— Конечно, это не моё дело. Но об этом говорит весь город, так что тайны уже нет. Лучше факты, чем слухи.
— Простите, но не могу быть ничем полезным, — кисло ответил Джеймс. — В этом городе вообще слишком много говорят. А вы с Кэри создаёте ещё один несуществующий скандал. Не вам говорить о фактах и слухах.
Так-то лучше. Питер быстро выпалил:
— Вот об этом-то я и хотел с вами поговорить. Пойдёмте посмотрим, не найдётся ли пива в гостинице?
— После того, что вы сделали вчера ночью, говорить не о чём.
— А я думаю, есть. Вдруг пиво поможет.
— В любом случае, давайте уйдём с жары.
Они прошли по Еловой улице, пересекли дорогу и подошли к «Каретам и лошадям». Питер заказал два пива, и они уселись в тени сада. В пустом саду было чуть прохладнее, чем внутри.
Несколько минут сидели молча, потом Питер сказал:
— Знаете, Брюстер, если будете продолжать так себя вести, город вас заподозрит.
— В чём заподозрит?
— В убийстве.
Джеймс с силой опустил кружку, пиво выплеснулось через край и ручейками потекло по столу.
— А кто, хотел бы я знать, говорит об убийстве?
— Ну, конечно, определённо мы ещё не знаем, пока не получили результатов вскрытия, но нам с доктором Скоттом и Кэри не понравилось это дело, как только мы увидели тело Кэтрин. Симптомы явно свидетельствуют об отравлении...
— Яд? Вздор! Она приняла слишком большую дозу. Мы все знали, к чему это когда-нибудь приведёт, если она не прекратит.
— Да. Все знали. Великолепный предлог, верно, Брюстер?
— Послушайте, на что вы намекаете?
— Вчера вечером вы попытались всё замять. Решили, что доктор Тед промолчит. Но он не промолчал. Даже если бы нас с Кэри там не было, он бы не стал молчать. Он не деревенщина, Джеймс. Тут вы просчитались.
Джеймс ухватился за край стола. Пиво показалось ему кислым.
— Вы меня оскорбляете, Мохан. И у вас нет никаких оснований...
— Ну, хорошо. Вчера днём вы отправились искать Кэтрин. Где вы её искали? Если вам нечего скрывать, вы должны охотно всё рассказать.
Лицо Джеймса позеленело. Он опустил голову на руки и ничего не ответил.
— Вам нужно оправдаться, Брюстер. Вы знаете это так же хорошо, как я. Почему бы не сделать это сейчас? После вскрытия будет сложнее.
Джеймс волосатым пальцем начал что-то выводить пивом по деревянной поверхности стола.
— Ну, хорошо, — начал он медленно, очень тщательно подбирая слова, — вначале я сходил на Ферму. Обыскал всё это проклятое место. Там не было ни души. Потом пошёл на поля. Вы, вероятно, слышали, что мы с Кэтрин собирались пожениться. Она этого хотела и была одержима мыслью о том, что я построю для неё дом...
— А вы не были одержимы?
— Нет. Дьявольщина, я не из тех, кто женится, Мохан. Вы это знаете. Мне уже под пятьдесят... До сих пор удавалось избежать, и я намерен и дальше так продолжать.
— Что же вы тогда здесь сегодня делаете?
— Что? О, просто смотрел в последний раз... — мрачно сказал Джеймс. Он достал носовой платок и вытер лоб.
— Ну... нашли вы Кэтрин?
— Да. Вернее, нашёл её тело.
— Что?
— Да. Её не было в полях, поэтому я пошёл в книжный магазин. Она сказала, что собирается отнести книгу, которую брала в воскресенье. Она и была там... как вы её увидели... мёртвая в этом проклятом гамаке. А книга лежала на земле. Я... я поднял её. А потом запаниковал. Боже, я не хотел жениться на этой... на этой женщине... но я не хотел, чтобы она умерла.
— Вы в этом уверены?
— Что? Послушайте, Мохан, вы ведь не обвиняете меня? Я вам правду говорю, хотя один Бог знает почему, — Джеймс неуверенно встал. — Мне плохо. Это всё, что я могу сказать. Больше того, я не отступлю от своих слов, что бы ни показало вскрытие. Я оставил... тело... как оно лежало. Книга у меня в квартире, если она вам нужна.
— Да. Я схожу с вами и возьму её. Кстати, Брюстер, — добавил полковник, выходя вслед за старшим мужчиной из гостиницы, — почему же вы не сообщили об этой... гм... своей находке... например, доктору Скотту?
— Слушайте, Мохан, я и так сказал слишком много. Признаюсь... я вёл себя глупо... мне... ну... просто не хотелось впутываться в это дело. Мне нужно думать о своих профессиональных интересах... и о своей репутации в городе. Она умерла. Тут я ничего не мог сделать. И решил, пусть лучше кто-нибудь другой обнаружит тело... Это правда.
— Понятно. Всё ясно, Брюстер. И вы пошли... куда?
— К себе на квартиру. Не хотелось смотреть на это сборище в церкви. Я выпил. Позже снова пошёл на Ферму... не спрашивайте когда... я сам не знаю. Но пробыл там недолго, и тут вы позвонили... И больше мне сказать нечего.
