– Трифон, а где твоя девушка? - поинтересовалась Нина, с выражением игривой ехидны поглядывая на Гранечку.
– Какая девушка? - озадачился Трифон. Присутствовала в его натуре этакая первобытная невинность, доставшаяся, по-видимому, от африканского папочки. И благодаря этой невинности Трифон иногда становился совершенно неуязвимым для стрел девичьей стервозности.
– Ну как же… - протянула Нина. - Такая черненькая, худенькая. Я тебя с ней видела в дансинге. В прошлый вторник. Вечером.
– Это был не я. - Трифон наотрез отказывался поддерживать светскую беседу. - В прошлый вторник я в деревне был. У Орландо Фомича. Выступал там. И по дансингам я не хожу. Времени на это нету.
Нина строптиво поджала губки. Трифон был тот еще кремешок, принудить его к поддержанию столь интеллектуального светского разговора было невозможно.
– Ох, Триша, какой ты скрытный! - Нина решила-таки оставить за собой последнее слово. - Почему ты ничего не говоришь нам, твоим друзьям? Не понимаю.
– Конечно, не понимаешь, - встрял крепкий перец Гена. - Потому что у тебя пониматоры отсутствуют. А вот у меня они есть, причем большие.
– Фу!
– Все пустословите, - задудела в аскетическую дуду Фотиния. - А с чем старость встретите? Ведь в скольких грехах покаяться придется!
– Свет, хватит, а? - умоляюще пробубнил супруг-электрик. - Ты уже всех запарила своим благочестием. Блин.
– Как ты можешь! - вспылила Фотиния. - Это тебя бесы против святой жизни настраивают. И вас всех тоже.
– Ну да, - радостно согласился Юрик. - А на фига нам эта святая жизнь сплющилась?
– Святая жизнь помогает здоровью, - поучительно заявила Фотиния. - От пьянки да курения раньше времени загнуться можно…
– Здоровье, говоришь? Гы-гы! - тут же возник Гена. - Вот ты послушай про деда одного моего кореша. Этот дед, капитально толковый мужик, между прочим, всю жизнь пил вместо воды водку, папиросу из зубов не вынимал, даже когда спать ложился, а уж баб у него было - никаких калькуляторов не хватит, чтоб пересчитать! Дожил этот хорек до девяноста лет и до сих пор живет, как утверждает мой кореш. И еще ворует провода с линий электропередач - сдает их в пункты металлолома, чтоб на бутылку заработать. А родной брат этого самого деда, близнец, пил только молоко, курить даже и не думал, женщин не имел ни одной и умер. В трехмесячном возрасте. Вот так.
– Это все чепуха! - сердито воскликнула Фотиния-Светлана. - Это ты наверняка в Интернете выискал такую байку!
– А откуда ты знаешь? Небось сама лазишь по сайтам с пошлыми анекдотами, а, святоша?!
– Вот и нет!
– Светк, не психуй, - мирно сказал Гена. - Вопрос стоит не этим ребром. Вопрос к Трифону: где его девушка?
По лицу Нины растеклась змеиная улыбка.
– Нет у меня девушки! - отрезал Трифон. А Гранечка поперхнулась кусочком колбаски и принялась ужасно кашлять.
– Знаешь, друг, - в голосе Гены прорезались нотки задушевности. - Это наводит на определенные размышления. Это притом, что размышлять я не люблю и не умею.
– Заметно.
– Триша, неужели тебе никогда не бывает одиноко и скучно? - захлопала ресницами Ниночка.
– Нет. - Трифон мысленно проклял Нину приблизительно до седьмого колена.
– А по ночам? - не унималась юная супруга поэта.
– По ночам я сплю. У меня режим.
– Ага, режим, как же! - подал голос Гена. - Тришка, ты не просто тормоз, ты ручной тормоз! Намек просекаешь?
– А шел бы ты…
Полированная Нина скабрезно хихикнула. Похоже, она поняла Геночкин намек куда быстрее, чем сам Трифон. А милая Гранечка впервые за весь вечер оглядела окружающих с каким-то плохо замаскированным торжеством и спросила Трифона:
– И тебя это устраивает?
– Вполне.
Все заржали.
Трифон хмыкнул:
– Идиоты. Как будто мне заняться больше нечем.
– Трифон прав, - авторитетно сказала Фотиния. - Секс - это не главное в жизни. Главное - совершенство духа, и тела.
Муж Фотинии опять кисло посмотрел на нее. Видимо, он этим самым совершенством был преисполнен по самое не хочу.
– Тришка, неправильный ты какой-то. - Поэт Славик был юн, в отличие от Трифона субтилен телом, но на щеках его пылал огонь каких-то прыщаво-революционных идей. - Вот чего ты добиваешься в жизни?
«Чтоб никто не лез ко мне в душу», - хотел ответить Трифон, но из присущей ему деликатности сказал:
– Ничего.
– Как, совсем?
– Ну да. А чего добиваться-то? Все, что нужно, у меня есть. Мне даже зарплаты моей хватает. Потом на режиссерское поступлю, выучусь, буду ставить спектакли… Чего еще надо?
– Молоток, - не по-церковнославянски определила Фотиния. - А ведь ты в своих духовных исканиях продолжаешь путь греческих исихастов, индийских йогов и буддийских монахов. Так сказать, черпаешь счастье в себе самом. Трифон, у тебя никогда не было желания уйти в монастырь?
– Нет.
– Зря. Из тебя бы первосортный монах получился.
– Не уверен.
– Почему?
– Поспать люблю. А у них там всенощные бдения всякие…
– Всенощное бдение - это… - начала было Фотиния, но тут ее неделикатно прервал подающий надежды поэт:
– Тришка, ты хочешь сказать, что всем доволен?!
– Да. А почему должно быть иначе?
– Потому что жизнь делают недовольные! Ищущие! Находящиеся в непрерывном движении! А ты…
– А я и не собираюсь делать жизнь. Я просто живу. И кстати, я не понимаю, какое отношение к недовольству жизнью имеет вопрос о наличии у меня девушки. Что бы изменилось, если б она у меня была?
– Все! - воскликнула Ниночка. - Ты стал бы более романтичным, мир вокруг тебя преобразился бы как…
– Ага. Ну да. Вот, оказывается, для чего нужны девушки. Мир преображать. А я-то думал, все гораздо проще…
– Грубиян!
– Просто не романтик. Нина, зато у тебя Славик - такой романтик, что закачаешься. Чего тебе от меня-то надо?
Трифон слегка покривил душой. Девушка у него конечно же была. Только она об этом не знала. А то, что наш герой скрывал от приятелей свои сердечные тайны, скорее говорит в его пользу. В конце концов, это вам не ток-шоу «Двери» с Нагием Дмитриевым, где специально подготовленные актеры разыгрывают перед зрителями сцены жутких душевных откровений.
Девушку, из-за которой Трифон изредка не спал по ночам и чьим именем собирался назвать новый сорт выведенной им среднеспелой фасоли, звали Людмилой. Но откликалась она исключительно на Димку, презирая своих родителей, которые родили ее девочкой, да еще и всучили ей столь нежное и дамское имечко. Димка Романцева с самого нежного возраста являлась звездой местной сцены. Димка была не просто симпатичной или красивой, она разила наповал. И именно за свою неотразимость она себя и ненавидела. Да, Димка хотела сделать сценическую карьеру. Но не при помощи своих бедер и волос. Ее раздражало то, что всякий мужчина, увидев ее, катастрофически и необратимо глупел. А глупых мужчин Димка ненавидела еще больше, чем умных.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
