— А сейчас?
— Сейчас, — девушка на мгновение задумалась, — сейчас у меня есть ты…
Они никак не могли расстаться, стояли в подъезде прижавшись друг к другу, в конце концов они договорились, что Миша вернётся в девять. В это время в подъезд ввалилась весёлая, шумная компания, не дожидаясь лифта они бодро двинули ввех по лестнице. Миша решил проводить Вику до двери. Проехав два этажа, лифт предательски дёрнулся и тихо остановился, в это же мгновение погас свет.
— По-моему мы застряли… — Миша поставил на пол пустую сумку.
Из подъезда доносились гневные голоса соседей, они не стеснялись в выражениях. Судя по всему, электричество отключилось во всём квартале.
— Миша, только честно, это ты сделал? — раздался щелчок, Вика включила фонарик.
— Даже не сомневайся…
Миша почувствовал, как руки девушки обвили его шею, он чуть нагнулся и растворился в её мягких губах.
Они сидели на сумке, уперевшись спинами в стену лифта, держались за руки и тихо разговаривали. На полу в противоположном углу стоял фонарик, худенький лучик света рассеивался где-то на пол пути до потолка. В световой полосе то и дело вспыхивали беспечные пылинки.
— Волшебно… — тихо, чтобы их не спугнуть, произнесла Вика.
— А я с детства не верю в чудеса, — пылинки занервничали и бросились врассыпную.
— Почему, — удивилась Вика.
— Как-то раз, я случайно увидел, как бабушка подкладывала под ёлку подарки, а потом говорила, что ночью приходил Дед Мороз…
— А сейчас веришь?
— Сейчас у меня есть ты…
Внезапно потолок лифта замерцал флюоресцентным светом, кабина ожила, качнулась и нерешительно поползла вверх.
Не успел Миша выйти из парадного, как рядом с ним лихо затормозила белая Нива, из неё вышла Ольга Андреевна.
— Вот удачно, — она обрадовалась увидев Мишу, — ты-то мне и нужен…
Она проворно выскочила из автомобиля, обошла его, открыла багажник и достала из него пакет.
— Держи, — она протянула пакет Мише, — С Новым Годом!
В ярком свете фар, Миша рассмотрел ворсистый, клетчатый шарф.
— Красивый какой…
— Это шотландский… Надеюсь тебе понравится!
— Спасибо!
— Это тебе спасибо, — её голос дрогнул, она обняла его и несколько секунд не отпускала…
В серебренном свете полной луны, Миша увидел как в глазах женщины, заблестели крупные слёзы. Они не скатились, просто повисели немножко на ресницах, а потом сами собой исчезли.
— Ты домой?
— Да…
— Садись, я тебя подвезу…
На улице окончательно стемнело, окоченевшие от крепкого мороза прохожие торопились по домам. Движение стало редким, дорога заняла пятнадцать минут. Ольга Андреевна рассказывала о работе в газете, о планируемой поездке к мужу на Кольский Полуостров, куда требовался специальный пропуск.
В парадном уже во всю провожали Старый Год. На лестничной клетке курили захмелевшие соседи, Сергуня аккомпанировал себе на гитаре «Раскинулось море широко».
— О, Мишаня, спаситель, держи краба… — он перестал играть, поправил бескозырку и протянул руку, — присоединяйся…
— Нет, спасибо… Совсем нет времени…
— Ну хоть сотку прими, по-соседски, — Сергуня, характерным жестом щёлкнул указательным пальцем по горлу, — Новый Год же…
В квартире трезвонил телефон, «Где тебя носит, — голос мамы был сильно взволнован, я тебе целый день не могу дозвониться…» Поговорив с мамой Миша заскочил в душ, потом быстро переоделся и выбежал из квартиры.
Праздник в парадном продолжался, теперь на баяне играл Петрович, а Сергуня зажав зубами ленточки от бескозырки танцевал матросский танец «Яблочко». Вместе с ним, размахивая одинаковыми платочками, плясали две соседки, швеи-мотористки Комбината Верхней Одежды «Большевик», Галя и Валя. Они были одеты в одинаковые платья неопределённого цвета. Стоящие вокруг соседи пританцовывали и дружно хлопали в ладоши. Миша протиснулся между ними и выскочил на улицу. Соседи, в честь любимого праздника простившие друг другу все накопившиеся за год обиды, хором исполняли «Крейсер Аврора».
На остановке Мишу, будто на заказ ждал автобус. Его плоский капот, был едва заметно примят, а круглые прозрачные фары, с тоской разглядывали ночное небо. Миша был единственным пассажиром и сел на самое переднее сидение. В лобовом стекле отсвечивались по локоть закатанные рукава клетчатой рубашки и крепкие руки водителя.
— Тебе натурально повезло парень, — из-за перегородки отделяющей салон от водительской кабины, раздался усталый, — я последний на маршруте, до конечной и домой…
— Спасибо, что подождали!
— Не за что… День сегодня тяжёлый, ещё и напарник на больничном. Натурально симулирует, у него на каждый праздник ОРЗ. Ты-то куда, небось отмечать?
— Отмечать… Вот за девушкой еду, — не удержался Миша, ему просто необходимо было поделиться с кем-нибудь своим счастьем. Слегка хриплый, но тёплый голос водителя к этому располагал.
— А почему без цветов?
— Какие в декабре цветы?
— Погоди парень, — на светофоре водитель потянулся к бардачку, ловко выудил от туда бумажный цветок и протянул его Мише, — держи вот…
Это был очень искусно изготовленный открытый розовый бутон, лепестки цветка были изящно собраны из тонкой бумаги, внутренняя сторона лепестков была белой, наружная красной. Даже слабом освещении автобуса, чувствовалось сколько любви и таланта было вложено в это творение, — мне дочка подарила, сама сделала. Знаешь как называется?
— Нет…
— Оригами, натурально японское художество… Я правда японцев не очень, мой дед на Халкин-Голе погиб… А вот дочка увлекается…
— Спасибо конечно… — Миша продолжал рассматривать оригами, — не жалко такую красоту отдавать?
— Натурально жалко… Но для дела ведь. К тому же у меня ещё есть, она мне их на каждый праздник дарит… Скажешь где, я остановлюсь…
Он затормозил прямо напротив дома, на выходе Миша пожал водителю руку.
— С Новым Годом!
— И тебя парень тоже, натурально…
Дверь открыла Елена Борисовна.
— Здравствуй Миша, с наступающим тебя!
— Спасибо и вас тоже…
— Раздевайся и проходи, Виктория всё равно ещё не готова, — она показала глазами на плотно прикрытую дверь Викиной комнаты. В гостиной работал телевизор: «…На переговорах в Кремле стороны обсудили вопросы, представляющие взаимный интерес. Товарищ Янош Кадар пригласил товарища Константина Устиновича Черненко посетить Венгрию с ответным дружественным визитом. Приглашение было с благодарностью принято…»
Елена Борисовна вышла на кухню и тут же вернулась:
— Вот, примерь… — на шее у Миши появился мягкий длинный шарф, шоколадного цвета, — буквально час назад закончила вязать… Тебе нравится?
— Очень, — Миша обернул шарф вокруг шеи, — спасибо, Елена Борисовна!
— Это австралийская шерсть, чувствуешь какая мягкая и лёгкая?
— Мне правда, очень нравится!
— Я рада, — бабушка улыбнулась и поцеловала его в лоб, сухими губами.
А потом вошла Вика. На ней был тонкий, белый свитер с рассыпанными по плечам блестящими камешками и клетчатая юбка, чуть прикрывающая колени. Камешки сверкали и переливались, рассеивая по потолку фейерверк искр. Бабушка деликатно исчезла. Миша молчал не в силах выдавить из себя слова. Вика улыбалась, понимая его состояние она подошла к нему и взяла за руку:
— Ну оттаивай Кай, оттаивай…
Миша молча протянул ей ладонь, на ней лежала бумажная роза.
— Ой прелесть какая… Это мне? — она взяла оригами в руку, подняла на уровень глаз, — здорово… Она прекрасна!
— Вика, это ты прекрасна!
Девушка улыбалась, продолжая любоваться розой…
Тем временем из коридора донеслись голоса:
— Право не стоило за мной приезжать, я бы и сам добрался…
— Оставьте Юрий Константинович, какие пустяки…
Ольга Андреевна и доктор Павленко вошли в гостиную и остановились на пороге:
— Вот так сюрприз… Не ожидал вас застать, молодые люди, — он поцеловал Вику и пожал руку Мише, — но рад видеть, несказанно рад!
— А мы уже собирались уходить…
— Виктория, как ты себя чувствуешь? — не дожидаясь ответа доктор подошёл к девушке, взял за руку, нащупал пульс посмотрел на часы и хитро улыбнулся, — повышенный…
— Нам правда пора…
— Жаль, что вы не остаётесь, — Елена Борисовна вошла в гостиную со стороны кухни, — Юрий Константинович принёс гитару, мы будем петь романсы. Я обожаю Вертинского!
— Обязательно, душа моя! И вот ещё… — Павленко вышел в коридор и вернулся с бутылкой шампанского, — Советское — значит отличное!
Они вышли в кухню, откуда донеслись приглушённые голоса:
— А что сейчас поют? Ты видела два ряда этих белорусов, да на них пахать можно… Теряем дух эпохи, ох теряем…
