Озеро и берег переместились в поле его зрения. Пит теперь был у него за спиной. Над головой жуткая обезьяноподобная туча начинала рассеиваться. Хэл налег на весла. Двадцати секунд оказалось достаточно, чтобы осознать – гребет он, спасая свою жизнь. Пловец он был так-сяк, а в этих внезапно разбушевавшихся волнах и чемпиону пришлось бы нелегко.
Еще две доски внезапно разошлись с тем же звуком пистолетного выстрела. Воды в лодке сразу прибавилось, она залила его ботинки. Послышались металлические пощелкивания – он понял, что это ломаются гвозди. Запор одной из уключин сломался и канул в воду. Не последует ли за ним сама уключина?
Ветер теперь бил ему в спину, будто стараясь остановить его, а то и отогнать назад на середину озера. Его охватил ужас, но в ужасе этом было и какое-то безумное радостное возбуждение. На этот раз обезьяна исчезла навсегда. Почему-то он твердо это знал. Что бы ни случилось с ним, обезьяна не вернется омрачить жизнь Деннису или Питу. Обезьяна исчезла – быть может, упокоилась на крыше или капоте «студебекера» Эймоса Каллигена на дне Кристального озера. Исчезла навсегда.
Он греб, нагибаясь вперед и откидываясь назад. Вновь раздался этот хрустящий треск, и теперь ржавая банка из-под лярда, валявшаяся на носу лодки, плавала в воде, поднявшейся на три дюйма. В лицо Хэла летели брызги. Снова хруст, гораздо более громкий: носовая скамья разлетелась на два куска, и они поплыли рядом с ржавой банкой для наживки. От левого борта оторвалась доска, а затем другая – от правого борта у самой ватерлинии. Хэл греб и греб. Горячее сухое дыхание шелестело у него во рту, а затем из его глотки поднялся медный привкус усталости. Ветер ерошил слипшиеся от пота волосы.
Теперь трещина пробежала по всему дну лодки, образовала зигзаг у него между ступнями и устремилась к носу. Вода взметнулась фонтаном, поднялась до голеней, лизнула колени. Он греб и греб, но лодка уже почти не продвигалась вперед. Он не осмеливался оглянуться на берег, проверить, насколько до него далеко.
Оторвалась еще доска. Трещина, разделившая дно, начала разветвляться точно молодое деревце. Вода заполняла лодку. Хэл со всей мочи налегал на весла, хрипя, все больше задыхаясь. Гребок, второй… а на третьем вырвались обе уключины. Одно весло он упустил, но вцепился в другое, встал и начал загребать им воду. Лодка качнулась, чуть было не перевернулась и опрокинула его назад на скамью.
Еще несколько досок отлетели, скамья переломилась, и он погрузился плашмя в воду между бортами, изумившись тому, какая она ледяная. Он попытался встать на колени, с отчаянием думая: «Пит не должен увидеть этого, увидеть, как утонет его отец у него на глазах. Плыви! По-собачьи, если иначе не умеешь, но не жди, плыви…»
Раздался еще один треск – оглушительный – и он уже плыл к берегу, плыл, как никогда еще не плавал… а берег оказался на удивление близко. Еще минута – и он уже стоит, погруженный в воду по пояс, всего в пяти шагах от пляжа.
Пит, разбрызгивая воду, побежал к нему, крича, смеясь, плача. Хэл двинулся к сыну и потерял равновесие, Пит в воде по грудь забарахтался.
Они ухватились друг за друга.
Хэл, судорожно ловя ртом воздух, тем не менее подхватил мальчика на руки и выбрался с ним на пляж, где оба растянулись на песке, тяжело дыша.
– Пап? Ее больше нет? Этой противной обезьяны?
– Да, думаю, ее больше нет. И на этот раз – навсегда.
– А лодка развалилась. Она… взяла и развалилась вокруг тебя.
Хэл посмотрел на доски, покачивающиеся на воде футах в сорока от берега. Они ничем не напоминали крепкую, собранную вручную лодку, которую он вытащил из лодочного сарая.
– Теперь все хорошо, – сказал Хэл, опираясь на локти. Он зажмурил глаза и подставил лицо теплым лучам солнца.
– А тучущу ты видел? – шепнул Пит.
– Да, но теперь не вижу ее… а ты?
Они оба посмотрели на небо. По нему там и сям плыли пушистые облачка, но черной тучи нигде не было. Она исчезла, как он и сказал.
Хэл поднял Пита и поставил на ноги.
– В доме есть полотенца. Пошли! – Но он остановился, глядя на сына. – Ты просто с ума сошел: надо же вот так броситься в воду.
Пит поглядел на него очень серьезно.
– Ты такой храбрый, папа.
– Неужели? – Мысль о храбрости не приходила ему в голову. Был только страх. Такой огромный страх, что он заслонял все остальное. Если было что заслонять. – Пошли, Пит?
– А маме мы что скажем?
Хэл улыбнулся.
