Александра оценивающе посмотрела на метрдотеля и согласно кивнула:
– Полагаете, Мурвей украл не только чертежи робота Чао, но и сокровища из пещеры Али-Бабы?
– Все может быть, я ничему в этой жизни не удивляюсь.
– Хорошо бы, чтоб где-нибудь здесь еще и вертолет оказался.
– Это вы к чему?
– К тому, что нам пора. Полетели.
До стройки, где Лямзин должен был встретиться с Тамбовцевым, они действительно доехали очень быстро. Это один из феноменов пространства-времени: обратная дорога всегда почему-то кажется короче и заканчивается быстрее.
Александра бодро вылетела из автомобиля и, обежав его, попыталась сесть на место водителя.
– Подождите, мы еще не успели договориться о следующей встрече! – сказал Эдуард, уступая ей водительское кресло и пересаживаясь на заднее сиденье за ней, поленившись обойти машину и сесть рядом.
– Так на балу и встретимся! – нарочито изумленно взмахнула ресницами Александра.
– Нет, слишком долго ждать. У меня есть предложение, подкупающее если и не оригинальностью, то уж консерватизмом точно. А пойдемте-ка завтра в театр. – И, не дав ей опомниться и вставить хотя бы слово, скороговоркой произнес: – Антреприза. Премьера. Аншлаг. Самые известные актеры.
Александра захлопнула рот, беспомощно моргнула и просто сказала:
– Согласна.
– Вот и хорошо, – облегченно вздохнул Лямзин. – Кстати, а что это вы читаете?
Он взял с сиденья рядом с собой книгу и заинтересованно посмотрел на обложку:
– «Технология бессмертия». Павел Солоненко. Вы это читаете?
– Нет, просто вожу с собой, – иронично хмыкнула Александра.
Лямзин полистал книгу и, выхватив взглядом фразу, прочел вслух:
– «Лжец научит, как отличить ложь, и уйдет, взяв свою плату за науку. Вор облегчит нашу ношу и тоже уйдет, отягощенный ненужными нам вещами. Не имея опыта ошибок, как нам утвердиться в правильности Пути?» Хм, а в этом что-то есть. И то, что насчет вечной молодости здесь написано, тоже правда?
– А отчего, вы полагаете, я так хорошо выгляжу? – подмигнула ему она и засмеялась. – Я вас жду завтра.
– Хорошо, ровно в пять я приеду.
Она быстрым движением достала визитку, написала на ее обратной стороне адрес и, подав ему, помахала на прощание рукой.
– Ну так до встречи, оригинальный консерватор!
Он вышел, и она, сорвавшись с места, умчалась. А Эдуард еще долго глядел ей вслед и счастливо улыбался.
В магазине, куда так торопилась Александра, жизнь шла своим чередом. В приемной, нетерпеливо поглядывая на часы и прислушиваясь к шагам, ждала верная Зина, а в прохладном торговом зале со страхом поглядывала в окно Ася. На улице явно усиливалась жара, и думать о том, как «приятно» будет добираться в метро домой, не хотелось. Опять потекут по телу струйки пота, потом начнется приступ дурноты от духоты и запаха разгоряченных тел, и чужие прикосновения будут казаться в сто крат неприятнее, чем обычно. И что самое ужасное, вырвавшись из подземки на улицу, ты снова окунешься в горячее марево от плавящегося на солнце асфальта и поймешь – спасения нет нигде. Ася всхлипнула от жалости к себе, вспомнила, что еще надо забежать за сыном в детский сад, и совсем загрустила.
– Мерзкая противная жара, когда же ты закончишься? – пробормотала она.
Покупателей по-прежнему не было, и кассир Мария за своим стеклянным окошком неторопливо читала книгу. Ася со вздохом достала учебник английского, раскрыла его на заложенной странице и принялась зубрить. То ли ей способностей не хватало, то ли с учителями не повезло, но язык ей давался тяжело. Английский учила-учила, с самого детского сада, но так и осталась на уровне «читаю со словарем».
Серебряные трубочки на двери мелодично зазвенели, и в помещение с жарким знойным воздухом ворвалась Лера. Она c порога плюхнулась на стул и, закинув ногу на ногу, тут же достала сигарету.
– Здесь нельзя курить, – мягко сказал охранник, откладывая в сторону журнал.
– Мне теперь все можно. – Она злорадно засмеялась и, вынув из пачки крошечную зажигалку, прикурила.
– Сказал же – нельзя!
Матвей встал и подскочил к Лере, намереваясь выхватить сигарету, но та ловким движением руки спрятала ее за спину.
– Че ты дрейфишь, – она нагловато ухмыльнулась, – свалишь всю вину на меня, и всех делов. Мол, не мог девушку, как собаку, из магазина вышвырнуть. Ты ж джентльмен, ты так не сделаешь, правда? А мне теперь все позволено – я здесь больше не работаю.
– Ну ты и гадина, не ожидал от тебя. – Матвей все-таки забрал у нее сигарету, затушил и выкинул в урну. – Решила всех утопить? А за что, скажи, пожалуйста? Ты помнишь, я тебя предупреждал: будешь так вести себя с покупателями – вылетишь с работы.
