Сейчас Авил о темных деталях собственной биографии не думал и просто рассматривал свои голые ноги со свежим педикюром. Они были безволосыми, как и все тело, к тому же маленького размера. Из-за обеих не присущих мужчинам особенностей в свое время он вынес немало насмешек и издевательств. Теперь вряд ли кто-то отважился бы шутить на эту тему, но туфли он все равно носил на два размера больше, заполняя носы пробкой. Скорей всего, делал он это для самого себя.
За приоткрытой балконной дверью шумел в темноте дождь, а изготовленные под старину светильники на стенах, наполняли комнату неярким светом, придавая золотисто-багровый оттенок наполненному дорогим коньяком грушевидному бокалу на дубовом столике. Еще не очень давно он пил, в основном, дешевую водку и не знал, что коньяком нельзя запивать селедку под шубой или салат оливье, и уж тем более не знал, что его надо наливать в специальные бокалы – снифтеры. Авил взял правильный бокал в руку, поднял на уровень глаз, немного качнул. Цвет коньяка был похож на закат солнца.
Еремей задерживался, и он начинал нервничать. Не по правилам, в несколько глотков, осушил бокал и, чтобы отвлечься, представил, как в это же время ждёт доклада от своих подчинённых кто-то из начальников тиходонской полиции в кабинете со старомодной ковровой дорожкой, до сих пор считающейся верхом шика у казённых людей. Это немного развеселило, и он улыбнулся. Но ожидание – везде ожидание: что в казённом доме, что в собственном особняке – оно напрягает.
Медленно тянулись минуты. Наконец в дверь постучали.
– Пришел, – доложил Голуб, который выполнял функции начальника личной охраны и адъютанта по особым поручениям – Авилу нравилось использовать армейскую терминологию.
– Заводи! – Авил поставил пустой бокал на место.
Тихо вошёл Еремей, вышколенно замер у двери, чтобы ненароком не разозлить хозяина.
– Ну! – рявкнул тот.
– Я всё сделал.
– Как прошло?
– Нормально, – пожал плечами Еремей, привыкший изъясняться односложно. Задание получил, задание выполнил. О чем тут толковать?
Но Авил жаждал деталей.
– Без осложнений?
– Без. Он ничего не успел понять.
– Хорошо, – кивнул Авил, достал из халата конверт с тысячей долларов, протянул Еремею.
– Держи! Заработал!
Тот молча сунул деньги в карман.
– Ты освободил место для себя, – неожиданно объявил Авил.
– Чё?
– Займёшь его место, говорю!
– Как так? Я же не умею, как он…
Авил презрительно выпятил нижнюю губу.
– Чего ты не умеешь?! – раздраженно рявкнул он. – Грохнуть лоха не умеешь?!
– Лоха – это одно, – глядя в пол, сказал Еремей. Спорить в Авилом было рискованно, и сейчас он рисковал своей шкурой. – А другое – валить таких зверей, как валил Гаврош – с охраной, собственными службами безопасности, с ментовскими связями…
– Да ты же самого Гавроша завалил! Значит, ты его круче! Так работай вместо него! И бабла больше будет, и моей правой рукой станешь! Понял?
«А потом кто-то встретит меня в подворотне и освободит место для себя», – подумал Еремей, но ничего не сказал.
Запас возражений был исчерпан: босс не любил, когда ему противоречат и мог пристрелить прямо здесь… Да и о чем спорить? Он получил бабло и повышение – это хорошо. А ломать голову и, особенно, задумываться о будущем, Еремей не привык. Все равно никто не знает, что будет завтра… К тому же, его мнение никого не интересовало. Решение было принято и озвучено в форме приказа, а не вопроса. Отказаться – значит, самому лечь в землю.
– Понял! – ответил он и даже кивнул от усердия.
– Ну и иди, гуляй пока! – Авил небрежно махнул рукой. – Только не напивайся – завтра будет работа.
* * *
Утром господин Авилов созвонился со своим коллегой по бизнесу, общественной деятельности и меценатству господином Ивановым, который, вдобавок к остальным достоинствам, еще недавно стал депутатом законодательного собрания.
– Привет, Иван! Пообедаем?
– Привет, Авил! Давай в «Неаполе» в три?
– Договорились!
