он вошел в свой кабинет и взял папку, которую она ему приготовила. Через минуту он уже стоял у ее стола.
— У меня не было времени просмотреть эти материалы, — отрывисто произнес он. — Вы уверены, что все в порядке?
Ей захотелось ответить в том же тоне: «Назовите хотя бы один раз за тридцать пять лет, когда что-то было не в порядке». Но вместо этого она покусала губы и спокойно произнесла:
— Я два раза проверяла, сэр.
С растущим негодованием наблюдала она, как он широкими шагами идет к двустворчатой застекленной двери и сворачивает в коридор, ведущий к конференц-залу фонда Гэннона.
«Он нервничает, — поняла Эстер. — О чем ему волноваться? Его денежные средства имеют прекрасный оборот, но половину времени он пребывает в ужасном настроении. Я устала от этого, он становится все неприятнее». В приступе раздражения она вспомнила, как двадцать пять лет назад, едва умер отец, Грег объявил, что переводит офисы как инвестиционной фирмы, так и фонда в роскошные помещения на Парк-авеню. Именно тогда он сказал ей, что для соблюдения формальностей лучше будет, если она станет обращаться к нему «мистер Гэннон», а не «Грег».
Теперь они размещались в еще более роскошных помещениях центра «Тайм-Уорнер» на Коламбус-серкл.
— Папа был героем для простолюдинов, но мне не нужны больше в качестве клиентов мясники, пекари, кондитеры, — саркастически говорил он.
«Не то чтобы он оказался не прав в ориентации на крупных клиентов, — думала Эстер, — просто нельзя пренебрегать делом отца. Может, он и достиг больших успехов, но что-то мне не верится, что все эти особняки и его трофейная жена принесли ему много счастья. Могу поклясться, эта женщина чаще всего произносит слова „я хочу“. А сыновья, обиженные на него из-за такого отношения к их матери, вообще перестали с ним разговаривать. Ну а прямо сейчас он, вероятно, бьется на заседании правления с братом».
— Я устала от них обоих.
Эстер не сразу поняла, что разговаривает вслух. Она быстро огляделась по сторонам, но в офисе никого не было. Тем не менее она почувствовала, как у нее зарделись щеки. «Как-нибудь я скажу все, что о них думаю, и это будут не слишком приятные слова, — пообещала себе она. — Зачем я здесь торчу? Я могу себе позволить выйти на пенсию. Продам квартиру и куплю дом в Вермонте, вместо того чтобы каждое лето снимать там жилье на пару недель. Мальчики любят кататься на лыжах и сноуборде. Манчестер — красивый городок, и поблизости от него прекрасные зимние курорты…»
При мысли о внуках сестры, которых она любила, как родных, ее губы сложились в непроизвольную улыбку. Нет ничего лучше настоящего, подумала она, повернувшись на кресле к компьютеру. Улыбаясь еще шире, она создала новый файл, озаглавив его «Пока, Гэнноны», и начала набирать текст:
«Уважаемый мистер Гэннон, чувствую, пришло время после тридцатипятилетней службы…»
Последний абзац гласил:
«Если желаете, я буду рада в течение месяца подбирать возможных претендентов на мое место, если вы, конечно, не хотите, чтобы я ушла раньше».
Эстер подписала письмо, чувствуя, словно с плеч свалился груз, засунула листок в конверт, а в пять часов положила конверт на стол Грега Гэннона. Она знала, что он может заняться просмотром корреспонденции после заседания правления, и хотела, чтобы у него была возможность вечером переварить факт ее ухода на пенсию. «Он не любит перемен, если только сам не предлагает их, — подумала она, — а я не хочу, чтобы он принуждал меня остаться дольше чем на месяц».
Секретарь разговаривала по телефону. Эстер помахала ей рукой и спустилась на лифте в вестибюль, раздумывая, заглянуть ли в супермаркет внизу. «Сегодня мне ничего не нужно, — решила она наконец. — Пойду домой».
Она направилась по Бродвею к своему дому напротив Линкольн-центра, наслаждаясь прохладой и порывами свежего ветра. Для некоторых зима в Вермонте, наверное, чересчур студеная, но Эстер любила холодную погоду. Конечно, будет не хватать городской суеты, но что поделаешь.
Войдя в парадную,