— Может, найдется шелковая нить или конский волос? Ими тоже можно зашить раны. Хотя нет, есть кое-что лучше! Я видела это чудо-средство вон там, в…
Она вскочила, не договорив, подошла к письменному столу и стала рыться в ящиках, как у себя дома.
— Вот, нашла!
С победным видом она вернулась на кухню, держа в здоровой руке тюбик суперклея.
Не обращая внимания на надпись «Для керамики и фарфора», она открутила колпачок и выдавила липкую субстанцию прямо на порез.
— Стойте! Вы уверены, что это поможет? Мы же не в кино!
— Мы не в кино, зато я персонаж романа. Успокойтесь, суперклей придумали специально для этих целей, — хитро улыбнулась она.
Девушка сжала края раны и несколько секунд придерживала их пальцами, чтобы не разошлись.
— Вот и все! — гордо воскликнула она, демонстрируя руку, которую сама же искромсала.
Она вонзила зубы в приготовленный мною тост с маслом и отпила чай. Над чашкой я увидел ее большие глаза, которые, казалось, пытаются прочитать мои мысли.
— Вы стали гораздо любезнее, но все равно не верите мне, да? — спросила она, вытирая губы рукавом.
— Татуировка ничего не доказывает, — осторожно откликнулся я.
— А то, что я покалечила себя?
— Это говорит только о том, что вы импульсивный человек!
— Тогда спросите меня о чем-нибудь!
Я покачал головой:
— Нет, я писатель, а не коп или журналист.
— Плохая отговорка.
Тут я выплеснул содержимое чашки в раковину. Интересно, зачем я вообще заставлял себя пить чай, хотя ненавидел его?
— Предлагаю сделку…
Я замолчал, задумавшись о том, как сформулировать предложение.
— Да?
— Я устрою испытание и проверю, действительно ли вы та, за кого себя выдаете. Но учтите, один неправильный ответ, и вы немедленно покидаете этот дом.
— О'кей.
— То есть мы договорились? Одна ошибка, и вы убираетесь вон или я вызываю копов. И на этот раз хоть разрежьте себя на части мясницким ножом, я оставлю вас истекать кровью на террасе!
— А вы действительно такой милый или просто делаете вид?
— Вы меня хорошо поняли?
— Да, давайте уже ваши вопросы.
— Имя, место и дата рождения!
— Билли Донелли, родилась 11 августа 1984 года в Милуоки, рядом с озером Мичиган.
— Имя и фамилия матери?
— Валерия Стэнвик.
— Профессия отца?
— Он был рабочим на пивоваренном заводе Миллера, втором по величине в стране.
Девушка отвечала моментально, ни секунды не раздумывая.
— Лучшая подруга?
— К сожалению, у меня нет близкой подруги, только приятельницы.
— Первый сексуальный опыт?
Некоторое время она молчала, мрачно глядя на меня и всем своим видом показывая, что пауза объясняется исключительно бестактностью моего вопроса.
— В шестнадцать лет, во Франции. Я ездила в языковую школу на Лазурном Берегу. Его звали Тео.
С каждым ответом меня все больше одолевали сомнения, и, судя по самодовольной улыбке, от нее это не скрылось. Ясно было одно: она знала мои романы наизусть.
— Любимый напиток?
— Кока-кола. Только настоящая, не лайт и не зеро.
— Любимый фильм?
— «Вечное сияние чистого разума».[15] Душераздирающий фильм о том, сколько боли приносит любовь. Он такой поэтичный и грустный. Вы смотрели?
Она встала из-за стола и села на диван. Я взглянул на эту высокую стройную девушку и снова удивился ее сходству с Билли: те же сияющие золотистые волосы, естественная, лишенная позерства красота, насмешливые интонации, даже тембр голоса, который я, помнится, описывал в романе как «задорный и язвительный, то взрослый, то подростковый».
— Какие качества вы цените в мужчинах?
— У вас там что, опросник Марселя Пруста?[16]
— Вроде того.
— Мне нравятся настоящие мужчины. Я не очень люблю парней, которые демонстрируют свою женственность. Понимаете?
Я с сомнением покачал головой и только открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, как она перебила меня:
— А какие качества вы цените в женщинах?
— Наверное, фантазию. А чувство юмора, по-моему, напрямую связано с умом, вы не думаете?
Она кивнула на цифровую рамку, где сменяли друг друга фотографии Авроры.
— А ваша пианистка, кажется, довольно серьезная особа.
— Вернемся к нашим баранам, — предложил я, усаживаясь рядом с ней на диван.
