Ну да бог с ним, думаю, стоит упомянуть. Было дело, после одной операции, когда погиб Шарик (он сам требовал звать его Шар, но народ у нас был в отряде весёлый, так что Шарик часто на нас злился), полковник ушёл в нашу увольнительную, с нами. Всем отрядом тогда поминали братана своего. За успех операции ни один из нас тогда не выпил. Какой к чёрту успех, если один из нас с задания не вернулся? Командование поблагодарило, наградило, задачу «Кондор» выполнил, только для нас это было чистым поражением. Вот и поминали мы Шарика…, полкан, тогда укушался не слабее прочих. Был у нас с ним пьяный разговор и запомнился мне он очень хорошо, хоть и был я не трезвее полковника. Не хочу рассказывать вам всё. Многое не слишком мне приятно, да и то, что вспомнилось, тоже приятным не назовёшь, просто…, мне кажется важным именно это, последние слова полковника, перед тем как он вырубился.
Не скажу дословно — не так хороша моя память. Но суть была проста — кондоры, не должны покидать службу. Полковник считал, что мы опасны для общества и наша судьба воевать всегда, пока не ляжем на поле боя. Он тогда сгрёб меня за шкирку и зарычал прямо в ухо:
— Старыми! Мы должны оставаться там, в бою, но старыми! Не молодыми Серый. Старыми!
Вот так. Полковник считал, что нельзя нас выпускать. Почему? Андрей доказал на ярком примере, насколько могут быть опасны боевые офицеры «Кондора». Я иногда думаю про это. И, к сожалению, с каждым годом всё больше соглашаюсь с полковником. Мы ведь не умеем иначе. Годы тренировок, службы — стоит чуть ослабить контроль, и начинаешь действовать на автопилоте. Так, как учили. И тогда на пути кондора лучше не становиться. Нас учили не мордобою, а быстрому уничтожению противника, продвижению вперёд и такому же быстрому отступлению, что бы после выйти к месту эвакуации…, стоит забыть о том, что ты уже не там, что перед тобой не враг, а просто гражданский придурок и появляются трупы, с морем проблем…
Слишком долго я прожил, что-то философские мыслишки донимать начинают…
— Крэдок твою мать! Не мешай, я потом гляну. — Произнёс печальный молодой солдат.
— Серёжа, муууррр, можешь глянуть потоммммм. Но мне бы хотелось мррр, знать какой именно частью своего тела, ты будешь смотреть потом, когда это искривление развалит корабль на кучу атомной пыли? — Произнёс некто, мягко ступавший по верхней панели единственной бортовой нейро активной капсулы.
— Мля… — Сказал, солдат, бывший главным и единственным пилотом корабля, стукнув кулаком по левой сенсорной панели. — Крэдок, умеешь ты настроение поднять. Не зря ты рыжий. Лан, секундочку, только вырублю эту хренотуру.
— Серёжа, тебе рррасказать где у неё кнопочка отключения?
— Иди нафиг.
Рыжая мордочка, недовольно сморщенная, показалась над краем входного отверстия капсулы и оскалив зу………………………………откл;%;:?бюч幫ние№;:?%%:ы*?(«№,…………………….
Так, остановился я на парке…, а, да, я решил навестить это место. Выпив коньяку (не ради пьянства, просто, что бы вспомнить, как это пить дешёвый коньяк дома у себя на кухне), в радужном расположении духа я отправился навещать старый городской парк. Оставив машину на стоянке в паре кварталов от парка, довольно таки весело насвистывая, я двинулся к цели своего маленького путешествия. Уже издалека завидев парк, я начал терять хорошее настроение с каждым своим шагом. Когда-то вблизи парка было официально запрещено строить здания выше двух этажей. Первое что меня неприятно поразило это наличие сразу трёх высоченных громадин по периметру парка. Причём одна плотно загораживала, чуть ли не половину всего зелёного массива. Не ровен час — снесут парк, и построят на его месте ещё один такой же памятник архитектурной импотенции.
