Солнце палило.
- Можно даже туристок, - неожиданно четко произнесли во сне Командор и задумчиво потёрли одну ступню о другую. Слепни недовольно зашуршали, покидая благородные члены. - Вот я вас, суки! - воскликнули Командор уже вполне осознанно, каковые слова относились, однако, не к Широким Массам и даже не к туристкам, как можно было предполагать с первого взгляда, но лишь к слепням. И с этими историческими словами Командор окончательно восстали от сна.
Всё сразу пришло в движение. Полки строились, рюкзаки складывались, стоянка свёртывалась. Грязные и потные, Командор тем не менее были величественны, как Наполеон (которого Они вообще весьма напоминали невысокими размерами своего плотного организма, коротким ёжиком над широком лбом мыслителя, небольшим животиком и большим стратегическим интеллектом), когда полчаса спустя выводили Широкие Массы на траверс Авраамиева монастыря.
Монастырь, обвалившийся с запада наполовину и напоминавший анатомический муляж, высился перед нами, прилепившись к массивной, пышной и уродливой постройке ХІХ века - пятиглавому высокому собору. Стены монастырского храма рассекали глубокие трещины. С трепетом вошли мы под готовые обвалиться своды, где не нашли ничего интересного. Выходили уже без трепета. Время, отведенное на эстетику, истекало. Бросив последний взгляд на руины, Командор развернули наши части в сторону пруда, где предполагали смывать "Дэту". По дороге миновали мужика, чистившего мелких, как семечки, карасиков на завтрак прожорливым реставраторам. Караси были из пруда, представшего нашим очам в виде грязной, изумрудно-зелёной лужи, почему-то вызывавшей воспоминания об отхожем месте.
Нахмурясь, Командор повели Широкие Массы прочь от пруда в деревню. Солнце выпаривало лужу у колонки. В небе стояла голубизна, не тронутая тучками, как совесть младенца. Командор перебирали дальних родственников по материнской линии автора "Справочника туриста", согласно которому перистые облака, наблюдавшиеся наш накануне, вещали близкий дождь. Как говорят у нас, пишущих, "автор смотрел впереди гонорар" и, согласно изречению Командора, "ни хрена больше".
Умывшись под колонкой вплоть до нижних конечностей, Широкие Массы последовал за Командором к дойной бабе, из которой Вождь извлекли два литра парного, тёплого и жирного, молока. Командор лично выкушали две трети оного, повелев Ш.М. испить прочее. Содрогаясь в душе, исполнил преданный приказ Командора. Нельзя не отметить, что с его стороны это был столь же героический, сколь и глупый акт самопожертвования, осложнённого безынициативностью и бездумным подчинением начальству, - основные качества, которые, увы, отличают нашу родную массу на всём протяжении её исторического пути.
Отяжелевши - не столь от пищи, сколь от солнца, - вышли мы на дорогу на предмет автостопа. В тени было жарко и пыльно. Машины упорно не шли дальше Ножкина. У местного магазинчика хлебовоз визгливо ругался с продавщицей; густой мат висел в воздухе, смешиваясь со зноем, пылью и деревенской тишиной. Лошадь хлебовоза устало дёргала головой и ногами, пытаясь избавиться от слепней, разъевших её до крови. Поэт, находящийся в процессе стремительного опрощения, стал обмахивать бедную лошадку веточкой, из какового занятия был извлечён зовом Командора, стреножившего очередную машину. То был грузовик с сеном. Кряхтя и фыркая, со скоростью раздавленного таракана, он повлёк нас по дороге в Солигалич, оставляя позади место славного нашего сражения и не менее славной тризны, устроенной нами над могилами павших.
С МИЛЫМ РАЙ В ШАЛАШЕ, С ВОЖДЁМ - В СОЛИГАЛИЧЕ
До гроба буду вспоминать Солигалич, где все мы - благодаря, разумеется, мудрому (не устану повторять) водительству Командора - вкусили удовольствие от пуза. Светлым пятном в радужном ореоле будет Он (Командор, разумеется, как впрочем, и Солигалич) сиять в моей памяти на фоне прочего, как начищенный медный пятак в куче позеленевших копеек. Да, Бог создал Солигалич, а Командор привёл нас туда. Поистине, путь к замыслам Божьим лежит через мудрость Вождя.
ЛУЧШЕ УМЕРЕТЬ С ТАКИМ КОМАНДОРОМ,
ЧЕМ ПОД ЗАБОРОМ
(
Ш.М.)
Машина, кряхтя и дымясь, влекла нас по ухабистой дороге, покуда не довлекла до столовой, стоявшей на середине пути. Здесь Ш.М. почувствовал первые признаки последствий неумеренной своей самоотверженности. Удалившись в туалет, он сии признаки уже не только ощутил, но и обонял, а также услышал в виде стремительно извергающейся из него струи отходов потребления. Судя по мощности струи, отходов было в два раза больше, чем самого потребления, и этот удивительный факт поверг Ш.М. в состояние прострации, ибо превышал его интеллектуальные возможности. Уже он хотел было остаться на дороге - о, паникёр! - но Командор решительно втолкнули его в машину, каковая двинула дальше.
А дождь всё-таки состоялся. Он настиг нас в пути - короткий, стремительный, ничего не изменивший вокруг, кроме нашего мнения об авторе "Справочника туриста". Выехав из дождя, мы подъезжали к деревне под названием город Солигалич.
Высились стройные каменные колокольни, словно восьмигранные карандаши, на равнине, окружённые морем крыш под мелкой дранкой. Сверкала на солнце тихая и довольно широкая река Кострома, в которой на всём её городском протяжении плескались взрослые и дети, а на городской площади приезжего встречала вывеска санатория им. Бородина, за коею угадывалась цивилизация.
Города, как люди, - они нравятся или не нравятся сразу. Как выразился впоследствии Вриосекс со ставшей ему присущей народной образностью, "мне нравятся те бабы, которые мне нравятся". Он как раз имел в виду Солигалич.
Машина торжественно несла Командора и Широкие Массы по улицам. Несметные толпы восторженных солигаличан дефилировали по дощатым, грунтовым, а также асфальтированным тротуарам в честь великого события. Небо сверкало голубизной спрессованной под собственным давлением атмосферы и позолотой солнечного диска. Река радостно журчала витиеватые дифирамбы почётным гостям. На центральной площади города бронзовый Ильич приветливо вздымал руку и даже, кажется, помавал ею вослед.
Кортеж достиг пересечения улиц Свободы и ещё какой-то, менее значительной. Ш.М. совлёк на мостовую рюкзаки. Командор приступили к ритуалу вознаграждения возницы. Они торжественно вскрыли колпачок полиэтиленовой фляги. На донышке неистово бултыхался спирт. Всю дорогу Командор держали флягу в своей деснице, помавая ею (флягой, разумеется) перед носом машиниста. Тем самым Командор уподобились Александру Македонскому, коий, согласно повествованиям древних писателей, вознёсся на небо, заманивая грифонов, привязанных к корзине, поднятыми над их головами львятами. В данном случае Командор использовали этот способ только лишь для вознесения в Солигалич; нет, однако же, сомнения в том, что будь на то Их воля, Они вознесли бы нас и выше А. Македонского, Спирт, как известно, сам творит чудеса; спирт же в деснице Командора и не на то ещё способен.