– Как – так? – она зло прищурилась.
– Высокомерно.
Лера сжала губы в тонкую линию. Потом повернулась к продавщице:
– Аська, пойдем покурим на улице, раз здесь нельзя.
Ася отрицательно затрясла головой и жалобно заныла:
– Лер, мне же нельзя! Извини. Да и душно там, по такой жаре вредно курить.
– Да пошли вы все. – Лера встала и, не оглядываясь, пошла к выходу. У двери обернулась и звенящим от злости голосом выпалила: – Ненавижу!
Она давно уже скрылась из виду, а Ася и Матвей все глядели вслед.
– Жалко мне ее, – первым нарушил молчание охранник. – Многого она еще не знает и прилично шишек себе набьет.
– Почему?
– Потому что гордыня у нее есть, а вот ума нет. Было бы наоборот, она с ее энергичностью больших высот бы достигла.
– Ну ум ладно, с ним все понятно. А гордыня-то тут при чем? Разве гордость – это плохо?
– Ты путаешь два понятия – гордость и гордыню, дитя мое.
– Но разве это не одно и то же? – озадаченно спросила Ася.
– «Виновен я: гордыней обуянный, обманывал я бога и царей», – процитировал он Пушкина. – Понимаешь, Ася? «Гордыней обуянный…» Гордость-то как раз качество положительное, потому что это нормально – уважать себя и гордиться собственными успехами. Гордыня же – это нечто запредельное, надменность, высокомерие. Один из семи смертных грехов, между прочим.
Ася долго молчала, обдумывая, и потом робко, глядя на Матвея, с уважением спросила:
– Послушай, почему ты такой умный и в охранники пошел? Неужели лучше работы не нашлось?
– Гордыня довела. – Матвей глухо засмеялся.
Ася вытаращила глаза:
– Это как?
– Давай, Асенька, как-нибудь в другой раз, хорошо? Мне не хочется сейчас об этом вспоминать.
Но она затрясла головой и взмолилась:
– Ну пожалуйста, расскажи! Я должна знать, как в жизни правильно поступать! Научи меня.
Матвей колебался. С одной стороны, ему не хотелось ворошить прошлое: слишком многое придется рассказывать и пояснять, с другой – девушка смотрела на него с таким доверием и открытостью юности, что обмануть ее ожидания ему было неловко.
– Ладно, слушай. Когда мне было чуть больше двадцати, я закончил военное училище. С детства мечтал о военной карьере, и вот – свершилось. До сих пор помню ощущение гордости, полета: я исполнил свою мечту! Дальше начались армейские будни. Но мне и там было грех жаловаться – довольно удачно все складывалось, я вовремя получал очередные звездочки, казалось, чего еще желать? Но мне не хватало главного – свободы.
– Ну и что, это нормально. Что здесь особенного?
– Да в моей истории, Асенька, вообще ничего особенного нет. Так, рядовая жизнь, как у всех. Но мы отклонились от основной темы – от гордыни. Я, собственно, почему с военного училища начал рассказ? Мне кажется, именно тогда у меня впервые появилось чувство, что я непогрешим. Слишком мне все легко давалось. Уйдя из армии, я открыл свой строительный бизнес и неплохо преуспел в нем. Обороты росли, деньги текли рекой, ну и у меня от успехов закружилась голова. Появилось чувство, что я всемогущ и мне никто не указ. С женой разошлись – она сама подала документы на развод: ей надоели мои измены. А я не стал ее удерживать. С друзьями рассорился, точнее, они тихо уходили, а я этого не замечал. Представляешь, мне в тот момент реально казалось, что мне никто не нужен! Наверное, и не был нужен… У меня все было – любимая работа, деньги, рестораны, вечеринки. Времени на скуку не оставалось. И вдруг…
Он замолчал, и на лицо его набежала сумрачная тень. Ася напряженно следила за Матвеем, не решаясь вторгнуться в его воспоминания, но, когда она пошевелилась, почувствовав, как занемела рука, он вздрогнул и взглянул на нее отстраненным взглядом. Будто напрочь забыл о том, где он и о чем говорил.
– Ты разорился, да? – тихо спросила она.
Но он в ответ отрицательно качнул головой:
– Нет. Не совсем. Однажды поздно ночью я возвращался один домой. Мне не хотелось ни с кем делить постель, хотелось тишины и одиночества. И вдруг, проезжая по мосту, я с ужасом увидел мелькнувшую тень. Что-то в облике худенькой хрупкой девчушки мне напомнило мою тринадцатилетнюю дочь. Не знаю, как поступила бы ты, а я остановил машину, хотя и знал, что на мосту это строго запрещено, и кинулся за ней. Я так и не знаю, была ли это она или мне просто почудилось. Когда спустя три недели я очнулся в больнице – а я был все это время в коме, – рядом со мной сидели бывшая жена и моя любимая дочь. Я пытался узнать, что случилось с девочкой на мосту, но мне так никто ничего и не объяснил. Списали на расстройство воображения.