Когда добрался до него, то первым делом двинулся по одной из главных аллей. Их тут было четыре и от множества извилистых асфальтированных дорожек они отличались только шириной и были прямыми як стрелы. Они вели прямиком к пруду в центре. Так я, не спеша, по аллее этой и шёл. Свистом подавился меньше чем через минуту. Было тихо, ветер слабо шевелил листву деревьев, лениво гнал по дорожке кипы смятых бумажек — помню в первый момент, мне показалось, что я иду по Андае. Была такая деревенька, городского типа, в Сомали. Жители её бросили, а нескольких черноликих местных воинов, что там окопались, мы уже положили. Деревню зачистили и вот пока ждали, чего решит командир, просто болтались там, осматривали улицы, дома. Двое торчали на крышах, контролируя периметр, а остальные бездельничали, вот и бродили по опустевшей местности. В штабе никак не могли решить, толи выводить нас, толи организовать засаду, толи двинуть отряд в джунгли. В конце концов, послали в джунгли, но речь не о том. Пока мы ждали и шатались по окрестностям, меня не покидало чувство, что всё вокруг мертво и кроме нашего отряда, живых нет в радиусе минимум полусотни километров. Даже показалось, что ещё немного, и мы тоже сгинем в этой деревне, немного похожей на город. Просто в воздухе растворимся, и останется этот брошенный людьми посёлок, пустым призраком. Жуткое было чувство. Вот и в парке я ощутил тоже самое.
Правда не долго меня преследовала меланхолия сия. Спустя минуту, я застыл посреди аллеи и со вкусом выругался. Прямо по середине асфальтированной дорожки мирно покоилась приличных размеров куча испражнений. Судя по количеству отходов чьей-то жизнедеятельности, принадлежали они человеку. И, вероятно, крупному — нагадил этот некто почти как лошадь.
Так что хорошее настроение галантно сделало ручкой и уступило место злости. Мусор, разбросанный буквально повсюду, начал реально бесить. Дальше я двигался строго прямым курсом, ссутулившись (приходилось поглядывать под ноги, дабы не подорваться на фекальной мине, вроде той, что я успешно миновал). Шёл я тихонько бурча под нос проклятья неприличного содержания и от души подпинывая весь мусор какой попадал в область досягаемости моего ботинка. Я прошёл не так уж и много, когда наткнулся на очередной неприятный сюрприз. Ажурные скамеечки, которые так уважали влюблённые парочки больше не стояли по бокам аллеи — они лежали. По всей дорожке мелкими фрагментами. Только обломки ножек стояли на прежнем месте. Кое-где даже обломки наличествовали не все. Так что от несчастных скамеек этих, жителям остались лишь приятные воспоминания да некоторые фрагменты самих скамеек. Их тут валялось значительно меньше, чем должно было бы быть по идее, но загадку пропажи останков уличной мебели решил один взгляд брошенный окрест себя. В глубине дремучих зарослей, кто-то протоптал дорожку и маленькую полянку, а на ней оставил кострище и обгоревшие головёшки деревяшек. Взгляд, брошенный в сторону рукотворной просеки, выявил и другие чудесные изменения, коснувшиеся местной зелёной зоны. Деревья, точнее их кора, претерпели своего рода искусственные мутации. Кора берёзок, дубов и других лесных великанов внешне изменилась. От самой земли, на два метра вверх, ближайшие к дорожке деревья были густо испещрены вырезанными в коре надписями. Можно даже сказать историческими, ибо написали их не просто так. Каждая надпись содержала информацию о делах минувших, днях прошедших. Конкретно о том, что тут случалось с людьми. А некоторые надписи даже описывали душевное состояние их авторов в момент вырезания надписей и так же касались некоторых философских материй. Вот так. Культурный нынче пошёл народ со дна общественной жизни. Проклятье…
