Черт! Я немного переиграл. Глаза Киры потемнели, стали колючими и почти черными. Я с трудом заставил себя дышать спокойно, чтобы не выдать своего волнения, вызванное откровенным враньем. Тот факт, что я лугу Кире, волновал меня, ведь мне совсем этого не хотелось делать.
– Что за комедию вы разыгрываете здесь? – сквозь зубы прошипела она и быстро засопела носом. Ее челюсти сжались, и до моих ушей донесся хруст пальцев, сжимающихся в кулаки. – Все эти слова о мести, все это ложь? Да? – сердито возмутилась она. Глаза ее заблестели, и мне показалось, что она вот-вот прожжет меня взглядом.
Я поспешно попятился назад. Нет, конечно, я не испугался ее огненного зрения семаргла, оно не убьет меня, но зато на долгое время покалечит, да и раны будут заживать несколько дней. Всего этого мне просто хотелось избежать. Я с тревогой смотрел в ее глаза, они стали золотисто-огненными, еще миг и пламя вырвется из них: сожрет все на своем пути. Но Кира медлила, не торопилась на меня нападать, мне думалось, что она ждала ответа, только он мог спасти меня самого и бесценное содержимое всей библиотеки. В горле пересохло: я снова собирался лгать и, поэтому мой голос немного дрогнул:
– Нет, Кира, это не лож – все, что я тебе говорил все это правда.
– Я не верю вам! – сердито взревела Кира, и из ее огненных глаз вырвались лучи. Я быстро отскочил от них в сторону и проследил, куда они попадут.
– Боже мой, Кира! Угомонись, – пытался призвать я ее к разуму, – эта картина Вазари Джарджо «Персей и Андромеда» – подлинник!
Я ловко содрал со стола скатерть и накинул ее на загоревшееся полотно шестнадцатого века. Кира же не послушалась меня, и ее взгляд переместился на мою рубашку, пламя в считанные секунды распространилось по хлопчатой ткани, обжигая при этом мою грудь. Я рывком сорвал с себя рубашку, бросил на пол и затоптал, затем перекувырнулся через спину, прокатился по полу к доспехам, сорвал щит и прикрылся им.
– Кира, угомонись, умоляю тебя! – вскричал я и выглянул из-за щита: наши взгляды встретились, ее лицо исказилось ненавистью, и огненные глаз выпустили новые огненные лучи, они ударили в железный щит и раскалили его докрасна. Щит обжог мне плечо и руку: мне пришлось его отбросить. Я раздраженно выругался и поднялся с корточек, уверенно посмотрел Кире в лицо и признался:
– Да, я врал, все это было ложью. – Мне не хотелось признаваться в своем нелестном поступке, но иначе мне было ее не остановить. Тысячелетняя история нашего народа и реликвии оставались для меня куда важнее, чем моя уязвленная гордость. Я не мог позволить все это спалить дотла.
– Зачем? – удивилась Кира. Ее глаза снова стали нормальными, и злая маска лица сменилась на маску негодования.
Ее вопрос заставил меня врасплох. Мое сердце мечтало ей во всем признаться, а разум останавливал от беспечного поступка, который усугубит наши и так нескладные отношения. Черт! Приходилось врать снова.
– Кира, прости, но я не мог позволить тебе просто умереть. Отец просил меня вернуться и помочь ему. – Отчасти это было не ложью, но и не совсем правдой, ведь я обманул ее из-за того, что любил; из-за того, что боялся, что однажды ей все-таки удастся себя убить; из-за того, что я был эгоистом и уже не представлял свою жизнь без нее, пусть даже ни в роле спутника, возлюбленного, а просто другом, родственником, знакомым, но это все же было лучше, чем жить с тем, что ее больше нет! Нет! Нет в этом мире! И я никогда не смогу ее увидеть, ощутить аромат ее тела, услышать ее голос, услышать ее смех. В тот момент для меня было главным не ее чувства, а мои, мой страх, что я останусь без нее…
– Вселить в меня пустые надежды – для вас это значит помощь? – рассвирепела она, и ее глаза снова стали светиться.
