здесь, на Оаху. По-японски они говорили сносно - Хиро с особым тщанием проследил, чтобы они занимались после уроков - однако, между собой они предпочитали говорить по-английски. На этом языке сам Хиро знал лишь пару ругательств, да несколько общих фраз. Гамбургеры и хот-доги сыновьям нравились больше, чем рис и сырая рыба. Кензо встречается с белой блондинкой по имени Элси Сандберг. Они, строго говоря, были американцами.
Именно из-за того, что они американцы, они ненавидели японцев за то, что те завоевали Гавайи. Они этого даже не скрывали. Проблем у них пока ещё не возникло, однако сыновья постоянно цапались с отцом по этому поводу.
Хиро Такахаси родился неподалеку от Хиросимы. На Гавайи они приехал подростком, ещё до Первой Мировой Войны. Он хотел поработать на тростниковых полях, заработать денег и вернуться. Денег он заработал. Их хватило на то, чтобы бросить работу в полях и вновь заняться тем, что он умел лучше всего - рыбной ловлей. В Японию он так и не вернулся. Он женился на Реико, поселился в Гонолулу и начал строить семью.
Хиро вздохнул.
- В чём дело, отец? - спросил стоявший у штурвала Хироси.
- Подумал о вашей матери, - ответил Хиро.
- А, мне её тоже жаль, - сказал старший сын и опустил взгляд.
Как и Кензо. Их мать погибла под завалами в самом конце войны, когда японцы бомбили Гонолулу. В тот момент они находились в море. Когда они вернулись, весь их квартал лежал в руинах, объятый пламенем. Тело Реико Такахаси так и не нашли.
Но всё равно, Хиро постоянно конфликтовал с сыновьями. Они обвиняли японцев в том, что те разбомбили беззащитный город. Хиро же винил американцев за то, что не сдались, когда ситуация уже была совершенно безнадёжной.
Он всё ещё гордился тем, что он - японец. Когда американцы, наконец, сдались, Хиро размахивал флажком с Восходящим солнцем во время торжественного парада японской армии в Гонолулу. В том параде приняли участие и ободранные, грязные, поникшие американские пленные, окруженные подтянутыми японскими солдатами, одетыми в прекрасно подогнанную форму. Тогда американцы уже не выглядели столь надменно, как раньше. Хиро до сих пор относил лучшую рыбу в японское консульство на Нууану-авеню. Он оставался японцем до мозга костей и очень гордился тем, что сделали его соотечественники.
Будучи отцом, чьи сыновья не разделяли его взгляды (а у кого было иначе?), он никогда не упускал возможность указать молодым на их ошибки.
- Эти острова останутся в Великой восточноазиатской сфере сопроцветания* - сказал он. - Вы сами видели, что стало с американцами, когда они попробовали вернуть их обратно. У них ничего не вышло.
- Они снова попробуют, - сказал Кензо. - Можешь поставить на это последний доллар.
- Я лучше поставлю настоящие деньги - йену, - ответил на это отец.
Кензо хотел было ответить, как Хироси быстро заговорил с ним по-английски. Младший брат резко ответил на том же языке. Хироси ещё что-то произнес. Сыновья продолжали говорить по-английски, как и всегда, когда не желали, чтобы отец их понял. Наконец, Хироси заговорил по-японски:
- Отец, давай больше не будем говорить о политике? Нам отсюда никуда друг от друга не деться, а нам надо ловить рыбу.
Хиро, нехотя, кивнул.
- Хорошо. Не будем, - сказал он.
Хироси обратился к нему достаточно вежливо, поэтому он не мог позволить себе грубость.
- В первую очередь - рыба, - произнес он очевидную вещь.
Сыновья облегченно кивнули. Произнесенные Хиро слова были не просто очевидны, они были правдой. Когда с американского материка прекратились поставки, на Оаху начался голод. Если бы не рыбацкие лодки из залива Кевало, этот голод был бы ещё жёстче.
Рыбу ловили не только на сампанах. "Осима-мару" прошла мимо сёрферной доски с парусом, на которой стоял светловолосый загорелый хоули. Он помахал сампану и поплыл дальше. Сыновья Хиро помахали в ответ.
- Выглядит по-дурацки, - заметил Хиро.
Он бы не совсем искренен. Парусная доска не выглядела дурацкой, скорее, забавной.
- Кажется, этот тот самый хоули, которого мы видели в мастерской Эйдзо Дои, - сказал Кензо. - Готов спорить, Дои поставил парус и на его доску, и на нашу лодку.
- Возможно.
Если этот белый ходил к японскому мастеру, Хиро был склонен отнестись к нему немного лучше. До войны многие хоули на Оаху притворялись, будто японцев вообще не существует... и делали всё, чтобы те не высовывались, ни в чём не составляли им конкуренцию. Теперь же всё изменилось.
- У нас сегодня отличный попутный ветер, - заметил Хироси.
- Хаи, - согласился Хиро.
Ходить на "Осима-мару" под парусом ему нравилось гораздо больше, чем с двигателем. Стояла блаженная тишина, нарушаемая лишь гулом ветра, да ударами волн по корпусу. Больше никакого урчания дизеля. Никакой вибрации под ногами, лишь равномерная качка. И никакой вони от выхлопа - по ней Хиро точно не скучал.
Недостаток у паруса был ровно один: с мотором лодка шла быстрее.
- Мы дня три будем искать нормальное рыбное место, - сказал Кензо.
Хиро лишь раздраженно вздохнул. Не потому, что младший сын был неправ, как раз, наоборот.
- Дело не только в том, что мы идём медленно, - добавил Хироси. - Мне кажется, проблема в том, что рядом с Оаху стало меньше рыбы.
Хиро снова вздохнул. Видимо, он тоже прав. С тех пор, как Гавайи сменили хозяина, в море стало больше рыбаков. Без поставок из Америки люди готовы есть всё подряд, в том числе и то, что можно выловить в море. До войны Хиро и сыновья выбрасывали всякую рыбью мелочь обратно в воду. Теперь мелочи не осталось.
Из воды выскочило несколько летучих рыб. Они пролетели над водной гладью и нырнули обратно. Так они поступали, когда спасались от какого-то крупного хищника. Крупные рыбы, такие как тунец, скумбрия, барракуды и даже акулы и были целью Хиро. Кензо закинул удочку. Останавливать лодку Хиро не стал. Они отошли ещё недостаточно далеко, чтобы добраться до
