Замечание опытного Володьки Назарова о возможности личной примерки и соображения о технической безопасности… гм… данного изделия для участников конечно же не прошли мимо моего сознания. И вечером я, конечно, как можно понятней разъяснил новые возможности Надежде, торопясь и размахивая руками.
— А ты примерь… — вдруг прищурила один глаз моя верная партнёрша. И видя, что я замешкался, откинулась на кровать. — Натяни, ну… Я посмотрю.
Я неловко и неуклюже — в первый раз, всё-таки! — надел прохладное колечко и раскатал тонкую резину на своем подопытном орудии, которое Надя, как подлинная ассистентка, помогла привести в надлежащее экспериментальное состояние.
— Эк ведь, какая ладная штука! — удивилась она. — И почти впору. А не лопнет, не порвётся? — и подозрительно взглянула на моё покрасневшее от упражнений лицо.
— Ну… — ответил я. — Прочней резины на рогатке!
— Вот раздольице-то! — выпалила Надежда и, закинув руки за голову выгнулась и потянулась так, что хрустнули позвонки. — Спробуем?!
…В те годы я не слыхал лихого флотского оскорбления: «Гондон ты штопаный!» А если бы и услышал — пропустил мимо ушей. Потому как я свой… гм… защитный костюмчик не штопал. От известного животного — енота-полоскуна я отличался тем, что тот енот полоскал рыбу перед тем, как её съесть, а я… извините за подробность! — полоскал свой использованный резиновый чехольчик после. Выворачивал наизнанку, тщательно мыл, полоскал, освобождая от липкого содержимого, и снова скатывал в аккуратное колечко… Сколько же контактов выдержало это заморское изделие? Да, должен со всей откровенностью признать: качество резины оказалось отменным!
Боже ж ты мой милостивый! Сколько же надо было преодолеть морских миль, скольких военных опасностей избежать этой картонной коробке, которая в соседстве с другими такими же коробками бок о бок теснилась в тесном холодном трюме корабля очередного союзнического конвоя, чтобы ему доставить в Архангельск эту продуктовую посылку с загадочным вложением в виде резинового кружочка!
Я многого тогда не знал. Не знал, разумеется, и о подробностях появления в моей жизни маленького чуда — солдатского презерватива. Да… Помощь наших благородных заокеанских союзничков, сухой паёк американской морской пехоты, залежавшийся в обширных армейских хранилищах, — вот что это было такое. Через сорок пять лет после победы в изнурительнейшей войне, когда Россия — уже в мирное время! — снова окажется у края голодной пропасти, весьма похожие коробки снова прибудут в нашу страну, только будут называться не «лендлизом», а — «гуманитарной помощью»…
Освободиться от старья, у которого истёк срок хранения, и отпасовать его обессиленной и обескровленной, голодной России — это всегда было и экономически выгодно, и политически эффектно!
Ах, как армейские снабженцы и врачи заботились о здоровье своих парней! Ведь их могло занести Бог знает куда, и они могли от безысходности и отсутствия свободного выбора вступить в беспорядочные половые контакты черт знает с кем! Разумеется, всего предусмотреть не могут самые стратегически продвинутые умы, но кое-что… особенно то, что касается естественных человеческих потребностей, — предусматривать необходимо…
… В хмурых водах северной Атлантики транспортные караваны подкарауливали, словно хищные безжалостные акулы жирных тунцов, немецкие субмарины, жадно обшаривая серый горизонт подслеповатыми глазами перископов.
И сколько же транспортников не смогли увернуться от торпеды, нацеленной в незащищённый бронёй борт! И картонные коробки с едой, так необходимой живущей впроголодь России, намокали в солёной морской воде, вытягивались в рваную пробоину в трюме и тяжело тонули, тонули, тонули…
Напрасно и бесславно.
А всплывшая на расстояние прямой наводки подлодка прицельно расстреливала спасательные шлюпки с беспомощными моряками.
Обогнув нейтральную Норвегию, в Баренцевом море, в узком проходе, зажатые между берегом Кольского полуострова и кромкой полярных льдов, — в этом природном фарватере транспортные суда становились особенно лакомой и относительно лёгкой добычей.
И снова, и снова звучал реквием по каравану номер такой-то… От каких же грандиозных катаклизмов, от каких всемогущих случайностей ускользнул этот… как его? — «рабочий комбинезончик для безопасного секса», чтобы попасть, наконец, в руки смышлёному славянскому пареньку?!
ПОБЕДНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ
Татьяну долго уговаривать не пришлось… Она — по старой дружбе — рискнула стать первоиспытательницей!
Танюра с готовностью призывно распахнула бёдра, открыв влажную промежность нежного цвета свежепросольной сёмги. И рассталась с девственностью без малейшего сопротивления, легко, весело и безболезненно.
Только позже, через месяц-другой я заметил, что в её движениях появилась особая плавность, как у кошки, когда она бесшумно, готовая к опасному прыжку, скользит на мягких лапах с убранными внутрь когтями.
А вот с главной пропагандисткой безопасного метода Надеждой у меня получился конфуз…
…Честно признаюсь: как я ни стучался, как я ни старался войти в вожделенные распахнутые двери — с первого раза мне это не удалось. Пристыженно я закончил попытку у самого входа.
— Может, заросло? — с нешуточным испугом предположила Надежда.
— Не боись, — не теряя самонадеянности, лихо ответил я, — прорвёмся!
Я, конечно, и не подозревал, что это оказалась вполне жизненная игра слов!
За одним исключением!
— Тебе так понравится — за уши потом не оттянешь! — обещала Наинке её старшая сестра. Но Наинка ни за что не сдавалась, как мы все трое её ни уговаривали… И даже то, что наши неистовые соития часто происходили у неё на глазах, не действовало на неуступчивую староверку! И неизменные чёрные трико с резинками чуть выше колен приросли к ней, словно вторая кожа!
Хотя в наших совместных играх она по-прежнему принимала активное участие…
Танюру и в постели не покидало чувство юмора. Посреди самых житейских наших занятий могла вдруг прозвучать её совершенно неожиданная лукавая просьба:
— Лёнчик, что-то я себя неважно чувствую… Поставь-ка мне свой «градусник»!
И как вы прекрасно понимаете, местечко для этого самого «градусника» предназначалось явно не под мышкой!
