— Я не мог остаться.
— И не мог мне ничего объяснить? Только что мы были вместе и все было хорошо, и вдруг ты исчезаешь, не сказав ни слова.
— Я должен был кое с чем разобраться, — неопределенно ответил Андреас.
Господи, он ненавидел себя за то, что до сих пор на него накатывали волны неконтролируемого животного страха и отвращения к самому себе. Они заставляли его бежать от всех, кто был ему дорог и кого он любил. В тот день, когда эта волна накрыла его во время их свидания с Клер, у него не осталось иного выбора, кроме как покинуть ее. Он не хотел причинять ей боль и не был уверен, что сможет себя контролировать в ее или чьем-либо ином присутствии. Именно тогда его проклятая сила впервые начала пробуждаться в нем. И он потерял Клер. Теперь она принадлежит Роту.
Андреас небрежно пожал плечами:
— Клер, но я же вернулся.
— Через год, — констатировала Клер. — От друзей из Темной Гавани я узнала, что ты снова в Берлине. — Она покачала головой, в глазах мелькнула печаль. — Я не верила, что ты когда-нибудь вернешься.
— Поэтому ты меня не ждала.
— А разве ты мне оставил надежду?
— Нет, — медленно произнес Андреас.
Ему бы многое хотелось ей сказать, более того, вероятно, он должен был объясниться, но сейчас все это уже не имело никакого смысла. Клер права. Они оба изменились. Эти десятилетия они жили совершенно разными жизнями. И, несмотря на то что кровь и смерть вновь свели их вместе, он не мог сказать ничего такого, что изменило бы положение вещей, — изменило прошлое. Сюда он пришел с одной лишь целью: отомстить Роту за сделанное.
Андреас продолжил свой путь по коридору.
Клер последовала за ним, на этот раз на расстоянии, словно предпочла держаться от него подальше.
— Что ты собираешься делать?
— Я же сказал, хочу найти информацию, которая выведет меня на твою кровную пару.
— Я же сказала — здесь ты ничего не найдешь. Это мой дом, не его.
Андреас уловил сделанный ею акцент, но он уже видел цель — комнату, заставленную книжными шкафами, высокими — от пола до потолка. Он направился прямиком к приоткрытой двери.
— Андреас, — окликнула его Клер, — пожалуйста, остановись. Библиотека — мое личное пространство. Ничего важного для тебя там нет…
— Ты не против, если я просто взгляну? — Ее нежелание пускать его в библиотеку только подстегнуло его решимость.
Что она там может прятать? Он двигался от одного шкафа к другому, мимо небольшого дивана к столу, на котором с ночи все еще горела настольная лампа. И дальше, вглубь библиотеки, где стоял письменный стол темно-орехового цвета, на нем беспорядок, будто его спешно оставили в самый разгар работы.
На выдвижной панели стола он увидел архитектурный эскиз. Вероятно, проект какой-нибудь Темной Гавани, и будет еще одна фотография, на которой Клер с идеально сделанной улыбкой рядом с Ротом и его дружками. Но волосы у него на затылке зашевелились, когда он подошел ближе.
Он отлично знал этот участок земли.
Его конфигурацию, ландшафт… атмосферу.
Это его земля.
Здесь, на берегу озера, стоял особняк его Темной Гавани. Стоял, пока предательство Рота и его собственное отчаяние не разрушили его до основания.
— Что это, черт возьми?
Клер подошла и встала рядом, на ее лице отразилась тревога:
— Андреас, все считали тебя погибшим. Не было ни одного наследника, который бы заявил о своих правах на собственность. В берлинском сообществе Рода собирались провести аукцион…
— Но эта земля принадлежала мне, — голос Андреаса дрогнул. — Здесь был мой дом.
— Я знаю, — поспешно сказала Клер. — И я не могла допустить, чтобы ее продали с молотка. Несколько недель назад, во время организованного здесь богослужения в память о тебе и твоей погибшей семье, я узнала, что наследники не объявились, и тогда я купила землю. Об этом никто не знает. Я хотела сделать на ней нечто особенное. Своего рода мемориальный парк, тихий и уютный.
Андреас смотрел на эскиз парка: небольшие искусственные пруды, аккуратные цветочные клумбы, замысловатая сеть дорожек. Планировка была великолепной. Просто идеальной.
Клер сделала это… ради него.
Он был поражен. Шокирован до немоты.
— Возможно, я взялась не за свое дело, — продолжала Клер. — Прости. Но я не могла смириться с мыслью, что твой дом, где ты жил с родственниками, будет продан как обычный лот и память сотрется. Мне это казалось неправильным. А тебе, может быть, кажется неправильным то, что сделала я.
Андреас молча стоял и смотрел на эскиз парка. Мало сказать, что он был удивлен состраданием, проявленным к нему Клер. Он был тронут до глубины души, чего с ним практически никогда не случалось. Он смотрел на эскиз и видел, с какой заботой была продумана каждая деталь.
Это было сделано для него, в память о его погибшей семье.
Медленно он повернулся к Клер, и, вероятно, на его лице застыло такое выражение, что та попятилась.
«Хорошо, — подумал он, — очень хорошо, пусть отойдет еще дальше».
Потому что ему нестерпимо хотелось только одного: сжать ее в объятиях и замереть в долгом поцелуе, насколько хватит дыхания.
Но она была связана кровными узами с Вильгельмом Ротом.
С его заклятым врагом.
А он был опасен, голод томил так, что он терял разум и самоконтроль. Если он прикоснется к Клер, то не сможет остановиться. Если когда-то ему случалось проявить благородство, огненная сила, проснувшаяся три месяца назад, выжгла в нем это качество дотла, и сейчас он был опасен для Клер как никогда.
— Я должен остаться один, — хрипло прорычал Андреас.
Он действительно хотел остаться один и не видеть Клер. Не вспоминать тот короткий, но незабываемый отрезок времени, когда они были вместе. Не чувствовать, как его тело и его сердце, не желавшее подчиняться воле, откликались на ее присутствие.
Андреасу хотелось отвести глаза и не смотреть на нее, когда Клер с выражением заботы и нежности на лице приблизилась к нему и протянула руку, словно собиралась прикоснуться — сделать именно то, чего он так страстно желал всем своим существом.
Пульс учащенно бился, от желания рот наполнился слюной, член ощутимо твердел.
Их разделял всего шаг. Андреас затаил дыхание, когда Клер тронула ладонью его грудь.
— Андре, прости, я не хотела ничего плохого…
— Убирайся отсюда, Клер! — Сквозь обнажившиеся клыки он с шипением втянул в себя воздух. — Немедленно, черт тебя побери!
Она оцепенела от его злобного рыка, отпрянула, словно боялась, что он ее ударит. Заморгала, безмолвно открывая рот, но так ничего и не сказала, развернулась и поспешно вышла из комнаты. Удостоверившись, что она ушла, Андреас подошел к двери и плотно закрыл створку, убеждая себя, что без Клер ему станет легче. Он надеялся, что она, подчиняясь здравому смыслу и благоразумию, покинет дом и убежит от него подальше.