— Ну, спасибо, Брюстер. Как я уже сказал, всё абсолютно ясно.
Пока мужчины медленно шли по Буковой улице к квартире Джеймса, Фредерика приходила в себя в кресле в книжном магазине мисс Хартвел. Она всё ещё видела, как смотрит на неё Роджер, как сжимаются и разжимаются его кулаки. Но она вела себя как ребёнок. Марджи Хартвел повела бы себя лучше.
Марджи Хартвел. Бедная девочка, с этим её жалким убежищем в старой теплице. Неудивительно, что она появляется так внезапно. Неудивительно, что ей не нравится присутствие чужой женщины в магазине её тётки. Но почему её недовольство такое сильное? Всю неделю она скорее мешала, чем помогала Фредерике. Даже нарисована безобразную карикатуру на страницах рукописи. Рисунок неумелый, но сходство несомненно. И, конечно, никаких сомнений в авторстве рисунка, хотя Марджи от всего отказалась. Надоедливый подросток, причиняющий множество неприятностей, но в свете сегодняшних открытий её скорее следует пожалеть.
Питер Мохан её жалеет, но с ним она ведёт себя гораздо лучше. Вероятно, он и Роджера пожалеет, а страхам Фредерики не посочувствует. Но ему придётся согласиться, что и Марджи, и Роджер ненавидели Кэтрин Клей. Впрочем, в этом ничего необычного нет. Никто не любил Кэтрин, даже Джеймс Брюстер, если только его отношение к ней в гостинице в прошлое воскресенье не объясняется какой-то любовной размолвкой. Хотя на это было не больно-то похоже. Нет, если Роджер говорил правду, никто не любил Кэтрин, даже её собственная мать.
Но эти мысли ни к чему не приведут. Фредерика взглянула на часы и, к своему изумлению, обнаружила, что всего лишь начало четвёртого. Она встала, пошла в кабинет и решительно придвинул* к себе рукопись. На этот раз она немного продвинулась, но становилось всё более жарко и вскоре она начала клевать носом.
После недолгой борьбы она встала, еле-еле поднялась по лестнице и упала на кровать. И сразу погрузилась в тяжёлый сон и не просыпалась, пока церковный колокол не прозвонил шесть. Неудачно повернувшись, она проснулась и сразу почувствовала пугающую тишину. Чтобы успокоиться и вернуться к здравому смыслу, Фредерика быстро встала, прошла в ванную и умылась холодной водой. После этого она почувствовала себя лучше, но всё равно остро ощущала своё одиночество в пустом доме. «Книжный магазин с привидениями», подумала она. И привидений слишком много. В неожиданном порыве она решила переодеться и поужинать в гостинице.
Когда она вышла из дома, невесть откуда взявшиеся грозовые тучи наползли на солнце. Фредерика посмотрела на небо и решила вернуться за дождевиком. Дом показался ей ещё более пустым, чем обычно, и она страшилась одной только мысли о возвращении в темноте.
Подходя к «Каретам и лошадям», она услышала изнутри гул голосов. Боже, подумала она, словно осиное гнездо. Тут, должно быть, собрался весь город. И услышала, как сама говорит вслух:
— Надеюсь, это не приём.
К её изумлению, кто-то рядом ответил:
— Не приём. Просто всякий, у кого есть здравый смысл, посещает специальные ужины. Ужин подаётся в буфете и пользуется большой известностью.
Голос с лёгким иностранным акцентом, слегка свистящее «с"» показалось Фредерике знакомым, она быстро повернулась и увидела позади себя Филиппину Саттон.
— Боже, я и не слышала, как вы подошли. Мне пора перестать разговаривать с собой. Я слишком одиноко живу.
— Простите, если я вас испугала. Я надеваю эти сандалии в лаборатории и часто забываю их снять вместе с халатом. Простите. Я не понимала, что подбираюсь к вам втихомолку.
— Всё в порядке. И я рада вас снова увидеть.
И это правда. Из всех жильцов Фермы Филиппина — самая привлекательная и дружелюбная. Миссис Саттон словно принадлежит иному миру, она как будто закуталась в волшебную мантию и не видит обычных людей. Возможно, несчастная женщина поступает так, чтобы уйти от тревог и беспокойств жизни. Что за необычная семья! Питер рассказывал, что мистер Саттон умер в 1929 или 30 году. О нём тоже поговаривали — будто бы он повесился, когда его одолели финансовые неприятности. А миссис Саттон осталась с Кэтрин, наркоманкой, эгоистичной и — если слова Роджера правдивы — жестокой. Сам Роджер, неудачник в послевоенном мире, невротик, доведённый почти до безумия своей ненавистью к сестре. Кто ещё? «Ма» Хартвел, ведущая там дела. Просто деревенская сплетница, какой кажется, или гораздо более зловещий персонаж? Её дочь Марджи, склонная к худшим проявлениям подростковых комплексов. И все эти абсолютно непохожие друг на друга люди живут на Ферме — и с ними Филиппина, которая ладит со всеми. Не очень ей там хорошо живётся, решила Фредерика, входя вслед за француженкой в переполненную гостиную.