– Понятия не имею, парень. Что-нибудь сочиним.
Он еще помедлил, глядя на доски, плавающие в воде. Озеро опять стало почти зеркальным. Легкая рябь искрилась и блестела. Внезапно Хэл подумал о людях, приезжающих летом на озеро, людях, ему неизвестных. Возможно, отец с сыном забрасывают спиннинги на самых крупных. «У меня клюет, папа!» – кричит мальчик. «Ну так подсекай! Посмотрим твою добычу», – говорит отец, и из глубины возникает, волоча водоросли на тарелках, ухмыляясь своей жуткой приветственной ухмылкой… обезьяна.
Он вздрогнул… но это же было только предположение…
– Пошли, – снова сказал он Питу, и они зашагали вверх по тропинке через пламенеющий октябрьский лес к старому родному дому.
* * *
Из «Бриджтон ньюс»
24 октября 1980
Бетси МориертиТАЙНА ПОГИБШЕЙ РЫБЫ
В конце прошлой недели сотни погибших рыб, плавающих брюхом вверх, были замечены в Кристальном озере в окрестностях городка Каско. Наибольшее количество, видимо, погибло возле Охотничьего мыса, хотя течения не позволяют установить это с полной точностью. Среди погибших рыб были все виды, водящиеся в озере: ушастые окуни, щуки, черные окуни, карпы, сартаны, радужная форель и даже один не вернувшийся в море лосось. Специалисты в полном недоумении…
Возвратившийся Каин
[6]
С яркого майского дня Гарриш вошел в прохладу общежития. Какое-то время его глаза привыкали к сумраку холла, так что поначалу он лишь услышал голос Гарри Бобра, донесшийся из тени.
– Жуткий предмет, не правда ли? – спросил Бобер. – Действительно жуткий.
– Да, – кивнул Гарриш. – Крепкий орешек.
Теперь его глаза различали Бобра. Тот тер прыщи на лбу, а мешки под глазами блестели от пота. Одет он был в сандалии на босу ногу и футболку. На груди висел значок-кнопка, гласящий, что Хоуди Дуди – извращенец. В полумраке белели громадные передние зубы Бобра.
– Я собирался сдать его еще в январе, – бубнил Бобер. – Говорил себе, что надо сдавать, пока есть время, но вот дотянул до последнего. Думаю, я провалил экзамен, Курт. Честное слово.
В углу, у почтовых ящиков, стояла комендантша. Невероятно высокая женщина, чем-то похожая на Рудольфа Валентино. Одной рукой она пыталась вернуть лямку бюстгальтера под платье, другой прикрепляла к доске объявлений какую-то бумажку.
– Тяжелый случай, – вздохнул Гарриш.
– Я хотел тебя кое о чем спросить, но не решился, потому что у этого парня глаза как у орла. Ты думаешь, что опять получишь «А»?
– Я думаю, что, возможно, завалил экзамен.
У Бобра отвисла челюсть.
– Ты думаешь, что завалил? Ты думаешь, что…
– Я пойду приму душ, ладно?
– Да, конечно, Курт. Конечно. Это был твой последний экзамен.
– Да, это был мой последний экзамен, – эхом отозвался Гарриш.
Он пересек холл, толкнул дверь и стал подниматься по лестнице. Пахло там, как в мужской раздевалке. Сколько же лет ходили по этим ступеням! Его комната находилась на пятом этаже.
Куин и другой идиот с третьего этажа, с волосатыми ногами, протиснулись мимо него, перекидываясь футбольным мячом. Заморыш в очках в роговой оправе, еле волочащий ноги, попался ему между четвертым и пятым этажами. Учебник по алгебре он прижимал к груди, словно Библию, а губы его повторяли шепотом логарифмы. Глаза парня были пусты, как чисто вымытая классная доска.
Гарриш остановился и посмотрел ему вслед, гадая, а не показалась бы этому убогому смерть благом, но, пока он раздумывал, заморыш уже скрылся из виду. Гарриш поднялся на пятый этаж и направился к своей комнате. Свин уехал два дня назад. Четыре экзамена за три дня, пам-бам, мерси, мадам. Свин знал, как ухватить жизнь за шкирку. От него остались только фотографии красоток, два вонючих носка от разных пар да керамическая пародия на «Мыслителя» Родена, сидевшего, по воле подражателя гению, на унитазе.
Гарриш вставил ключ в замочную скважину.
– Курт! Эй, Курт!
Роллингс, тупорылый старший по этажу, который отправил Джимми Броуди к декану за пьянку, махал ему рукой с лестничной площадки. Высокий, хорошо сложенный, с короткой стрижкой.
– Ну как, развязался? – спросил Роллингс.
– Да.
– Не забудь подмести пол и составить список разбитого и неработающего, ладно?
– Сделаем.
– Бланк я подсунул тебе под дверь в прошлый вторник, не так ли?
– Было дело.
– Если меня в комнате не будет, подсунешь заполненный бланк и ключ мне под дверь, хорошо?
