- Красота пронизывает все, даже самые будничные проявления нашей жизни, - пояснял селенит, - каждое наше движение выверено по законам эстетики. Поэтому и ходьба наша преображается в ритмический танец, сопровождаемый соответствующей музыкой.
Вскоре они попали на широкую дорогу, по обеим сторонам которой тянулись вереницы изваяний, нечто вроде аллеи памятников, терявшихся в необозримой дали.
Селенит объяснил пану Броучеку, что на Луне дороги не обсаживают деревьями, а обрамляют памятниками знаменитым поэтам, философам, живописцам, композиторам и прочим выдающимся личностям, дабы путники на каждом шагу облагораживались, созерцая высокохудожественные изваяния и вспоминая о великолепных творениях, принадлежащих изображенным корифеям духа.
- Откуда у вас берется столько знаменитостей? - удивился Броучек.
- О мой дорогой,- с гордостью ответствовал селенит,- у нас их не только что хватает на все тракты, проселки и тропинки, но еще и остается столько, что мы начинаем высаживать на голых склонах целые леса из скульптурных портретов своих титанов. Мы, обитатели Луны почти все знамениты. Одни обессмертили себя пером, кистью, резцом, пением, музыкой. Кто не преуспел ни в одном из этих искусств, тот прославился изобретением новых художественных течений, суждениями и поучениями по адресу активных творцов, восхвалением великих художников, которым они-то якобы и помогли стать великими; или же - поношением всего и всех, дабы создать видимость, что по части интеллекта они намного выше своего окружения; словом, эти стали знаменитыми критиками и теоретиками искусства. Те же, кто не в состоянии написать даже убогой рецензии, стараются прославиться хотя бы в качестве меценатов и почитателей искусства.
Пан Броучек мог бы подумать о том, какой желанный кладезь открылся бы на Луне для наших иллюстрированных журналов, которые мало-помалу начинают испытывать нехватку в земных корифеях для Первой страницы. Но он об этом не подумал, так как никогда журналами не интересовался, а только сказал самому себе: "Хорошенькое дело! Выходит, тут одни творцы! Куда я попал?! Не завидую здешним домовладельцам. На Земле среди моих квартирантов всего лишь один художник, но и тот сидит у меня в печенках!"
- Я и сам поэт,- продолжал его просвещать обитатель Луны,- и должен сказать, не хвастаясь, что имя Звездомира Лазурного славят по всей Луне.
Если селенит полагал, что этим признанием расположит к себе земного жителя, то он жестоко ошибался.
Пан Броучек презрительно усмехнулся и лишь буркнул: - Звездомир Лазурный! Тоже мне имечко!
- Ты удивлен? Но ведь это самое обычное имя. А как зовут тебя?
- Да уж не так громко, как вас,- ответил Броучек, сделав ударение на вежливом местоимении "вас", - всего-навсего Матей Броучек.
- Броучек! Стало быть, даже имена свои вы, жалкие земляне, находите во прахе, заимствуете их от низких, презренных существ[Броучек - в переводе букашка, жучок. ]. А кто ты по профессии?
- Я домовладелец.
На этот раз был разочарован наш герой, полагавший, что своим ответом произведет на селенита впечатление.
Но Лазурный лишь осведомился: - Домовладелец? А что это такое?
- Ну и ну, нечего сказать! Они тут даже не знают, что такое домовладелец! - пробурчал себе под нос пан Броучек и пояснил: - У меня есть дом, четырехэтажный дом в Праге, без долгов...
- Я спрашиваю не о доме. Я хочу знать, что ты на Земле делал.
- Вот это мне нравится! Что я делал... Как будто мало у домовладельца забот и хлопот с утра до вечера! Одни к тебе бегут жаловаться, что печка дымит, другие - вода не идет, или изволь возиться с этим проклятым художником, или беги в магистрат...
- Не говори о столь ничтожных вещах. Скажи лучше, как ты служил бессмертным идеалам, на каком поприще расширял ты царство красоты?
- Красоты? - пан Броучек не смог сдержать улыбки. - Вот еще! Мне не до красоты! Разве что иногда велю покрасить фасад, ежели магистрат потребует...
- Покрасить... И это ты назыбаешь служением красоте? О, вижу, вы, жалкие земляне, не имеете ни малейшего понятия о красоте. Ах, как мне вас жаль, какие вы несчастные!
И обитатель Луны, вновь развернув огромный кусок материи, громко зарыдал.
Пан Броучек начал злиться. "Не мужчина, а размазня! - негодовал он про себя. - Расплакаться из-за того, что я крашу фасад!.. Теперь понятно, почему он вместо платка таскает с собой целую простыню!" Выплакавшись, селенит задал очередной вопрос: - Должно быть, вам, землянам, даже неведомо, что такое любовь?
- Ого-го! Еще как ведомо! Не думаете ли вы, что мы святые? Я и сам в молодые годы натворил немало глупостей...
- Остановись, несчастный, остановись! Не оскверняй божественное чувство своим грубым дыханием! Нет, ты никогда, никогда не любил! Ты неспособен возгореться этим священным пламенем!
- Говорите что угодно. Но если под священным пламенем вы подразумеваете то, что у нас на Земле попросту называют ухаживанием, то я мог бы вам кое-что рассказать, вспомнить свои молодые годы... Ещё и сейчас - здесь я в этом готов признаться,когда вижу смазливую девчонку, не могу порой устоять перед искушением ухватить ее за пухленький подбородок или ущипнуть за румяную щечку...
- Молчи, безобразник! Ни слова больше! Меня ужасает твой цинизм, твое кощунство, оскверняющее достоинство и святость женщины.
- Ах, ах!.. Можно подумать, что у вас на Луне живут одни принцессы-недотроги. Святость женщины! Уж не поклоняетесь ли вы часом своим красоткам?
- Разумеется, поклоняемся, нашим ангелам, нашим святым и богиням, и даем им, венцам творения,знай также и об этом!- самые возвышенные имена. Я вижу, тебя еще нужно обучать обхождению с небесными созданиями. Как только появится какая-нибудь из этих жемчужин творения, ты должен пасть ниц и облобызать край ее туники. А если поднимешь на нее свой взор, он должен сиять безграничным восхищением, и изъясняться с женщиной ты обязан не иначе, как восторженными гимнами.
- Хороши же у вас обычаи, нечего сказать! Охота была ползать на коленях перед каждой юбкой!
- Уймись, злоязычный! Если ты не в силах воспринять наши благородные нравы, то хотя бы не поноси их в своем богомерзком святотатстве. Предупреждаю: больше я ни минуты не потерплю твоего присутствия, если ты не пообещаешь вести себя сообразно моим наставлениям.
- Ну, допустим, обещаю... С волками жить - поволчьи выть. Да только стоят ли чего-нибудь ваши лунянки?..
- Серафим, которого ты вскоре увидишь, являет собой недосягаемое средоточие райских добродетелей. Вот уже пятнадцать лет, как я умираю от пылкой страсти к этой прекрасной звезде, шепча утренним зорям и повторяя навзрыд закатному багрянцу ее чарующее имя Эфирия!
- Пятнадцать лет! Благодарю покорно. На вашем месте я давно бы уже пропел этой твердокаменной девице: "Ах, недотрога, на свете много таких, как ты..." и так далее.
- Твердокаменной? Эфирия твердокаменная?! О, да этот херувим воплощенная чуткость, и благое предчувствие мне подсказывает, что и она склоняет ко мне лилейную чашу своей любви.
- Выходит, старик - против? Верно, он состоятельный человек и считает, что кое-как перебивающийся вирше... то есть... словом, что вы не пара его дочери?
- О, этот благородный муж - большой почитатель поэзии, и он с радостью доверил бы мне евое сокровище. Он относится ко мне отечески, и я не позволю говорить неуважительно о досточтимом старце, который, постигнув пытливым умом все тайны вселенной, ныне живет на покое вдали от лунной суеты одним лишь попечением о счастье своей ангельской дочери.
- А, так он учитель на пенсии?
- Учитель! Непостижимый мудрец, говорю тебе, крупнейший наш философ!
- Ну бог с ним!.. Вы мне лучше вот что скажите: ежели она вас любит и папаша не возражает, то какого черта вы не женитесь на ней?
- О, святая земная простота! Неужто я пойду на то, чтобы прозаической женитьбой лишить себя сладостной тоски, божественного упоения и скорби, беспредельной поэзии чистой, идеальной любви?! Разве ты не знаешь, что снимая с невесты подвенечную фату, мы попираем самые светлые грезы своей жизни?!
- Я тоже не сторонник женитьбы... Но, послушайте, коли у вас у всех в обычае платоническая любовь, то откуда же тогда берутся...
Лазурный с отвращением отвернулся от пана Броучека и зажал уши ладонями. Затем на настроил свою арфу и под его пленительные звуки запел восторженную песню. Тем временем пан домовладелец, возносясь (да, именно возносясь!) подле обитателя Луны, предавался прозаическим размышлениям.
Селенит пел: "Блесни, звезда! Из плена мглы освободи! И музыку вселенной влей в бокал груди! О, райский миг желанный!.. Чую пылкий взор, как в жемчуге фонтана дальний метеор..." Пан Броучек думал о своем: "Бедняга Матей, и куда тебя занесло на старости лет?! Ну и диковинную же челядь содержит господь бог на своих планетах! Да мы, земляне, еще хоть куда по сравнению с этими полоумными призраками! Ведь посмотреть-то не на что -кожа да кости! Неужто и здешние животные вроде них?.. Минутку!.. Сейчас мы приблизимся к этой крылатой кобыле... На первый взгляд она ничего... Ах ты господи! Не мясо чувствуешь под рукой, а какую-то паутину... Не дай бог если и лунные свиньи с баранами окажутся той же породы!.."