К фешенебельному итальянскому ресторану в центре города они подъехали ровно в пятнадцать – сказывалась привычка к «стрелкам», на которые нельзя опаздывать. Оставив машины на парковке, они подождали, пока охрана каждого проверила точку, и расположились на веранде, отделенной от окружающего сквера аккуратно подстриженным забором из самшита. Голуб и Борода – старший охраны Ивана, сидели за соседним столиком, безотрывно наблюдая за хозяевами и сканируя зоркими взглядами прилегающую местность. Остальные перекрывали периметр. Еремей стоял по ту сторону зеленой изгороди и неодобрительно наблюдал, как Мирон и Кот зафутболивают ногами в оставшуюся на асфальте после вчерашнего дождя лужу маленькие камешки, соревнуясь, кто поднимет больше брызг. На его взгляд, отвлекаться на ерунду в столь ответственный момент нельзя: можно и самим головы сложить, и хозяев подставить под пули… Но говорить ничего не стал: пока еще не он начальник охраны, пусть у Голуба голова болит…
– Давай, заказывай, – сказал Иван. – Мне все равно, что жрать!
Авил польщенно кивнул. Ему нравилось признание своих гастрономических способностей. Впрочем, нравилось признание в любой сфере: завышенная самооценка требовала постоянной подпитки.
– Устрицы будешь? – спросил он.
– Не, я не ем эту гадость.
– Зря, – с легким покровительственным оттенком сказал Авил. – Ты распробуй – не зря это мировой деликатес. Ну, тогда я тоже не буду.
Он заказал телячье карпаччо, сырную тарелку и мясо по-сицилийски. Иван равнодушно кивал. И задал только один вопрос:
– Пить-то что будем? Водку или коньяк?
– В итальянском ресторане нужно пить итальянское вино.
– Ну, вино, так вино! Хотя у меня он него башка болит.
Как только Авил закрыл меню, рядом со столиком вырос предупредительный официант. Не записывая, он выслушал заказ и исчез.
– Да, кабаки стали цивильней, – сказал Иван. – А помнишь, какие раньше были? Обсчитывают, обвешивают, кругом то драки, то стрельба…
– Ну, нас-то не обвешивали, – усмехнулся Авил.
– Нас – да, мы сами всех обвешивали! – согласился Иван. Он в молодости был борцом и сохранил стройность массивной фигуры, которая хотя и погрузнела, но не заплыла жиром. Брутальное малоподвижное лицо напоминало бульдожью морду. Только высеченную из камня.
– Как все прошло?
– Ты же по телику новости смотрел? Все гладко.
– Да это я видел. КДЦ Шершень хороший построил. Я его тоже под себя возьму. Ну, а главное, не будет под ногами мешаться: он ведь всегда лез поперек – и по новому рынку, и по земле в софроновке. Все равно бы он такое строительство не поднял, так нет, надо мне нагадить… Сам виноват, короче!
Авил сдержал улыбку: если человек ищет оправдание своим действиям, значит, не уверен в их правильности. А может, мучается угрызениями совести – ведь они с Шевляковым были как бы друзьями и компаньонами по нескольким бизнес-проектам… Или опасается, что придется отвечать… А значит, что, несмотря на атлетическую фигуру, он слабак! И отсутствие своей бригады это подтверждает – серьезный вопрос решить не может, идет на поклон к другому…
Они съели тоненькие лепестки сырого мяса, которое по цвету совпадало с губами Авила и покойного Гавроша, выпили густо, красного плотного вина, будто плотью и кровью Шершня поминали постоянного конкурента Ивана. В ожидании основного блюда ели сыры с вялеными и мариноваными маслинами, под которые очень хорошо шло терпкое вино. Бутылка быстро закончилась, Авил заказал еще одну.
Иван подал знак Бороде, тот отдал команду в микрофон на воротнике, и через несколько минут ему принесли небольшую синюю сумку, которую он отдал хозяину, а Иван передал Авилу. Авил вжикнул «молнией» и заглянул внутрь. Там лежали три «полных пачки» долларов – туго затянутые в плотный полиэтилен упаковки, в каждой из которых находились по десять «полных корешков» – пачек из ста стодолларовых купюр, схваченных кольцевой бандеролью. Триста тысяч, все правильно… Авил сделал знак Голубу, тот вызвал Еремея и отдал сумку ему, а Еремей отнес ее в новенький «Гелендваген» хозяина со счастливым номером «777». И подозвав Мирона с Котом, скомандовал:
