то, что мама не разрешает! Вы наиграетесь, а Розали привяжется и станет грустить, когда вы уйдете! Поэтому уезжайте сейчас и забудьте дорогу к нашему дому!
– Хорошо…
Из голоса Брана исчезли все язвительные нотки. Он произнес это единственное слово будто через силу. Так непохоже на журналюгу!
Я не хотела на него смотреть, собиралась уйти с высоко поднятой головой. Но тут не выдержала и повернулась.
– Бран!
Журналист пытался завести свою колымагу, но рука соскальзывала с рычага управления. Соскальзывала, потому что рукав рубашки весь пропитался кровью. На боку ткань тоже была разорвана длинными полосами. Когти и зубы оборотня добрались до Брана!
Я подскочила в тот момент, когда он начал заваливаться набок, теряя сознание.
– Бран! Бран! – Я немилосердно влепила раненому пощечину. – Очнитесь! Обопритесь на меня!
Рози вскрикнула.
– Мамуля?..
– Розали, быстро в дом! В свою комнату! И не спускайся, пока я не позову!
– Не кричи на нее…
– Лучше замолчи! А то не посмотрю на твои царапины, добавлю еще!
Я обхватила Брана за пояс, уперлась ногой в колесо, помогая ему выбраться из самоходки. Надо отдать должное, журналист старался идти сам. Он лишь едва опирался на мое плечо, но мне все равно казалось, что я волоку на себе тяжелое бревно.
– Давай, давай. Еще шажок! – подбадривала я Брана.
Волновалась, правда, не столько о нем, сколько о себе. Что я буду делать, если это тело рухнет у моих ног? Сама в дом я его не затащу, придется звать соседей. И что они подумают о скромной вдовушке?
– Почему ты сразу не сказал, что оборотень тебя порвал?
– Ерунда, – процедил Бран сквозь зубы: старался сдержать стон. – Сама говоришь… царапины…
Кровь из «царапин» оставила дорожку из алых капель на ступенях крыльца, на свежевымытом полу. Я повела было Брана в сторону софы, но покачала головой: потом ни за что не отчищу кровь со светлой обивки. Боюсь, затруднительно будет объяснить клиентам кровавые следы!
– Сможешь подняться по лестнице?
Бран кивнул. Он тяжело дышал и явно боролся с обмороком. Если вздумает грохнуться без сознания на лестнице, я его не удержу. Поэтому я еще раз шлепнула его по щеке. И еще раз. Серые глаза прояснились и уставились на меня с изумлением.
– Ага! Я люблю избивать мужчин. А ты что думал! – проворчала я.
До ванной комнаты наверху добрались без приключений. Я сгрузила Брана на табурет, который скрипнул под его весом. Журналист откинулся на стену. Бледный лоб блестел от пота.
Я рванула дверцу шкафчика, где у меня хранились запасы медикаментов. Микстура от кашля для Рози, мазь от сыпи, ментоловые леденцы, настойка стосила. Я вытряхнула аптечку в таз. Даже бинтов нет! Зато обнаружились ножницы.
Я клацнула лезвиями перед носом Брана, он приоткрыл один глаз.
– Если собираешься вспороть мне горло, покончи с этим побыстрее, – вяло отозвался он, только кривая ухмылка выдавала, что журналист пытается шутить.
– Не смешно! – буркнула я. – Руки подними!
В два счета я разрезала на нем рубашку. На секунду задержала в груди воздух, прежде чем посмотреть. И облегченно выдохнула. Да, раны выглядели страшно и крови было много, но следы от когтей на боку и от зубов на руке оказались неглубокими. Перебинтую потуже и позову лекаря, чтобы наложил швы.
Перебинтую…
– Сиди здесь!
Я метнулась в свою спальню и по дороге едва не сбила с ног Розали. Малышка стояла в темноте коридора, будто маленький грустный призрак.
– Дядя Бран?..
– Цел и невредим, пичуга! – раздался из ванной комнаты бодрый голос.
Бран притворялся. Я знала, чего это ему стоит. И внезапно ощутила благодарность за то, что Бран заботился о чувствах Рози.
– Целехонек! – подтвердила я.
Я сдернула с кровати простыню. Не так уж много у меня постельного белья, чтобы пускать его на повязки, но других вариантов нет. Я зажмурилась и разодрала простыню на несколько длинных полос. Бран покосился на импровизированные бинты из-под опущенных век.
– Васильки? – хмыкнул он. – Очень брутально.
– Руку! – приказала я. – Вытяни и держи! Будет больно, но надо промыть. На зубах всякая зараза, может начаться воспаление…
Меня передернуло от мысли, что эти зубы могли впиться в тонкую шею моей Рози, в ее нежную ручку. Выходит, Бран действительно спас ее, заслонил собой.
Я вытянула зубами пробку из пузырька с настойкой стосила, смочила тряпку. Осторожно коснулась раны на руке. Бран сжал губы в тонкую полоску.
– Потерпи… Жжет, знаю.
Я стиснула его ладонь. Неожиданно для меня самой горячие пальцы журналиста переплелись с моими. Как давно я находилась рядом с мужчиной вот так близко? Я могла чувствовать запах его пота и запах горючего для самоходки, и едва различимый аромат мыла от его волос. И, конечно, пахло кровью.
Ему больно, а я думаю черт знает о чем!
– Спасибо, – услышала я свой тихий голос. – Спасибо, что спас мою дочь…
Глава 13
От лекаря Бран отказался.
– Ни к чему, на мне все заживает как на собаке. Через пару дней буду как огурчик.
– Зелененький и в пупырышках? – уточнила я.
Ведь не хотела улыбаться, но, видно, от облегчения размякла и опомнилась, только когда увидела ответную улыбку на лице журналиста.
– Все-таки советую показаться лекарю, – посерьезнела я. – Это не шутки.
– Опасаешься, что я покроюсь шерстью и в полнолуние стану кидаться на людей? – спросил Бран.
Да с таким мрачным выражением лица, что я призадумалась.
– Но ведь… Это миф! В оборотня нельзя превратиться, им можно только родиться. Или я чего-то не знаю о них?
Бран усмехнулся, и я поняла, что попалась: журналюга меня разыграл. А раз хватает сил на шутки, значит, дела обстоят не так плохо.
– Пойду, уже поздно. – Он медленно поднялся, прижав ладонь к перебинтованному боку. – Только попрощаюсь с маленькой леди.
– Останься, дядя Бран! – раздался жалобный голосок.
Оказывается, Рози не ушла в спальню, а все это время подслушивала под дверью. Я вздохнула. Вот неслушница, Бран плохо на нее влияет. Но как бы я ни относилась к журналисту, сейчас Розали была права: куда он пойдет на ночь глядя, он на ногах-то едва стоит.
– Оставайся, – решилась я. – Постелю тебе в своей комнате, а сама лягу у Рози. Свалишься еще где-нибудь, а меня потом совесть загрызет.
Бран приподнял бровь в своей обычной ироничной манере. Удивлялся, что у меня есть совесть.
– К тому же мужские рубашки я дома не держу. А эта, – я пнула носком туфельки окровавленные лоскуты, – теперь годится разве что на растопку. Васильки хоть и очень брутальны, но…
Я красноречиво посмотрела на его
