— Да этот дьявол!.. Ну мельничиха конечно…
— Да, сеньор… Она ушла… и не думаю, чтоб в очень добром расположении духа…
— Ах, Гардунья! Я умираю…
— Но что такое с вашей милостью? Ей-богу, я…
— Я упал в воду и промок насквозь… У меня зуб на зуб не попадает…
— Так, так! Значит, вода виновата!
— Гардунья!.. Думай о том, что ты говоришь!..
— Я ничего и не говорю, сеньор…
— Ну, хорошо, выручи меня из беды…
— Сию минуту… Вот увидите, ваша милость: живо все устрою!
Так сказал альгвасил и в мгновение ока, одной рукой взяв светильник, а другой подхватив коррехидора под мышку, метнулся в спальню, раздел его донага, уложил в постель, потом сбегал в сарай, притащил охапку дров, развел в кухне огонь, взял сверху платье своего начальника, развесил на спинках стульев, зажег светильник, повесил его на крюк, а затем вернулся в спальню.
— Ну, как вы себя чувствуете? — спросил он дона Эухенио, держа как можно выше светильник, чтобы лучше разглядеть лицо его превосходительства.
— Прекрасно! Наверно, скоро вспотею… Завтра я тебя повешу, Гардунья!
— За что, сеньор?
— И ты еще смеешь спрашивать? Ты думаешь, я, следуя твоему идиотскому плану, рассчитывал улечься в эту постель один, да еще вторично приняв таинство крещения?.. Завтра же я тебя повешу!
— Да расскажите мне, ваша милость, что случилось?.. Как же с сеньей Фраскитой?..
— Сенья Фраскита пыталась меня убить. Это все, чего я добился, следуя твоим советам. Можешь быть уверен: я тебя повешу завтра утром!
— Что-нибудь да не так, сеньор коррехидор! — заметил альгвасил.
— Почему ты так думаешь, болван? Потому что я лежу здесь обессиленный?
— Нет, сеньор. Я потому так думаю, что, когда сенья Фраскита поехала в город за врачом, она вовсе не показалась мне такой жестокой…
— Святый боже! Ты уверен, что она поехала в город? — воскликнул вконец перепуганный дон Эухенио.
— По крайней мере она сама мне так сказала…
— Беги, лети, Гардунья!.. Ах, я погиб безвозвратно!.. Знаешь, зачем сенья Фраскита отправилась в город? Все рассказать моей жене!.. Уведомить ее, что я здесь!.. Ах, боже мой! Боже мой, как же это я раньше не догадался? Я думал, она помчалась в село искать мужа, а муж в надежных руках, — стало быть, мне наплевать! Но раз она в город!.. Гардунья, беги, лети… Ты ведь всегда был скороходом, спаси меня! Добейся, чтобы эта ужасная мельничиха не проникла в мой дом!
— А если я добьюсь этого, ваша милость меня не повесит? — насмешливо спросил Гардунья.
— Не только не повешу — я подарю тебе сапоги: они мне велики, но зато почти совсем новенькие. Я подарю тебе все, что захочешь!
— Коли так — лечу стрелой. Спите спокойно, ваша милость. Наваррку я засажу в тюрьму и через полчаса буду здесь. Когда нужно, я могу бегать быстрее осла.
С этими словами Гардунья сбежал по ступенькам вниз. Само собой разумеется, что именно во время его отсутствия здесь и побывал мельник, который увидел в замочную скважину всякие чудеса.
Итак, предоставим коррехидору потеть в чужой постели, а Гардунье — лететь в город, куда в недалеком будущем за ним последует дядюшка Лукас в треугольной шляпе и ярко-красном плаще, — и, превратившись сами в скороходов, помчимся в село вслед за доблестной сеньей Фраскитой.
Глава XXIII
Снова пустыня и уже знакомые голоса
По пути от мельницы к селу наваррка испытала легкий испуг, когда увидела, что кто-то среди поля высекает огонь.
«А вдруг это коррехидоров сыщик? Что, если он меня задержит?» — подумала мельничиха.
В тот же миг донесся рев осла.
«Откуда в такой час могут взяться в поле ослы? — размышляла сенья Фраскита. — Ведь тут нет ни огорода, ни хутора… Это, наверно, нечистая сила надо мной потешается! Но только это не ослица моего мужа… Что моему Лукасу нужно здесь ночью, в стороне от дороги? Ничего! Конечно, это сыщик!»
В этот момент ослица, на которой ехала сенья Фраскита, сочла нужным испустить ответный рев.
— Да замолчи ты, проклятая! — крикнула на нее наваррка, втыкая ей в бок булавку.
Страшась нежелательной встречи, наваррка тоже свернула с дороги и погнала ослицу прямо по полю.
Когда пробило одиннадцать часов вечера, сенья Фраскита подъезжала к околице села.
Глава XXIV
Король того времени
После обильного возлияния сеньор алькальд улегся со своей почтенной супругой спиной к спине, образовав с ней таким образом, ту самую фигуру, которую наш бессмертный Кеведо называл австрийским двуглавым орлом, как вдруг в дверь супружеской спальни постучал Тоньюэло и возвестил сеньору Хуану Лопесу, что сенья Фраскита, мельничиха, желает с ним говорить.
Мы не будем пересказывать, как ворчал и бранился спросонок алькальд, и сразу же перейдем к тому моменту, когда он предстал перед мельничихой, потягиваясь, как гимнаст, развивающий свою мускулатуру, непрерывно зевая и в промежутках между зевками восклицая:
— Как ваше драгоценное, сенья Фраскита? Какими судьбами вы здесь? Ведь вам же сказал Тоньюэло, чтобы вы оставались на мельнице? Так-то вы повинуетесь властям?
— Мне нужно видеть Лукаса! — заявила наваррка. — Мне нужно видеть его сию же минуту! Передайте ему, что здесь его жена!
— Нужно! Нужно! Сеньора, вы забываете, что говорите с самим королем!
— Оставьте вы этих королей, сеньор Хуан, мне не до шуток! Сами хорошо знаете, что приключилось со мной и для чего вы арестовали моего мужа.
— Я знать ничего не знаю, сенья Фраскита… А что касается вашего мужа, то он вовсе не арестован, а преспокойно спит здесь у нас, и обращаются с ним так, как я вообще обращаюсь с людьми. Эй, Тоньюэло, Тоньюэло! Сбегай на сеновал и скажи дядюшке Лукасу, чтобы он немедленно шел сюда… Ну, так вот… Что же такое стряслось?.. Вам было страшно спать одной?
— Постыдились бы, сеньор Хуан! Вы хорошо знаете, что я не любительница таких шуточек! Все очень просто: вы и сеньор коррехидор замыслили погубить меня, но вы здорово промахнулись! Я — здесь, и со мной не случилось ничего такого, чего мне следует стыдиться, а вот сеньор коррехидор находится сейчас на мельнице при смерти!..
— Коррехидор при смерти? — воскликнул его подчиненный. — Это правда, сеньора?
— Истинная правда. Он свалился в поток и чуть не потонул. Наверно, он схватил воспаление легких или еще что-нибудь такое… Это уж пусть его супруга разбирается. Я приехала сюда за своим мужем, чтобы завтра же утром отправиться вместе с ним в Мадрид и рассказать обо всем королю.
— Вот дьявол, вот дьявол! — пробормотал сеньор Хуан Лопес. — Слушай, Мануэла! Поди-ка, детка, оседлай мула… Сенья Фраскита, я еду на мельницу, и горе вам, если с сеньором коррехидором стряслась какая-нибудь беда!
— Сеньор алькальд, сеньор алькальд! — воскликнул Тоньюэло, вбегая в комнату ни жив ни мертв. — Дядюшки Лукаса нет на сеновале, ослицы его тоже нет, а ворота на скотном дворе стоят настежь… Одним словом, упорхнула птичка!..
— Что ты болтаешь? — заорал сеньор Хуан Лопес.
— Пресвятая богородица! Что-то произойдет у нас в доме? — воскликнула сенья Фраскита. — Едемте скорее, сеньор алькальд, не будем терять времени!.. Мой муж убьет коррехидора, если застанет его там в такую пору!..
— Так вы полагаете, что Лукас на мельнице?
— А как же иначе? Я вам больше скажу… Когда я ехала сюда, то я его встретила, только не узнала. Ведь это, конечно, он высекал огонь среди поля! Боже мой! Подумать только, что иной раз животное бывает гораздо разумнее людей! Надо вам сказать, сеньор Хуан, что наши ослицы, понятно, спознали друг дружку и поздоровались, а Лукас и я — мы не поздоровались и один другого не узнали!.. Какое там! Мы бросились в разные стороны, — мы приняли друг друга за сыщиков!..
— Хорош же ваш Лукас! — заметил алькальд. — Ну да ладно, поедем, а там видно будет, как с вами со всеми поступить. Со мной не шути. Я ведь король!.. Только не такой, какой у нас теперь в Мадриде или, может, в Пардо,[23] а такой, какой был в Севилье и которого звали дон Педро Жестокий… Эй, Мануэла, подай мне жезл и скажи своей госпоже, что я уехал.
Служанка (которая наверняка была более покладистой девицей, чем это могло понравиться хозяйке, и менее скромной, чем того требовали добрые нравы) повиновалась, а так как мул сеньора Хуана Лопеса стоял уже оседланным, то сенья Фраскита и алькальд не теряя времени отбыли на мельницу, сопровождаемые неизменным Тоньюэло.
Глава XXV
Звезда Гардуньи
Забежим вперед, предположив, что мы способны обогнать любого скорохода.
Гардунья, обыскав все улицы города, но так и не найдя сеньи Фраскиты, к этому времени уже вернулся на мельницу.
Хитрый альгвасил не преминул заглянуть по дороге в коррехимьенто[24] и застал там мир и тишину. Двери были распахнуты настежь, как среди бела дня. Такой уж там установился обычай: двери не затворялись до тех пор, пока власти не вернутся, завершив все, что вменяют им их священные обязанности. На площадке лестницы и в приемной мирно дремали альгвасилы и другие чины, дожидаясь коррехидора. Но заслышав шаги Гардуньи, двое или трое из них, потянувшись, спросили своего старшину и непосредственного начальника:
