— Десять лет, конечно, большой срок, — соглашалась собеседница. — Но вы еще так молоды, а «Грейледиз» — не очень подходящий дом для молодых.
— Может быть, — отвечала Пита, глядя в окно. Сад в «Грейледиз» был не таким типичным, как в Дауэр-Хаус. Осень уже золотила листья каштанов, в цветниках распустились китайские астры и пурпурные георгины. Все это радовало глаз, несмотря на вечерние туманы. Впрочем, и в туманах, пожалуй, было своеобразное очарование.
На ум Пите все время приходила одна и та же строчка: «Время туманов и зрелости плодов». Интересно, кто это написал? Браунинг, тот воскликнул: «О, Англия в апреле!»
Итак, ей довелось очутиться здесь в конце лета, в короткий последний период тепла и света. А если она останется здесь дольше, то наверняка познакомится с морозами и снегопадами. О снеге Пита успела напрочь позабыть, она давно уже видела его только на рождественских открытках. Если она останется, то у нее есть перспектива встретить настоящее Рождество у себя на родине.
Но что же делать?
Хотят ли окружающие, чтобы она осталась? Ведь она здесь чужая и даже, как утверждает миссис Беннет, не вправе выказывать своих чувств, а обязана все время помнить о своем долге. Уехав во Флоренцию, она освободится от всяких обязательств, ибо будет самостоятельно зарабатывать и помогать Полу.
Элен Рамбольд была достаточно умна, чтобы разглядеть, что Пита чувствительна к чужому мнению. То, чего бы ей хотелось самой, значило не так уж много, если она ощущала себя обузой. Более того, ей надо было точно знать, что она кому-то нужна, прежде чем выбрать для себя место жительства, которое со временем, возможно, станет чем-то большим. После долгого бродяжничества Питу тянуло к оседлой жизни, ведь по натуре она была из тех, кто рано или поздно пускает корни, найдя себе тихую гавань. Однако имеет ли она право занять место в этой тихой гавани — вот в чем вопрос.
Вместе с тем впечатления предшествующей жизни делали для Питы привлекательной мысль о Флоренции. Если бы она по-настоящему привязалась к этой части Англии, то прожила бы здесь даже самую длинную и скучную зиму, но пока что такой привязанности не было.
Исходя из своих интересов, Элен решила воспользоваться ситуацией и с помощью соответствующих доводов склонить Питу к нужному ей решению.
— Дело вот в чем, дорогая моя, — говорила она вкрадчивым тоном, сидя в своей роскошной маленькой столовой. — Мне вы действительно нужны, а вот ваш опекун — из тех, кто ни в чем не нуждается. Хотите, чтобы я выражалась вполне откровенно? Тогда вот что я вам скажу: если вас гнетет мысль о том, что вы ему чем-то обязаны и должны быть благодарны за щедрость по отношению к вам, — добротой назвать его отношение к вам едва ли возможно! — то вы сильно заблуждаетесь. Что Вентворту нужно меньше всего, так это чья-то признательность. Он знать не знает, что с ней делать.
— Вы хотите сказать, что он не вполне человечен? — спустя какое-то время спросила Пита, не поднимая глаз.
— Милая моя, я знаю, что его вовсе нельзя считать человечным!
— Знаете? — изумленно переспросила Пита.
Элен Рамбольд как-то странно улыбнулась. На мгновение ее живые глаза потемнели, а красивое лицо превратилось в маску, словно ей хотелось скрыть от собеседницы обуревавшие ее сильные чувства.
— Есть люди, — наконец заговорила она, — которые как бы огораживаются стеной, высокой и мощной, и не стоит тратить силы и ронять свое достоинство, пытаясь пробиться сквозь нее, — этого все равно никто не заметит. Мужчины, для которых главное — подняться вверх по лестнице и как можно выше, склонны к бездушию и презирают тех, кого считают ниже себя. Мне давно уже ясно, что Джеффри Вентворт именно такой человек, я ведь знаю его много лет.
— Но ведь у всех людей есть свои слабости, — возразила Пита. — И к каждому в общем-то можно найти подход. А потом, это так естественно — ценить признательность других.
— Только не для Джеффри Вентворта.
Пита вдруг погрустнела.
— Пожалуй, — призналась она. — Я ведь однажды уже пыталась его поблагодарить.
— За что же? За то, что взял вас к себе после смерти брата?
— Нет, за те наряды, что он мне купил. Я чувствовала себя так неловко.
— Ну, милочка, — успокоила ее Элен, — Вентворт очень богат, и ему ничего не стоит потратить на вас некоторую сумму. Возможно, он даже считает это своим долгом по отношению к вам, раз вы падчерица Майкла. Если же вы проявите свою признательность за это, он просто обдаст вас презрением. Абсолютно лишенный чувствительности мужчина! На женщин же у него просто нет времени.
Пита подумала, что это, пожалуй, не так странно: ведь Джеффри прекрасно знает теневую сторону жизни, а женщины внесли немалый вклад в ее создание.
— Итак, к чему я все это говорю, — продолжала Элен. — Вентворт не ждет от вас, что вы будете поступать согласно его указаниям, если захотите куда-то поехать и вообще что-то предпринять. Он ведь неофициальный ваш опекун. Он принял на себя заботы о вас совсем не потому, что очень желал этого. В связи с моим предложением у вас появляется возможность не только стать самостоятельной, но и освободить его от связанных с вами хлопот. Нечего и сомневаться в том, что он испытает заметное облегчение, — ему просто не хочется давить на вас, ибо тогда совесть у него будет неспокойна. В общем, это противоречит его чувству долга, у него оно, несомненно, развито…
— Иначе он просто оставил бы меня во Франции. Лучше бы уж так и сделал! — с горечью вздохнула Пита. — Я бы не умерла с голоду. У меня много друзей…
— Тем не менее не стоит рассчитывать на друзей, — заметила миссис Рамбольд. — Особенно если в их помощи есть острая необходимость. Я же весьма рада, что вы приехали в Англию, поскольку теперь мы вместе можем поехать во Флоренцию.
— Вы думаете, я в самом деле нужна Полу? — грустно спросила Пита. — Мне так хотелось бы кому-то помочь.
— Вот вам и подходящая возможность, дорогая, — дружелюбно улыбнулась Элен. — Пол успел вас очень полюбить, и вы, кажется, прекрасно управляетесь с ним. Я же буду платить вам жалованье и оплачивать другие расходы, так что вы не будете чувствовать себя обязанной. Неужели плохо?
— Хорошо, — согласилась Пита.
— А кроме того, подумайте о солнечной Италии — здесь-то погода скоро испортится, о Флоренции, лимонных деревьях, кипарисах, жасмине! Мой муж называл наш дом «Виллой кипарисов», потому что она едва проглядывала из-за этих великолепных деревьев. А запах жасмина… — Рассказчица умолкла, но, судя по всему, нарисованная ею картина произвела впечатление на девушку. Глаза ее заблестели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});