— Прости.
— Ладно, — Катя нехотя улыбается, — еще не хватало нам разругаться. Начали за здравие, а кончили за упокой.
— Как раз здравия в нашем разговоре и не было. Ты начала свой рассказ с того, что боишься своего бывшего мужа… Ты хоть развелась с ним?
— Нет, — говорит Катя и краснеет. — Как бы я это сделала? Тогда он бы сразу меня нашел.
— А так — не сразу, — все же не выдержав, ехидничаю я.
Что-то и в самом деле я сегодня разболталась. Катина нервозность действует на меня не лучшим образом. Кроме того, подруга поворачивается ко мне другой, прежде неизвестной стороной, и я невольно напрягаюсь в ожидании, что за откровения я сегодня еще услышу.
Потому честно и признаюсь:
— Не обращай на меня внимания. Сама не знаю, чего вдруг стала на тебя вызверяться. Просто я не ожидала от тебя таких признаний и удивлена, почему ты до сих пор молчала. Неужели твоя откровенность заставит меня по-другому относиться к тебе?
— Не спеши, Ванесса, это далеко не все. Добавь к прежним откровениям еще одно: твоя подруга — воровка!
— Катя!
— Нет уж, теперь ты меня не останавливай! Хотела — получи… Два года, что я с Димкой сидела дома, я только тем и занималась, что воровала у мужа деньги под любыми предлогами и складывала их в огромного плюшевого медведя, из которого, подпоров швы, потихоньку вынимала его содержимое. Вечерние платья я покупала самые дешевые — ведь при этом мы же с мужем должны были появляться на всяких там тусовках, а потом с помощью машинки и какой-то матери… понятное дело, своей фантазии, я создавала чудеса моделирования. Как нечистая на руку домработница я обсчитывала его на чем только можно. Благо он меня не особенно и проверял… Что ты на меня не смотришь с укоризной?.. А на самом деле едва сдерживаешься, чтобы не рассмеяться!
И тут я расхохоталась. Но ведь совсем не было смешно. Голову мне, что ли, во время сна подменили?!
Катя сначала смотрит на меня недоуменно, а потом, заразившись, тоже начинает смеяться.
— Те, которые бегут из казематов, сушат сухари, — отсмеявшись, говорю я, — а ты сушила… баксы, наверное?
— Конечно, — соглашается она, — бежать в никуда… то есть ни с чем мне не хотелось. Я всегда мечтала открыть собственное ателье. Но не думай, что всю сумму мне удалось получить с мужа. Я написала письмо отцу. На конверте приписала: лично, — чтобы прочел только он. Такое слезливое-слезливое. Мол, когда я увлекалась наркотой, я задолжала одному мафиози десять тысяч баксов, и теперь он шантажирует меня, угрожает украсть Димку, а мужу об этом я сказать боюсь… Отец повелся. Позвонил Вениамину Аркадьевичу: мол, он хочет со мной встретиться, если тот не возражает. Конечно же, Самойлов не возражал. Даже своего телохранителя со мной не послал, потому что отец обещал и увезти меня, и привезти обратно. Мы с ним посидели в ресторане, и он тайком от присутствующих передал мне конверт с баксами.
— Ты летела сюда на самолете?
— Вначале. Билет взяла до известного тебе областного центра, потом на двух электричках доехала до крупной железнодорожной станции и только тогда пересела на поезд до нашего города. Здесь у меня жила школьная подруга. Правда, ее я так и не нашла, она куда-то уехала, но у меня с собой были деньги, так что найти квартиру не составляло труда. А два года назад…
— Ты купила квартиру, — договариваю я.
— А потом другую. И машину. И вообще стала на ноги.
— Ну так и в чем проблема?
— В том, что Самойлов может отобрать у меня Димку. Я ведь на учете состояла в Питере. Как наркоманка. И думаю, нигде не отражено, что я больше дурью не увлекаюсь… Если он отберет у меня сына, мне незачем будет жить!
Катя опускает голову в совершенном отчаянии.
— А зачем ты мне все это рассказала?
Я нарочно так говорю, чтобы сбить Катерину с толку и с этой ее истерической ноты.
— Подумала, а вдруг ты сможешь мне помочь?
— Вот именно, вдруг я смогу помочь? И вот я еще и сказать-то ничего не успела, а ты уже в панику ударилась. Для чего на свете существуют друзья, как ты думаешь?
— Неужели ты и в самом деле можешь мне помочь?
— Естественно! — залихватски отвечаю я, с удовольствием отмечая, как в ее глазах загорается надежда.
Глава шестая
Ну вот, теперь она уставилась на меня и не дает куска проглотить!
— Ты зачем меня в ресторан-то позвала? — нарочито возмущаюсь я.
Катя смущается и тоже берется за вилку.
— Я думала, заодно и поедим.
— Правильно. А могу я есть, когда на меня смотрят с такой жадностью? Может, ты считаешь, что одной порции тебе не хватит?
— Прости, — извиняется Катя, но все равно смотрит на меня и ждет, когда я начну говорить.
— У меня есть только одна просьба, — мычу я с набитым ртом, — если ты четыре года молчала, еще пятнадцать минут помолчи, а?
— Хорошо, — соглашается подруга. И начинает машинально жевать.
Я незаметно за ней наблюдаю. Вот она на мгновение остановилась, будто прислушиваясь. Кивнула то ли своим мыслям, то ли ощущениям и принялась наконец жадно есть. В какой-то момент мне опять стало смешно: сколько же времени собственные страхи мешали ей как следует питаться? Показалось, что все не так уж плохо, и она стала есть. Что и требовалось!
Под шумок я заказываю по рюмке хорошего сухого вина. Мы обе за рулем, но вряд ли от такого небольшого количества алкоголя мы утратим навыки вождения.
— Ну что, ты наелась? — наконец спрашивает Катя.
— Наелась. — Я притворно вздыхаю: мол, надо же, и пятнадцати минут не могла подождать! На самом деле я давно научилась есть быстро, особенно когда меня ждут дела. — Ладно, не буду больше тебя мучить. Начнем. Во-первых и даже во-вторых, ты не знаешь, зачем он вообще приехал…
— Я же тебе говорила.
— Это твои домыслы, а я говорю о его планах.
— Так ты считаешь, что мне необходимо с ним встретиться?
— Конечно! А иначе любой тебе скажет, что твои страхи — беспочвенны. Что за привычка зажмуриваться, когда нужно смотреть с открытыми глазами!
— Это ты говоришь не как подруга, а как телохранитель! — обижается Катя. — Зачем иначе он бы стал меня разыскивать?
— А откуда вообще ты взяла, что он тебя разыскивает? Он элементарно узнал твой адрес, например, побывав в адресном бюро или зайдя в твое ателье.
— Никто из моих родственников не знает, что у меня есть ателье. Я даже с родителями не общаюсь!
— Молодец, — говорю я, — совсем как в стишке, который я Мишке читаю:
Длинноногий страусенокОчень-очень грустный был,Потому что он с пеленокОчень солнышко любил.И сейчас оно сияло,Купол неба был высок,А мама сына заставлялаПрятать голову в песок…
— Что у тебя сегодня за настроение? — сетует Катя. — То смеешься ни с того ни с сего, то детские стишки декламируешь… Да, я прячу голову в песок! А что бы ты стала делать на моем месте, живя одна с ребенком и не имея права на защиту закона?
