Сквозь теплое золотое сиянье эффектно прорвался косматый черный зверь.
– Что за черт? – удивился людоед.
Оля молча помотала головой, возражая: у черта никак не могло быть сверкающего нимба над головой.
Как это часто бывало, она оказалась права.
Быстро приблизившись, неправильный черт оказался небольшим медведем в парчовом кокошнике, волокущим за собой Деда Мороза в потрепанном тулупе.
Рождественской благодати в этой парочке не было никакой!
Ездовой медведь скалил зубы, как макака, и рычал, как трактор. Дед Мороз ругательно гудел и воинственно размахивал на редкость миниатюрным мешком. Судя по размеру, в нем были подарки для лилипутов.
А вот подарков для людоедов, судя по всему, у этого конкретного Дедушки не было.
Изящной глиссадой обогнув закаменевшую, как садовая скамейка, Ольгу Павловну, неправильный Дед Мороз с размаху стукнул ее преследователя лилипутским мешком с подарками, и людоед беззвучно полег рядом с собственной несостоявшейся жертвой.
Ольга, впрочем, этого уже не увидела, потому что ее атаковал медведь.
Ваня Пух приветственно облизывал знакомое лицо, не обращая внимания на то, что целует уже обморочно спящую красавицу-спортсменку.
– Здрасте, приехали! – воскликнул Мали-нин и отпустил поводок своего ездового медведя.
В третий раз за три дня поперек его жизненного пути решительно, как шлагбаум, возлегла прекрасная дева!
Андрей отогнал от нее медвежонка, присел на корточки и похлопал ладонью по бледной щеке. Щека дернулась, ресницы вспорхнули, открывая светлые и совершенно безумные глаза, идеально подходившие к классической реплике: «Где я? Кто я?»
– Безумству храбрых поем мы песню, – сказал Андрей.
Медвежонок Ваня, среагировав на слово «песня», деловито потянул притороченную к поясу хозяина балалайку.
– Горький? – недоверчиво прошептала прекрасная дева.
– Необязательно. Если хотите, называйте меня сладким! – в порыве необыкновенной любезности предложил Малинин.
– Вы кто? – моргнув, спросила Оля.
– Мы где? – подсказал ей следующий вопрос горько-сладкий Малинин.
– Брынь! – изобразил медведь на балалайке, в меру сил освежая короткую девичью память.
– Ой! – Ольга засучила ногами, пытаясь отодвинуться. – Опять вы?!
– Те же и мишка! – провозгласил Малинин, свободной от девичьей щечки ладонью отпихивая за спину названный персонаж.
Персонаж мотал башкой и бодался – рвался на сцену.
– Вставайте!
Андрей потянул деву за руку, поднимая ее на ноги и таким образом спасая от новой серии медвежьих поцелуев.
– Все в порядке?
– Я не уверена.
Прислонившись спиной к стене, Оля с третьей попытки расстегнула забившуюся снегом «молнию» сумки и первым делом проверила состояние бумажного фунтика.
– Курим? – удивленно промолвил Андрей при виде кучи окурков.
Не отвечая ему, Оля оставила сумку и полезла в карманы. Поочередно извлекла из них одинаковые пластмассовые бутылки и удовлетворенно кивнула.
– И пьем! – резюмировал Андрей.
– Послушайте, что вам от меня нужно? – обиделась Оля.
– Мне? От вас? – искренне удивился Малинин. – Ох, вы…
– Брынь! – снова сделал дрессированный мишка, всегда готовый к старой песне о главном – новых кленовых сенях.
– По-моему, это вам от меня все время что-то нужно! – закончил Андрей.
– Вы так думаете?
Тихое безумие в светлых глазах уступило место напряженному размышлению. Внутренний голос Малинина сказал, что это не к добру. В выражении лица Ольги Павловны, рассматривавшей Андрея Петровича, было что-то от голодного аборигена племени маори, знаменитого своими смелыми кулинарными экспериментами с бледнолицыми путешественниками.
Внутренний голос настоятельно посоветовал – делать ноги.
Андрей машинально посмотрел на ноги Ольги Павловны, доступные заинтересованному взгляду на максимальной их протяженности благодаря распахнувшемуся пальто и задравшейся юбке, и пропал: это зрелище его слишком увлекло.
– Это вы его? – тем временем спросила Оля, закончив изучать Малинина и приступив к осмотру распростертой на снегу фигуры в черном – правда, с безопасного расстояния и из-за широкого плеча своего спасителя.
– Ваш знакомый? – хрипловато и холодно поинтересовался Андрей, с трудом оторвав взгляд от дырки на коленке, обтянутой плотным шерстяным чулком.
