Кузнец с помощью молота и стамески урезал Отбойнику лохмы и подровнял бороду, после чего гном заказал маленькие удобные ходули и человеческий костюм с укороченными рукавами.
За стойкой «Утонченного блаженства» теперь стояло нечто, похожее на циркового акробата-клоуна, так что не привыкшие к виду хозяина посетители впадали в легкий ступор.
Чтобы выйти из него, они покупали пиво, торговля и в самом деле шла лучше.
– Отбойник не поможет, – вздохнул Прыгскокк, – придется идти в гномий квартал.
Туалет наполнился глубоким унынием, пересилившим даже царящие тут запахи.
Гномы, законопослушные и работящие обитатели Ква-Ква, пользовались среди прочих рас исключительно плохой репутацией, а квартал малорослого народца, лежащий на правом берегу реки, считался местом более опасным, чем некоторые окраины Нор или Дыр.
Сами гномы не могли понять, в чем тут дело, а другие расы не спешили объяснять, опасаясь получить по голове топором.
– А что делать? – вздохнул Арс, глядя на Тили-Тили, ставшего похожим на печальную картофелину с большими ушами и глазами. – Может быть, они нас и не убьют… сразу…
– Уматывать надо, типа, – вступил в разговор Рыггантропов.
Предки двоечника веками учились выживать в смрадной атмосфере Дыр, перед которыми напичканные опасными тварями джунгли покажутся уютной гостиной, и в процессе эволюции обрели некий дополнительный орган, годный только для одного – давать сигнал тревоги.
– А чего? – не понял Прыгскокк.
– Сворачивайте заклинание, а я рисунками займусь, – сказал Топыряк, – а то еще войдет кто-то из преподавателей…
Болтающееся в воздухе заклинание зашипело, не желая возвращаться в тесный и пыльный мешок. Рыггантропов грозно заворчал, а Тили-Тили, проскользнув вдоль стеночки, подпрыгнул и нанес коварный удар туда, где у заклинания находилась «пятая точка».
Пораженный такой наглостью кусок слегка одушевленной магии потерял бдительность, Нил Прыгскокк и Рыггантропов навалились на него и деловито свернули, как рулон обоев.
– Оно слабеет, – заметил Арс, когда заклинание оказалось надежно упаковано в мешок, – через какое-то время рассеется.
Дверь заскрипела тонко и пронзительно, и в туалет неслышней мыши проскользнул поцент Злост Простудилис.
– Так-так, – сказал он тоном самого зловещего из инквизиторов и окинул взглядом студентов, шевелящийся мешок у ног Рыггантропова, торчащие из-под мантии Топыряка свитки.
– Э… – слова застряли у Арса в горле, да так основательно, что вздумавшему их добыть пришлось бы воспользоваться сверлом.
Злост Простудилис, внешностью напоминающий облысевшего хорька, внушал студентам дикий, первобытный страх, какой испытывали, должно быть, сидящие на ветвях предки людей перед тигром.
– Вы занимаетесь тут чем-то нехорошим, – поцент выговорил это так, что на лице у Рыггантропова появилось виноватое выражение, Тили-Тили повесил голову, а Арс ощутил желание упасть на колени и раскаяться, – ну-ка, что там у вас?
– Заклинание, – честно ответил двоечник.
– Нехорошо, – Злост Простудилис покачал головой и под его взглядом Арс ощутил, как останавливается сердце. – Отнесите его туда, где взяли, а потом отправляйтесь на задний двор. Там господину Схуксу, нашему садовнику, очень нужны рабочие руки… и другие части тела. Вы меня поняли?
Студенты дружно изобразили судорожный кивок, вокруг ушей Тили-Тили залопотал потревоженный воздух.
– Тогда идите.
Арс повернулся, как солдат на параде, и деревянным шагом вышел в коридор. За ним последовали остальные.
О том, чтобы ослушаться и удрать, никто из студентов даже не подумал.
Весеннее солнышко отражалось от шлема Лахова, и застывший посреди улицы лейтенант напоминал маяк для мышей.
– Чего это он? – спросил Дука Калис, глядя на бледное лицо командира, на его странно поблескивающие глаза.
На месте Лахов простоял с полчаса, с того момента, как стражники вышли из «Потертого уха», где утренней кружкой пива отметили наступление очередного дня.
– Думает, – с уважением ответил Васис Ргов и шмыгнул носом.
Сам он думать не умел.
Мимо сновали горожане, кое-кто с интересом поглядывал на лейтенанта, а одна предприимчивая дамочка попробовала развесить на нем белье для просушки. Попытка была доблестно пресечена сержантами.
– Вот, – проговорил Лахов на сорок третьей минуте стояния. – Ну что, пойдем?
– Куда? – спросил Калис, прикидывая, не зарядить ли дополнительные арбалеты в сапогах.
– В веселое заведение мадам Передур, что на Пустопорожней улице.
Вопрос «Зачем?» Ргов не задал, но ухитрился изобразить его на лице, так что лейтенант не смог не ответить.
– Искать демона, – сказал он.
Калис решил, что идея с дополнительными арбалетами была не такой уж плохой.
– Но он же там был вчера, – сказал Ргов. – И мы не знаем, где он сейчас. У нас больше нет этой… ынстукции.
Лахов собрал весь яд, имеющийся в организме, и направил его в район языка.
– Ты что, предлагаешь отправиться к Пифии и сказать: «Ой, извините, мы потеряли вашу бумаженцию». Как ты думаешь, что она сделает?
– Наорет, – предположил Ргов.
– Проклянет, – заявил куда более мрачно смотрящий на жизнь Калис.
– Или ты хочешь пойти к Большому Джиму и сообщить ему, что мы не можем найти типа, порезавшего его парней?
При упоминании Большого Джима на улице стало несколько тише.
– Нет, – честно признался Васис.
– Тогда пойдем.
Неспешным шагом, придуманным специально для патрулирования города и погонь за действительно опасными преступниками, Торопливые зашагали в сторону Грязного моста.
Калис на ходу подпрыгивал, норовя взвести лежащие в сапогах арбалеты.
В веселом заведении мадам Передур стражу, честно говоря, не ждали, хотя в этот час там не ждали вообще никого.
На стук никто не подумал открывать, и тогда Лахов постучал вторично, используя для этого здоровенные и мозолистые кулаки Калиса. Двухэтажное строение опасно закачалось, с крыши посыпалась труха, а доносящийся изнутри равномерный храп неохотно прервался.
– Считаю до одного – и начинаю стрелять, – сообщил изнутри голос, отдаленно похожий на женский.
– Только попробуй! – рявкнул Калис, почувствовавший себя в родной стихии, и в руках его оказалось по арбалету. – Это стража! Всем встать лицом к стенке, руки за голову! Молчать и бояться!
– Чего вам надо? – дверь приоткрылась, явив лицо, которое поэты лет тридцать назад сравнили бы с луной.
К лицу прилагалось несколько квадратных метров полупрозрачной ткани, под которой что-то колыхалось.
– Э… мы разыскиваем, – Лахов отодвинул Калиса в сторону и, стараясь не смотреть на это самое «что-то», шагнул вперед, – одного типа… Есть данные, что он вчера побывал у тебя.
– Много кто у нас был…
Мадам Передур не любила утро и старалась проводить его в уютном логовище из одеял и подушек. Яркий и беспощадный солнечный свет что-то делал с ее внешностью такое, с чем не могли справиться лучшие притирания.
К вечеру внешность вновь становилась такой, как надо, и мадам Передур оживала.
Но сейчас, когда солнце еще не добралось до зенита, она чувствовала себя несколько мертвой.
– Он не совсем обычный де… – Ргов вовремя прикусил язык, – человек. Вы не могли его не запомнить.
– А почему я должна отвечать? – лениво поинтересовалась мадам Передур.
– Если ты промолчишь, то я сообщу Большому Джиму, что ты отказалась ему помочь, – сказал лейтенант.
– Убедительный аргумент. Ну, был у нас вчера один тип, – мадам Передур украдкой вздохнула, – но он пропал так странно, что я решила, что он маг. Исчез из комнаты на втором этаже.
Что в этой комнате он находился не один, мадам решила не уточнять.
– Ты сможешь его описать?
Хозяйка веселого дома задумалась и через пару минут вынуждена была признать, что облик вчерашнего гостя в памяти не задержался.
– Высокий, черный, – сказала она. – Все.
– Может быть, твои девочки его запомнили? – сделал последнюю попытку Лахов.
– У них плохая память на лица.
– А давай их допросим! – предложил Ргов.
Мадам Передур смерила его взглядом, пройдясь от стоптанных сапог до слегка помятого на макушке шлема, и спросила:
– А ты точно выдержишь этот допрос, парень?
– Ну… это… я… – Ргов зарделся майской розой.
– Если что, мы сбегаем до речки, – пришел на помощь подчиненному лейтенант Лахов. – Тут недалеко. Понюхаем, чем от нее пахнет. Это здорово прочищает мозги и отбивает вожделение…
– Да уж, трудно вожделеть, когда тебе хочется блевать, – мадам Передур отступила, освобождая дверной проем. – Заходите.
Изнутри веселый дом напоминал кладбище старых вещей. Тут обитали запахи прогорклого жира, женских притираний и крови. Водились стада древних, продавленных диванов, под яркими обивками похожих на крашеных старух. Стены украшали слегка подранные гобелены.