— Приятно допрашивать меня, а? Нравится сознавать, что я в вашей власти? — издевательски спросила она.
Но я не дал ей сменить тему и продолжил экзамен:
— Что бы вы изменили в своей внешности?
— Мне хотелось бы иметь более аппетитные формы.
Я обалдел. Еще один правильный ответ. Либо я имел дело с ненормальной, которая полностью «вжилась» в образ персонажа моего романа под именем Билли, либо с самой Билли, но это означало бы, что с ума сошел я.
— Ну что? — дерзко бросила она.
— Все это говорит лишь о том, что вы наизусть знаете мои книги, — сказал я, едва скрывая удивление.
— Тогда спросите о чем-нибудь еще.
Именно это я и собирался сделать. Я, вызывающе швырнув книгу в стоявшую на кухне хромированную корзину для мусора, открыл практически невесомый ноутбук и ввел пароль. Надо сказать, я знал о персонажах гораздо больше, чем сообщал читателям. Чтобы живее их себе представлять, я взял за привычку сочинять каждому подробную биографию, занимавшую страниц двадцать. В ней я писал все, что так или иначе характеризует человека: от даты рождения до любимой песни и имени первой учительницы. Три четверти сведений не попадали на страницы книги, но это упражнение было частью невидимой для читателя работы, благодаря которой свершалось волшебство творчества. Со временем я убедил себя, что именно это делает моих персонажей такими осязаемыми и позволяет читателям ассоциировать себя с ними.
— Вы правда хотите продолжать? — спросил я, открывая документ, посвященный Билли.
Молодая женщина вытащила из ящика журнального столика серебряную зажигалку и начатую пачку «Данхилла», о существовании которой я даже не знал, — наверное, ее забыла одна из моих бывших подружек. «Билли» изящно закурила и ответила:
— Я только этого и жду.
Взглянув на монитор, я наугад выбрал вопрос:
— Любимая рок-группа?
— Хм… «Нирвана», — начала она, но внезапно передумала. — Нет, «РХЧП»![17]
— Вы не оригинальны.
— Но ведь это правильный ответ?
Так оно и было. Повезло, не иначе. Неудивительно, сейчас все слушают «РХЧП».
— Любимое блюдо?
— Если бы меня спросила коллега по работе, я бы сказала, что салат «Цезарь», чтобы не прослыть обжорой. Но на самом деле только порция жирной жареной рыбы с картошкой фри может довести меня до гастрономического оргазма.
На этот раз о везении не было и речи. У меня на лбу выступили капельки пота. Никто, даже Мило, не читал «секретные» биографии персонажей. Они хранились в ноутбуке, защищенные надежным паролем. Не желая верить в очевидное, я задал следующий вопрос:
— Любимая поза в сексе?
— Идите на фиг.
Она встала с дивана и затушила сигарету, сунув ее под кран с водой.
Ее выходка вернула мне уверенность в себе.
— Сколько партнеров у вас было? Отвечайте! Мы не договаривались использовать джокер, но вы это сделали. Второй раз такое не пройдет.
Она бросила на меня недобрый взгляд.
— Вы такой же, как все! И вас интересует только одно…
— Я и не претендовал на оригинальность. Так сколько?
— Вы и так знаете, около десяти…
— А точнее?
— Хотите, чтобы я прямо сейчас посчитала?
— Это займет много времени?
— На что вы намекаете? Считаете меня шлюхой?
— Я этого не говорил.
— Не говорили, но очень громко подумали.
Я специально старался не замечать, как ей неловко, и упорствовал, превращая допрос в самую настоящую пытку.
— Сколько?
— Кажется, шестнадцать.
— А из этих «кажется, шестнадцати» скольких вы любили?
— Двоих. Первого и последнего. Тео и Джека, — выдохнула она.
— Девственника и бабника. Вас бросает из одной крайности в другую.
Она бросила на меня презрительный взгляд:
— Вау! Да вы настоящий джентльмен!
Я вел себя вызывающе, не желая признаваться, что все ответы этой девицы попадают прямо в точку.
Дзинь!
Кто-то звонил в дверь, но я и не думал открывать.
— Ну что, может, закончим с моей личной жизнью? — спросила она с вызовом.
Я попробовал поймать ее в очередную ловушку:
— Любимая книга?
Она смущенно пожала плечами.
— Не знаю. Я мало читаю, у меня нет времени.
— Отличное оправдание!
— Если считаете меня дурой, вините в этом себя! Не забывайте, я плод вашего воображения. Вы сами меня придумали!
Дзинь! Дзинь!