На фоне темной, слегка замахрившейся ткани белая кожа в дырке казалась прозрачно-белой и гладкой, как сосулька. Андрею захотелось ее потрогать. Он спрятал руки за спину и слегка покраснел.
– Боже упаси! – Оля тоже покраснела и одернула юбку. – Я его не знаю и знать не хочу! Это псих какой-то! Пойдемте-ка отсюда!
Она подхватила Андрея под локоть.
Андрей уперся.
Оля внимательно посмотрела ему в лицо и наметанным глазом педагога, знакомого с практической психологией, отметила губы в ниточку, упрямо выпяченный подбородок, насупленные брови и желваки на щеках. Ясно было, что этого типа силой не взять. Разве что хитростью…
Оля с мимолетным сожалением подумала: «Герой не моего романа!» – и с тихим жалобным стоном упала к его ногам.
– А, ччерт!
Малинин выругался и, подстрекаемый непримиримым внутренним голосом, посмотрел на девичье тело, как на гостеприимно распахнутый капкан.
– Опять?! Ну, нет! Чингачгук два раза на одни и те же грабли не наступает! Ванька, пойдем!
Он подхватил волочившийся по снегу поводок и потянул медвежонка прочь от девушки.
– Ыы! – упрямо оглядываясь и зловредно тормоза лапами, затянул Ваня Пух.
Андрей не выдержал и тоже оглянулся.
В подворотне, как на сцене в финале трагедии, лежали два неподвижных тела. Не хватало пары дымящихся пистолетов, лужи крови, прощальных аккордов из оркестровой ямы и тихих всхлипов расстроенной публики.
Малинин вздрогнул, вновь неприлично выругался и яростно почесал в затылке.
Как ни крути, а оставлять бесчувственную деву в обществе напавшего на нее разбойника, пусть пока тоже бесчувственного, было не очень-то благородно.
– Наказание какое-то! – сердито и беспомощно сказал Андрей, возвращаясь и наклоняясь, чтобы взять деву на руки.
Наказание, в миру более известное как Ольга Романчикова, лишь крепче сжало веки и едва заметно усмехнулось.
Андрей Малинин прекрасно знал, что из всех рискованных игр, возможно, самая опасная – игра в благородство. Стоит только один раз погарцевать в виду прекрасной дамы на белом коне, как не успеешь оглянуться – и вот ты уже с ног до головы закован в сверкающие доспехи и дурак-дураком торчишь на поле брани, а в прорези твоего забрала с конкретным гастрономическим интересом заглядывает большой и злой дракон.
О нет, благородный рыцарь Чингачгук не наступил на те же грабли повторно! Он не увлек очередную спящую красавицу на своем белом коне марки «ВАЗ» в родовое поместье на хуторе Прапорный!
На этот раз он поступил куда мудрее: устроил прекрасную даму на превосходной, хотя и слегка заснеженной лавочке в тихом дворе и с рыцарской почтительностью устроился у ее ног. То есть присел на корточки, закурил и выпустил в лицо дамы струю горячего дыма – не хуже, чем тот дракон.
Это мигом привело милую деву в чувство. Конкретно – в бешенство.
– Не дышите на меня, я не терплю табачного дыма! – гневно потребовала она.
– Не иначе, жуете окурки? – беззлобно поинтересовался Андрей, послушно отправив дымный бублик в небеса. – Похоже, у вас в сумочке недельный рацион.
Ольга Пална покраснела. Она привыкла к имиджу безупречно благопристойной и высоконравственной учительницы, и выглядеть припадочной особой со странностями ей было внове.
– Окурки не для еды, – сухо объяснила она. – Они для дела.
Малинин склонил голову к плечу, с умеренным интересом ожидая продолжения.
– Подрабатываете дворником? Или делаете художественные панно из подручных материалов? Сотня окурков, размещенных встык, и все такое прочее?
– Вы не понимаете, – Оля поджала губы.
– Обычное дело, – охотно согласился Андрей. – Великих художников поначалу никто не понимает, но это только при жизни, а стоит вам умереть…
Предполагаемая великая художница громко ахнула и прижала исцарапанные пальчики ко рту. Глаза у нее сделались большими, пустыми и пугающими. Каждый глаз, как воронка смерча!
Андрей почувствовал, что его затягивает, и заволновался:
– Так в чем же дело?
– Дело?
Ольга Пална обессиленно прикрыла глаза. Смерчи выключились, но Андрей отнюдь не почувствовал себя в безопасности. Чумазая ладошка, соскользнувшая с бледных губ, заметно дрожала.
– Я думаю, что это дело – уголовное! – страдальчески произнесла условно прекрасная дама и посмотрела на Малинина так, что он затылком почувствовал дыхание неумолимо приближавшегося дракона. – Но у полиции свое мнение. И поэтому я хочу, чтобы вы мне помогли!
– Но, но!
