Как и Макдональдс, ИКЕА грозит занять место новой иконы российского буржуазного быдла. Для обывателя, по своей нищете воспринимающего Макдональдс как ресторан, ИКЕА — это музей-эрмитаж. Здесь минимум дизайна, красоты, вкуса. Все рассчитано на функциональность, надежность и дешевизну. Но ограбленная страна магазин для бедных держит за эталон вкуса и стиля. Мечта московского обывателя — "сказочно разбогатеть и купить что-нибудь в ИКЕА".
Сейчас ИКЕА — это сто семьдесят магазинов на разных континентах, где работает около семидесяти тысяч сотрудников. Товарооборот за прошлый финансовый год составил больше одиннадцати миллиардов евро. Лидеры продаж — Германия, США и Британия. По-прежнему основой всей мощи остается европейский рынок, где продается 80% продукции. Европа же — и основной поставщик товаров (чуть меньше 70%).
Мировая империя ИКЕА планирует дальнейшее наступление на рынки уже освоенных стран с благополучной экономикой. До конца этого финансового года будет открыто еще 10 магазинов по всему миру. В ущерб экспансии на новые регионы планеты планируется бросать все силы на укрепление в уже освоенных регионах.
"Чем больше наша доля на рынке в каждой стране, тем более эффективным станет обслуживание посетителей",— подчеркивает руководитель группы ИКЕА Андерс Дальвиг: “Результатом такой деятельности станет сокращение времени ожидания на кассах. Мы хотим сделать процесс выбора, покупки и сборки товаров еще проще и эффективнее". Андерс Дальвиг и вице-президент Ханс Гидель, отвечая на вопросы о результатах прошлого финансового года, говорят об открытии 6 новых магазинов и дистрибьюторских центров ИКЕА. Еще 10000 человек стали сотрудниками компании в прошлом году. И хотя концерну не удалось побить рекорды трех предыдущих лет, для ИКЕА это был хороший год.
"Пусть небольшая, но прибыль есть",— говорит Андерс: "Это достижение, если учитывать общий спад в мировой экономике в течение последних двенадцати месяцев".
УРАЛЬСКИЙ БАСТИОН
Александр Росляков
11 ноября 2002 0
46(469)
Date: 12-11-2002
Author: Александр Росляков
УРАЛЬСКИЙ БАСТИОН
"Броня крепка и танки наши быстры" — вот что приходит по привычке на ум при упоминании об Екатеринбурге, бывшем Свердловске, с его Уралмашем, Нижним Тагилом и Первоуральском. Правда, за последнее десятилетие эта броня так истончилась, что стала смахивать на платье короля из сказки Андерсена.
И слава города все больше вяжется не с его ныне глубоко униженным трудом — а с популярным местом казни последнего царя России Николая. Которому в эпоху упразднения родной брони не только простили Ленский расстрел и Кровавое воскресенье, но и приделали святой венец — и строят сейчас колоссальный, типа московского Христа Спасителя, храм на месте его гибели. Но чем сподобился такой чести этот лощеный франт, продувший под шепоток распутного Распутина огромную, с ее огромными потенциалами, империю; чьим главным министром, когда страна исходила голодом и кровью в Первой мировой, был граф Фридерикс, министр двора, распорядитель бальных и обеденных обрядов. Попал император в честь, какой не удостоился никто из его пращуров, включая и Петра, лишь потому, что пал жертвой вызванной его же бальной властью ярости? Но почему тогда не ставить храмы миллионам куда более невинных жертв? Или же он своей распадной немощью больше всего и пригодился на эмблему нашим новым королям распада, разворовавшим и убившим нашу крепкую броню?
И другим святым местом на екатеринбургской земле сегодня стало село Бутка Талицкого района, где родился основоположник нашего последнего распада Борис Ельцин. Оно и было целью моего паломничества, связанного с одной работой. Хотя ничего из ряда вон выходящего я там не нашел. Все было в том же, уже примелькавшемся для нас, ряду. До "революции", как называют здесь этот распад, в районе было 56 тысяч голов крупного рогатого скота, теперь осталось лишь 14. Стало в 6 раз меньше свиней, в разы упали сборы зерновых — и так далее. Я спросил одного талицкого руководителя, уроженца как раз той же Бутки:
— Чего вы больше чувствуете: гордости за односельчанина, пошедшего так далеко — или стыда за то, что при нем все рухнуло и в вашем, мощном ранее районе, и в других?
