– Неужто я во сне чаво ему нечайно придавила? – забеспокоилась проснувшаяся красавица.
– Придавить-то ему точно, кой чего придавили, да только не ты и не сейчас… – рассмеялся Вебалс, – …самолюбием называется. А такая тяжкая травма без последствий не обходится, она пробуждает спящие в глубинах души комплексы и приводит к неадекватной оценке собственной сущности в окружающей действительности, порой хоть и субъективной, но данной нам в ощущение, а следовательно, вполне реальной, если, конечно, воспринимать всерьез теорию относительности, учение материалистов и аксиоматичную константу словесных форм.
– Ты хоть сам-то понял, чего твоя жевалка изрекла? – прервав забег по сараю, спросил Палион. – Из чужой башки словечки вылавливать, это тебе не картошку с соседского огорода тырить! Их еще правильно вместе складывать надо уметь, а то полнейшая белиберда получается.
– Зато благозвучная и мудрено звучит, – возразил Вебалс, гордо распушив свои рыжие бакенбарды. – К тому же главной цели я все равно достиг. Ты вон успокоился вроде, отфырчался, отпыхтелся, слюной отбрызгался и перед глазами мельтешить перестал, чего я, собственно, и добивался. А до слов этих ученых мне и дела нет, можешь их тайный смысл при себе оставить. Несколько тысяч лет без них жил, и сейчас как-нибудь проживу. Сядь лучше. – Колдун хлопнул ладонью по лежащему на полу плащу. – Сначала рассказ Терены дослушаем, как ей из Дукабеса бежать удалось да нас в глухомани найти. Вдруг чего полезное услышим. А затем думу думать будем, куда нам, грешным, дальше плюхать!
– В столицу, куда же еще? – хмыкнул Палион, но все-таки опустился на пол и приготовился слушать душещипательную балладу о горемычных скитаниях домохозяйки.
Трудно, очень трудно лишиться в одночасье буквально всего и при этом сохранить здравость рассудка. Хоть Вебалс и утверждал, что Терена – точная копия человека, голова купчихи имела ограниченный запас серого вещества, расходуемого экономно и строго на определенные цели. Так уж задумал ее создатель, так уж придумал чудак-колдун, заботящийся отнюдь не о совершенстве своей тяжеловесной Галатеи, а об удовлетворении своих насущных мужских потребностей: покой, уют, вкусная еда и ненавязчивое, но приятное женское внимание, расслабляющие его во время кратких передышек, иногда выпадающих на его тяжкую долю борца за счастье человечества и вечного скитальца. Однако, несмотря на явную ограниченность мыслительных процессов купеческой вдовушки, она не была оранжерейным цветочком, созданным лишь для красоты и неспособным позаботиться о себе. Иначе искусственной женщине было не выжить в Нижнем Дукабесе в долгие месяцы, когда ее благодетель, творец и защитник не грелся у теплого очага, пожирая со скоростью проголодавшегося кабана скромные запасы съестного.
Убежав от мучителей, Терена не собиралась покидать город или кидаться на поиски заступника Вебалса. Первое было, с точки зрения женщины, абсурдной нелепицей, а второе строжайше запрещалось правилами, основательно вбитыми в голову ее предусмотрительным хозяином. Беглянка могла привести недругов к Озету, если бы, конечно, те оказались бы немного умнее и оставили караулить вход в дом хотя бы одного часового. Вдовушка не могла знать, что налетчиков всего двое, и, опасаясь навредить существу, служение которому было смыслом ее по большому счету счастливой жизни, решила вернуться в захваченную обитель, как только незваные гости устанут мародерствовать и уйдут.
Ловко задрав подол длинного платья аж до округлых ягодиц и совершенно не беспокоясь о приличиях (оголение дамами щиколоток на РЦК 678 считалось развратом), тяжеловесная дамочка, как беспризорник-мальчишка, вскарабкалась на крышу соседнего дома и заняла удобный наблюдательный пост на покатом карнизе. Мерзнуть и терзать себя по поводу безвозвратно испорченной стряпни и разгромленной чужаками кухни купчихе пришлось недолго. Вскоре дверь ее дома открылась, точнее, отвалилась, поскольку еще во время налета была вырвана из петель, и на пороге показался тот самый верзила, лицо которого она ошпарила кипятком.
Грозный мерзавец совершил непростительное: испортил ее любимую тряпку, купленный два года назад кусок материи, из которого тучная дама собиралась пошить себе выходное платье с весьма соблазнительным, если не сказать откровенным, декольте. Нещадно порвав атласное сукно на мелкие лоскуты, великан обмотал его вокруг окровавленной головы. Дороговизна перевязочного материала и его явная ценность для женского сердца были безжалостно втоптаны в грязь солдатскими сапогами. В том, что налетчик состоял на армейской службе, к тому моменту Терена уже не сомневалась. Только неотесанный солдафон способен совершить такой акт вопиющего вандализма, даже олухи из городской стражи вели себя деликатнее: хоть и бесчинствовали во время облав, но не осмеливались портить дорогое имущество. Сказывались деревенские корни: не взлелеянное родителями уважение к людям, а врожденные стяжательство и прижимистость потомственных куркулей, чей мозг работал в ином направлении, чем у наемников: не уничтожить чужое добро, а приберечь; как-нибудь извернуться и улучить возможность присвоить нажитое арестованными.
Великан ушел, а его напарник остался. Терену удивило безрассудство врагов, оставивших в засаде всего одного человека. Таких сил было слишком мало, чтобы поймать колдуна, тем более одного из Озетов. Хоть лапищи у молодого товарища раненого вандала были крепкими, ратное умение парня и его проворство вызывали сомнение даже у далекой от приключений хозяюшки. Если бы не его неуклюжесть и неторопливость мыслительных процессов, то ей никогда бы не вырваться из крепких объятий мучителей и скорее всего палачей.
Довольно быстро преодолев все свойственные людской породе страхи, сомнения и колебания, дамочка спустилась с крыши и решилась вступить на порог разгромленного, но все же милого сердцу родного дома. Перевернутая мебель и разбитые плошки, раскиданное по полу содержимое сундуков и разорванные перины со следами грязных сапог, все это было цветочками по сравнению с тем, что хранительнице домашнего очага, жрице вкусной еды и домашних тапочек довелось увидеть в святая святых, на кухне. Широко раскинув конечности, между пучками затоптанной зелени и уже остывшим котелком лежало мертвое тело молодого налетчика. Парня убил свой же командир, по крайней мере еще кого-либо у себя в доме вдовушка не приметила. Торчащий из груди меч не оставлял ни единого шанса вылечить юного недотепу. Острие пронзило сердце, и даже выдающиеся умения дородной целительницы не помогли бы склеить кровеносный сосуд, разрезанный точно на две ровные части.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
