class="p1">Однажды я случайно услышал, что наша домохозяйка, замечательная добрая женщина, работавшая по дому с самой покупки фермы, посоветовала Лили обратиться к психологу. Она слышала, что хороший психолог может вылечить человека, имелся в виду, конечно, я, от последствий сильных переживаний и потрясений. Но Лили только поблагодарила её. Лили понимала, что если её любовь и рождение сына не смогли помочь, то никто не поможет, разве что только время. А ей надо просто меня горячо любить, верить и надеяться, а не искать хорошего психолога.
И я скучал по Тому. Он связывался со мной. Но нечасто и ненадолго. Мы смотрели друг на друга и всё понимали. Даже слова были не нужны. Том, конечно, говорил, что Лили после рождения сына стала ещё красивей, как смышлён и симпатичен мой мальчик, как прекрасен наш сад и многое другое, но совсем несущественное. А я спрашивал, когда он прилетит к нам? Он смущённо смотрел и отвечал, что попозже, сейчас у него важная работа. Я спрашивал, чем же он занимается, и он снова уклончиво отвечал, что ведёт бизнес и много разъезжает по Марсу, поэтому выходит на связь с разных мест. Тогда я перестал расспрашивать о его жизни и просто просил беречь себя и с любовью смотрел на него. А он смотрел с любовью на меня, и повторял, что он обещал встретиться со мной, и выполнит обещание, но надо подождать.
Том чувствовал, что счастливая семейная жизнь не залечила кровоточащую рану в моей душе. Но он не мог мне помочь, и больше боялся разбередить её ещё больше. А я понимал, что Том примкнул к тем, кого лейтенант называл повстанцами, и что он нечасто выходит на связь и тем более не прилетает к нам по главной причине, чтобы не вызвать подозрений ко мне и не раскрыть своё местопребывание.
Лили видела, что я скучаю по Тому, и хотела помочь, однажды предложив, что может ей поговорить с ним. Но я отказал, сказав, что Том очень занят и, не надо его сейчас беспокоить. Лили всё поняла, она всегда всё правильно и быстро схватывала.
Прошло три с половиной года земной жизни. Я уже перестал быть десантником, но счастливым садоводом, которого окружают любимые люди, красивый мир и приятные заботы, так и не стал. Глаза Младенца продолжали также смотреть на меня. И я понял, что время не способно меня излечить. Пусть я так проживу десять, двадцать лет, взгляд Младенца будет неизменно преследовать меня. Должно что-то произойти, какое-нибудь событие, изменение, встряска, и только тогда есть шанс освободиться от этих глаз и по-настоящему жить, а не существовать с постоянной ноющей раной в душе и часто пронизывающей болью в сердце, когда глаза Младенца снова заглянут в меня. Но какие изменения могут наступить, когда всё так хорошо складывается, и будущее безоблачно и прогнозируемо? Все вокруг счастливы, и Лили и Поль. Они, конечно, готовы принять любые изменения и выдержать любые испытания ради меня. Но что мне нужно? Я сам не знаю, что мне нужно сделать. Бросить всё, полететь к Тому и защищать непонятные мне чьи-то идеалы? Может, стать странником и рассказывать всем о глазах Младенца? Может, пожертвовать своей жизнью ради жизни других? Но где и как? У меня нет страха смерти, и я готов умереть. Я хочу жить, жить для Лили и сына, но если глазам Младенца необходима моя смерть, я готов умереть. Только надо мне помочь понять, где и как. Чтобы у моей жертвенной смерти был смысл.
Боль, сомнение давили на меня. И где бы я не находился, чтобы не делал, я всё время спрашивал себя, а что же дальше? Не может так продолжаться вечно, я не хочу терпеть это вечно. Лили чувствовала мою боль и сомнение, но тоже ничем не могла помочь. Она своим вниманием, заботой и изобретательностью (нежная любовь и ласки, интересные развлечения и путешествия, активное привлечение меня к решению возникших проблем и новых задач) притупляла их, но вылечить не могла. И её глаза печалились от моих страданий и её бессилия.
Но, настал день, и произошли те события, которые я предчувствовал и ждал, которые вырвали меня из привычной обстановки и дали шанс что-то изменить во внутреннем мире.
Я занимался экономическими расчётами, когда неожиданно в комнату зашли три человека. Двое навели на меня лазерные автоматы, а третий быстро подошёл ко мне, резко завёл мои руки за спину и профессионально застегнул наручники.
– Здравствуй, Лексис. – поздоровался один из них, видимо главный, и сел напротив меня. Остальные остались стоять. Один за спиной, другой с боку. – Извини за вторжение в твои частные владения, но у нас к тебе важное и безотлагательное дело. Нам нужен осмий.
Я сделал непонимающее лицо. Я действительно в первый момент не понял о чём идёт речь, но быстро всё вспомнил и сообразил. Главарь никак не прореагировал на мою искусственную реакцию. И я понял, что у него есть план, хороший план, и мне не удастся его сломать, но попытка не пытка.
– Не понимаю, о чём ты говоришь, – ответил я, акцентировано произнеся слово «ты», чтобы выделить его бесцеремонное обращение и моё нетерпение неуважения. – И вообще, кто вы такие, чтобы так нагло ворваться в мой дом.
Я ещё хотел продолжить о незаконности их действий, но человек перебил меня.
– Меня зовут Антон, – представился он, но я сделал вид, что меня совершенно не волнует, как его зовут, тогда он уточнил, – нам стоит познакомиться поближе, поверь мне. Я знаю, что приблизительно четыре года назад ты со своими дружками украл осмий. Где он?
– Хорошо, я не буду лгать, действительно всё было так, только было золото, и мы его продали. – Я понял, что кто-то из участников тех событий поделился совместным прошлым, и отрицать было уже бесполезно.
Антон вытащил из кармана пару листов бумаги и развернул передо мной. – Вот информация о транспорте, который ты с другими десантниками ограбил и уничтожил. Здесь ясно написано, что в качестве груза перевозились два ящика по сто килограмм под такими-то номерами с грузом оборудования. А вот это показания одного из повстанцев, где указано, что под оборудованием скрывался осмий. Кроме того, один из твоих бывших дружков-мародёров всё рассказал о той операции. Я был просто поражён твоей дерзости и смекалке. Скажу честно, мне нравятся такие люди.
Я непроизвольно ярко вспомнил те события. Я стал убийцей и мародёром поневоле, выполняя приказ. Потом, когда я увидел глаза Младенца,
