Озерчане уже привыкли к Бегуну, уже почти приняли за своего, кроме Петра, который хмуро смотрел сквозь него и не отвечал на поклон при встрече. От Рубля сторонились. Тот дни напролет валялся на солнышке со своим приемником.
Вернувшись однажды домой, Бегун застал его в расстроенных чувствах. Лева лежал на лавке, глядя в низкий прокопченный потолок.
— Чего закис?
— Батарейки сели, — уныло кивнул Рубль на молчащий приемник.
— Трагедия… — усмехнувшись, согласился Бегун. — На печи подержи — еще протянут немного.
— Держал уже… Чемпионат мира через месяц — думал, не увижу, так хоть послушаю… — Лева, похоже, разрядился вместе со своими батарейками — оборвалась последняя ниточка, связывающая его, хоть и в одну сторону, с большим миром.
— Иди работать, — посоветовал Бегун. — Сдохнешь ведь от скуки.
— Не дождутся! — гордо ответил Рубль. — Требую считать меня военнопленным. И кормить согласно Женевской конвенции.
— Пока что я тебя кормлю, — Бегун выложил картошку, присоленную рыбу, грибы, ссуженные ему сердобольными бабами, — Слушай, ну неужели не интересно тебе? Мы в другой век попали, без машины времени! Это же настоящее все! Купала сегодня, праздник будет. Не маскарад, актерский, дешевый — настоящий Купала!
— В Москву хочу. К девушке Тамаре.
— Тьфу, твою мать!.. Ну, вырвешься ты отсюда, рано или поздно — ведь не увидишь больше такого!
— И слава Богу, — меланхолично отозвался Рубль.
— Тихо… — Бегун прислушался. — Началось!
По селу разнеслась песня — парни и мужики кликали, переходя от двора к двору:
Девки, бабы —На Купальню!Ладу-ладу,На Купальню!Ой, кто не выйдетНа Купальню,Ладу-ладу,На Купальню!Ой, тот будетСух колода!Ладу-ладу,Сух колода!А кто пойдетНа Купальню,Ладу-ладу,На Купальню!А тот будетБел береза!Ладу-ладу,Бел береза!
— Пойдем! — Бегун поднял Рубля с лавки и потащил за собой из избы. — А то засохнешь в самом деле, как колода!
На дворе была уже ночь. Празднично одетые девки, бабы и ребятишки, обгоняя их, бежали к костру, который просвечивал сквозь деревья. Костер разложен был на пригорке: в середине высокий сырой кол с развилкой на конце, в которой сидела сама Купальница — чучело из ветвей, переплетенных лентами, с руками и головой, вокруг кола горел хворост.
Бегун с Рублем стали поодаль, у подошвы пригорка. К купальному костру собралось все село, кроме отца Никодима и других самых древних стариков и младенцев. Девки были в венках из цветов и зеленой травы на распущенных волосах, в руках каждая держала соломенные жгуты, прихваченные из дому. Все двинулись кругом огня, притоптывая поочередно одной ногой и другой:
Как на горушке, ой, на горы,На высокою на крутой,На раздольницы широкой —Там горит огонь высокый.Как у том огню жгли три змеи:Как одна змея закликуха,Как вторая змея заползуха,Как третья змея веретейка.Закликуха-змея ягнят закликает —Ея в огонь!
Девки и бабы подскочили к костру и бросили шумно, как порох, вспыхнувшую еще над огнем солому.
Заползуха-змея заломы ломает —Ея в огонь!Веретейка-змея зажин зажинает —Ея в огонь!..
Когда было покончено со всеми тремя змеями, карагод рассыпался, раздался лихой свист — и Еремей с Петром, толкнувшись издалека, махнули первыми через костер, по обе стороны кола. Следом стали прыгать попарно остальные — парни с посвистом, у самого кола, пытаясь дотянуться до Купальницы, девки с визгом, подобрав юбки, — с краю, где уже. Прыгнула с кем-то Неждана — длинные распущенные волосы ее, багровые от огня, волной перелетели следом. Прыгали даже старики со старухами, мелко семеня на разбеге, и ребятишки. Кто не перетягивал через костер, ступал в огонь — принимался под общий смех приплясывать, топать по траве, стряхивая с лаптей угли.
Ой, кто не прыгнетЗа Купальню,Ладу-ладу,За Купальню, —
рябой рыжий Лука встал перед Бегуном, раскинув руки, приглашая к костру.
Ой, тот будетСух колода! —
тотчас подхватили остальные.
— Нечистая сила купального огня боится, — усмехнулся Петр.
— Давай! — азартно кивнул Бегун Леве.
— Всю жизнь мечтал. Иди-иди, потешь папуасов! — отмахнулся тот. Его раздражало чужое веселье.
— Да черт с тобой! — Бегун отошел подальше, качнулся, потирая ладони, примеряясь. За огнем не виден был дальний край костра. Он разбежался, толкнулся изо всех сил под одобрительный гул, — в лицо ему ударил снизу раскаленный воздух, — и встал далеко за костром, по-мальчишески гордый собой.
Началась новая песня, карагод двинулся вокруг костра:
Ай во поле,Ай во поле липинка,Под липою,Под липою бел шатер.В том шатре,В том шатре стол стоит,За тем столом,За тем столом девица…
Из карагода к костру вытолкнули тощую Грушку.
Рвала цветы,Рвала цветы со травы,Вила венок,Вила венок с городы…
Грушка сняла венок и ходила против карагода, с детской прилежностью показывая, как она рвала цветы и плела венок «со дорогим яхонтом».
Кому венок,Кому венок износить?Носить венок,Носить венок старому…
Карагод остановился, старики и женатые парни вышли к Грушке, прося отдать венок. Она спрятала его за спину.
Старому венок,Старому венок не сносить,Мою молодость,Мою молодость не связать!
Старики вернулись на место, снова начался запев про липинку во поле и про девицу в шатре.
Носить венок,Носить венок милому,Милому венок,Милому венок износить…
В круг вышли парни, они не просили венок, а пытались выхватить его из рук у Грушки, та с радостным визгом носилась кругом костра, как бесенок, пряталась бабам за спины, дразнилась языком. Лука до поры до времени не лез вперед, да и парни не слишком усердствовали.
Милому венок износить,Мою молодость,Мою молодость содержать!
Грушка наконец бросила венок Луке, тот надел его, наклонился — Грушка была на две головы ниже, — и они неумело поцеловались вытянутыми губами, руки по швам, отчего Грушка залилась густым стыдливым румянцем. Они встали рядом, и песня началась с первых слов.
В круг вышла Неждана. Она не прыгала козой, как Грушка, а мягко ступала, покачивая бедрами, с улыбкой быстро пробегая глазами по освещенным костром лицам в карагоде, будто действительно выбирая, кому отдать венок. Не отдав его старикам, она пошла быстрее, а когда к костру вышли парни, побежала, уворачиваясь от них, то поднимая венок над головой, то перекладывая за спиной из одной руки в другую, то в карагоде, то вокруг. Еремей, как и Лука, хотя и участвовал в игре, но пока оставался за спинами, смотрел на Неждану, счастливо улыбаясь.
Милому венок износить,Мою молодость,Мою молодость содержать!
Неждана не бросила венок и не остановилась, она бежала все быстрее, так что волосы летели за спиной, захлестывая ей лицо, когда она кидалась обратно, игра продолжалась, карагод тотчас начал повторять последние слова, тоже все скорей и скорей, торопя ее:
Носить венок,Носить венок милому,Милому венок,Милому венок износить…
Парни уже сами расступались, пропуская ее к Еремею, тот подошел ближе, но Неждана с хохотом пронеслась мимо него, спрятав венок за спину, и снова выбежала за карагод.
Милому венок износить,Мою молодость,Мою молодость содержать!..
Неждана внезапно на всем бегу стала против Бегуна и бросила венок ему в руки — тот от неожиданности едва успел подхватить.
Песня оборвалась, ахнули бабы, и все замерли на мгновение, только красные языки костра плясали по-прежнему, пытаясь достать до Купальницы. Неждана побледнела и схватилась ладонями за щеки, сама испугавшись того, что натворила. Бегун растерянно глянул на венок: между цветами вплетены были острые листья девясила.
Первым опомнился Петр, он вырвал венок из рук Бегуна и швырнул его в огонь, схватил Неждану за волосы и, пригнув ей голову, поволок в темноту, к Белоозеру.
— Поздравляю, — ухмыльнулся Рубль. — А ты тут, оказывается, времени зря не теряешь?
Карагод распался, бабы собрались вместе посудачить, мужики тоже перешептывались, поглядывая на них. Еремей стоял один, понурившись. Старики, осуждающе качая головами, погнали ребятню от костра к селу.