— Черт его знает… Вообще, обида на него есть. Если человек родился здесь, то должен был бы как-то заботиться о своей родине, украшать ее. А он не думал никогда об этом. Всего раз передал денег на районную дорогу — сунули мне эту пачку, я даже не знал, как ее оприходовать. И еще родной школе свою книгу подарил. Я лично с ним встречался много раз, вместе ездили в Москву с партийной делегацией от области. Был всегда кремень, — там, по дороге в Бутку, сосновый бор, мачтовые сосны, — вот такой и Ельцин. Руку пожмет — как железными клещами. Последний раз я его видел в 1996 году, приезжал сюда на свою предвыборную кампанию. Я сунулся к нему, меня его охрана хвать назад, но я говорю: "Борис Николаевич!" Он меня узнал, давай к себе, обнял, я ждал, сейчас как руку сдавит — смотрю, а у него уже рука-то ватная! И сам весь под пиджаком дрожит — сдал страшно!..
В самой же Бутке люди говорили о Ельцине мало и неохотно: ну, родился и родился, и вообще он родом не отсюда, а с деревни Гомзиково, сюда только привезли в роддом рожать его мать, и здесь потом его отец построил себе дом. Сегодняшние жители этого дома даже не вышли на беседу. Все здесь словно стремилось поскорей забыть неладного героя — и больше всего запустевших полей было как раз вокруг Бутки. Словно сама земля спешила заглушить память об ее уроженце травой забвения — чтобы "и струны вещие Бояна не стали говорить о нем".
Зато в Екатеринбурге выведал я историю совсем другого рода — звучащую сегодня самой вещей, но прочно забытой притчей. И хочу ее, в порядке яркого контраста к нынешней погибельной странице жизни, рассказать.
Екатеринбург среди крупнейших городов России — чуть не самый юный, ему нет еще и трехсот лет. Зато известны точно день и обстоятельства его рождения, а также имена его родителей: Василий Никитич Татищев и Вильгельм Георг де Геннин.
Последнего по-русски называли Виллимом Ивановичем, он был голландцем, записался на службу Петру Первому специалистом по архитектуре и артиллерии в 1697 году в возрасте всего 23-х лет. С 1700 по 1710 год не раз отличился на войне со шведами: строил укрепления в Новгороде и при Гангуте, брал Выборг. И сам был отличен царем: получил чин полковника и золотую медаль с алмазами.
Дальше деятельность Геннина приобретает удивительный размах. В 1712 году он строит в Петербурге пушечно-литейный двор и пороховой завод, потом налаживает производство ружей, боевых клинков и проволоки, служит комендантом Олонецкого края, реконструирует там заводы, основывает первую в России Горную школу, занимается водными коммуникациями Москвы, открывает рудные месторождения и минеральные источники, отбивает нападения шведов на русские земли. Царь производит его в генералы и жалует своим портретом в алмазном обрамлении.
В 1722 году Петр отправляет Геннина, за которым успела закрепиться слава "основателя Российских горных заводов", на Урал для "исправления медных и железных заводов". Кроме того, на него возлагается расследование крупной ссоры меж Петровым любимцем, заводчиком Демидовым, и Петровым же посланцем Татищевым.
Василий Татищев родился в 1686 году от стольника Никиты Алексеевича, потомка древних князей Смоленских. То есть был самых голубых кровей, при этом с детства обладал громадной жадностью к познаниям — Петровская же эпоха дала ему все книги в руки. Татищев стал одним из первых русских энциклопедистов и просветителей: создал основополагающие труды по географии, картографии, философии, экономике и праву. Открыл для науки такие памятники нашей письменности, как "Русская Правда" и "Судебник", написал первую научную книгу "Историю Российскую с самых древнейших времен". Одновременно, как водилось у невероятно многогранных деятелей той поры, был и воином, и крупным государственным дельцом. Начал службу рядовым драгуном, участвовал во взятии Нарвы и в Полтавской битве, а дослужился до чина генерал-лейтенанта. Уже на статской службе строил железоделательные и медеплавильные заводы, основывал новые города и крепости, по поручению Петра изучал в Швеции экономику и финансы, ведал Московскими монетными дворами, был Астраханским губернатором.
В 1720 году Татищев по указу Петра был послан "в Сибирской губернии, на Кунгуре и в прочих местах, где обыщутся удобные разные места, построить заводы и из руд серебро и медь плавить". Для Татищева тогда это дело было совершенно новым. Но с помощью саксонца Блиера и других знатоков горного дела за полтора года он в совершенстве смог постичь все его тонкости.
