отлично с этим справлялись. Наш род входил в мощную коалицию. И даже самые хитрые враги не могли ничего с нами сделать.
Но как только отца не стало, наше объединение развалилось. Одни друзья тут же стали врагами, другие попросту отвернулись. Слабая женщина не смога удержать территорию, деньги и предприятия.
В итоге, нас раскатали, оставив самую малость на жизнь. И то в честь памяти об отце, которого многие уважали.
«Не люблю, когда слабых давят. Придется гребанным заговорщикам ощутить меч Справедливости своим брюхом!» — подумал, читая воспоминания Белозерова.
На сей раз сознание парня неплохо раскрылось. Информация лилась плотным потоком. Поглощая ее, я немного задумался, отчего не заметил корягу, споткнулся и чуть не свалился на землю.
К счастью, парень был устойчивым на ногах. Вместо падения, пробежал пару метров, будто таранил головой стену. Потом остановился, врезавшись в... грудь местной дамы, которая возникла из неоткуда.
— А! — вскрикнул я, понимая, что это не очень пристойно.
Но вместо визга и обвинений женщина прижала меня лишь сильнее. Голова полностью утонула меж двумя внушительными полушариями. Нежная гладь молодой кожи и щелк роскошного платья обласкали мое лицо. А дурманящий запах духов, казалось, проник в мозги, как сильнейший секретный яд.
Может, в этом мире все не так уж и плохо! Меня любят красотки с пышными формами. Хоть какая-то компенсация за слабость и за болезнь.
Подумав так, я случайно (или не совсем) положил руки на крупные ягодицы женщины. Постарался отстраниться от нее, чтоб увидеть лицо. Но жалобный голос дамы нервно воскликнул:
— Артемочка! Сыночек, ну ты чего? Я же просила тебя не сбегать... Видишь к чему приводит непослушание? Ты получил сильный приступ, впервые с прошлого месяца. Да и теперь один ходишь по лесу. Где этот негодник Нил Родин? Он же обещал тебя проводить...
— Что??? Сыночек? — выпалил я, силой освобождаясь от женских объятий.
Черт, это мама Артема. Память дала четкий сигнал, отчего стало немного стыдно.
Посреди лесной тропинки стояла женщина лет... не могу сказать сколько точно, но еще вполне молодая. Ее пышные черные волосы красиво падали на лицо. Точеные черты лица напоминали древнюю королеву. Тонкая нежная шея как у подростка, то же самое можно сказать и о талии.
Лишь слегка полные бедра да крупная грудь выдавали в ней некую «взрослость». Иначе б я принял дамочку за сестру парня, настолько хорошо она сохранилась.
Достоинства фигуры дополнял рост. Длинные ноги хорошо сочетались с простеньким платьем, делая из дешевого наряда изысканный образ.
«Да уж, с мамой мне повезло!» — подумал, приоткрыв рот.
Несмотря на кровавую работенку всегда бы ценителем женщин, особенно таких зрелых красоток, которые в самом соку.
Правда, эта красотка родила... мое тело. К тому ж вела себя как старая бабка, причитая над сыночком, будто он уже умер.
— Артем, ты плачешь? Что с тобой? Ну скажи хоть слово, сынок? Тебе правда не плохо? Голова не болит? Температуры нет? Кушать не хочешь? А пить? — твердила мама (кажется, ее звали Ольга), теребя меня тонкими пальчиками, как тряпичную куклу.
На секунду впал в ступор от такой мощной заботы. Теперь ясно, почему Артемка так слаб. С ним просто общались как с маленьким, не давая ступить даже шагу. Что ж, начать воспитательную работу еще не поздно.
Когда Ольга в очередной раз хотела потрогать мой лоб, нос или другую часть тела, я резко перехватил ее руку.
— Ой, ты чего? Это ж я. Неужели маму не узнаешь? — ахнула женщина, хватаясь свободной рукой за сердце.
— Узнаю. Но проблема в другом, — процедил сквозь зубы, отпуская материнскую руку. — Я больше не маленький мальчик, которого нужно пичкать! Понятно?
— Что? Я и не думала...
— Тихо! Мне уже восемнадцать, значит я взрослый парень. Согласна? — холодно продолжил, глядя в синие глаза опешившей мамочки.
— Да, но ты...
— Я больной. Это так. Но не немощный! Могу принимать решения, обслуживать себя, учиться, заниматься спортом. По лесу в одиночку гулять. Понимаешь?
— Конечно, сыночек. Только вдруг тебя кто побьет, — выдавила со скорбью мама, сглотнув слюну.
— Побьют? — передразнил ее я. — Значит сам виноват.
— Но как же...
— Ни как.
— Но что же...
— Ни что! Теперь мы пойдем домой, где я приму пищу, займусь уроками и физической подготовкой, — отчеканил, направившись вперед бодрым шагом.
— Что? Физической, сладкий? Ну это как бы опасно, — послышалось у меня за спиной.
Мама говорила еще какую-то чушь. Просила меня надеть шапку, потому что в лесу вечно дует, заявляла, что можно не ходить в школу пока «полностью не восстановлюсь после приступа» и многое другое.
Когда мы подошли к дому, женщина наконец-то замолкла. Холодное спокойствие сделало свое дело. Ольге пришлось принять, что ее сын больше не размазня. Прежний Артем умер и никогда не вернется. Настала пора встретить нового Белозерова, который решает задачи, а не прячется под юбкой у мамочки.
Дом семейства отлично подходил к ограждению территории, тоже ветхий и старый. Когда-то был отличным особняком с тремя этажами. Теперь верхние окна были забиты досками. Всюду отваливалась краска, части мраморной лепнины, куски бетона.
На крыльцо было страшно ступать. Ведь оно напоминало руины после обстрела из полковой артиллерии.
Ничего, мы это точно исправим. Нужно узнать, что мешает развитию. У нас не осталось возможностей зарабатывать? Или возможность есть, но надо налаживать производство, торговлю. Чем мы там вообще занимаемся?
Я замер на крыльце, думая об этом. Тогда сзади послышался робкий вопрос моей мамы.
— Артемочка, кхма-кхе, в смысле, Артем! Ты есть-то хоть будешь сегодня? — аккуратно спросила она, боясь, что я опять скажу нечто резкое.
— Во! Это да... Это мы как раз без проблем. Только положу себе сам. Хорошо? — бодро откликнулся я, ведь с момента попадания сюда крошки во рту не держал.
— Да, как раз сам. У нас с прислугой проблемы. Сегодня даже тетя Шура не вышла. Я сама приготовила кое-что, — удрученно сказала Ольга, видимо, скучая по былому величию.
— Ничего, ты лучше любой тети Шуры! Сейчас оценю, — воскликнул, хлопнув в ладоши и опрометью ворвался в дом.
Обстановка внутри была неплохой, я б сказал даже величественной. Мама смогла сохранить картины, зеркала, статуэтки и прочую утварь. Потому дом не выглядел голым.
Правда, многие вещи уже истрепались и выцвели. Панели на полу кое-где треснули, потолки пожелтели. Да и мебель была