Я бросился к ней, прежде чем она еще раз успела меня обжечь. Я крепко схватил ее за руки и посмотрел в ее глаза. Единственное что на теле семарглов и рарогов не поддавалось огню так это глаза. Как не прискорбно, но даже после сожжения от наших тел оставались горстки пепла и глаза. Кто-то из «темных» на допросе сказал, что повелитель делает из них себе четки. Я конечно в это не верил, считал, что вампир просто поддразнивал нас, но с тех пор отец тщательно собирал все останки погибших воинов, где бы то не случилось…
Кира попыталась выдернуть свои руки, ее губы превратились в тонкую линию, а на переносице появились забавные морщинки. Девушка сердилась, дыхание и биение сердца участились, чем привели меня в легкое замешательство. Я вдохнул воздух. Четкий запах ее тела заполнил мои ноздри и попал в рот, я даже смог опробовать его на вкус. Мне снова захотелось коснуться ее кожи, но не так как я делал это сейчас, а нежно. Мне хотелось гладить ее кожу, волосы я хотел опробовать своими губами ее кожу на вкус. И уверен, что именно в этот момент она немного солоноватая: ели уловимый запах соли коснулся носа. В голове рисовалась картина, как я медленно и осторожно касаюсь ее руки, глажу ее ладонь, целую ее плечико…
В этот миг Кира выпустила в мои глаза огонь. Яркая вспышка ослепила меня, тепло достигло моего разума, и в голове стали появляться образы. От этих картин – ее воспоминаний меня крутило, выворачивало наизнанку. Я, конечно, представлял, как Кире было тяжело пережить свою потерю. Но увидеть это и пережить все то, что она пережила, вместе с ней заново, было выше моих сил. В горле пересохло, руки застыли, я, словно окаменел. Моя грудь рвалась от боли и отчаянья, меня тошнило от страха и ужаса. Мне хотелось исчезнуть, свернуться на полу в клубок как змея и просто от всего этого избавится.
– Кира, прекрати! – взмолился я.
Кира тут же прикрыла глаза и обмякла в моих руках: воспоминания явно вымотали ее. Я крепко прижал Киру к груди и присел на пол вместе с ней. Кира чуть вздрагивала, ее дыхание было неровным. Из уголков глаз показались слезы. Я осторожно вытер их рукой и, погладив ее по голове, тихо зашептал:
– Прости меня, Кира. – Она снова плакала из-за меня, и это осознание просто меня убивало, а ведь я обещал, что такого больше не повторится. Совладать со своим страхом за ее жизнь мне не удавалось, и это усложняло выполнение данного себе обещания. Для того чтобы она перестала изводить себя, я должен был ей помочь отомстить, но помогать ей мстить я не желал, так как точно был уверен в том, что нам не одолеть демона.
Мои мысли судорожно кружились в голове: найти в сложившейся ситуации компромисс никак не удавалось. Из ее глаз снова потекли слезы. Я стиснул зубы, мне была ненавистна мысль, что Кира снова утратит смысл к жизни, хоть и теперь он был низменным и злобным. Пусть лучше она живет, и пусть ради этого мне придется пожертвовать своим эгоизмом, который рождал во мне страх потерять ее – другого выходы я не видел. И все же лучше провести с ней некоторое время, чем потерять ее сейчас – потерять навсегда…
Я осторожно взял ее лицо в ладони и повернул к себе. Оно было бледным, безразличным. Бледные почти просвечивающиеся веки тихонько задрожали, и Кира открыла глаза: серые, пустые, безжизненные – они бездумно смотрели сквозь меня.
– Кира, – окликнул я ее, надеясь, что она посмотрит на меня иначе, – прости меня, я был не прав. И обещаю, что помогу тебе, как и говорил раньше. – Кира никак не реагировала на мои слова, на ее лице не дрогнула ни одна мышца. Я легонько встряхнул ее и придал своему голосу больше эмоций: – Кира мы найдем меч и убьем демона, я обещаю тебе! Кира, ну скажи что-нибудь – не мучай меня. Отец не сможет пережить твоей смерти! – И я тоже не смогу этого пережить! – мне хотелось ей это сказать, чтобы она знала, что значит для меня, но я сказал совсем другое: – Кира, не надо возвращаться в свою пропасть, там нет ничего и никого.
Я замолчал, а Кира отвернула от меня свое лицо и устало вздохнула. Затем резко поднялась на ноги и зашагала к двери, но у выхода немного замешкалась: она обернулась и посмотрела на меня святящимися глазами.
– Если ты снова меня обманешь, то я сама отправлюсь за мечом! – уверенно пообещала она, а после чего ушла.
В ее обещании я не сомневался, правда, сомневался, что ее поспешное решение было обдумано. Да, она была сильной, но, чтобы выкрасть меч у самого Змея, одних слов и одного желания очень и очень мало…
* * *
Перед сном мне хотелось заглянуть к Кире, чтобы успокоить себя и убедиться – все ли в порядке с ней. Мысли о суициде я гнал прочь, меня и без этого просто вымучили мысли об ее безмерной любви к чудовищу. Теперь не приходилось сомневаться в этом, так как Кира прекрасно все продемонстрировала. И больше всего я злился не на правду, а на то, что меня это волнует – Влад мертв, но я продолжал безумно ревновать его к Кире. И еще я боялся, что мне никогда не добиться от Киры подобных чувств…
Лифт остановился, и, когда его двери открылись, я услышал скрип двери. Я прислушался к звукам:
