Эйлин Эндерби нервно вздрогнула:
– Вот уж я ни за что бы не решилась совершать подобные эскапады. Я жутко боюсь темноты… иногда прямо себя не помню от страха.
Уже давно молчавший сэр Фредерик окинул женщину внимательным взглядом и неожиданно обратился к секретарше миссис Кирк:
– А каково ваше мнение по этому вопросу, миссис Таппер-Брок?
– Если вы имеете в виду мое восприятие темноты, то она не производит на меня ровно никакого впечатления, – холодно ответила компаньонка миллионерши.
– А как относитесь к темноте вы, мисс Гарленд? Странно, но актриса как будто смешалась. Во всяком случае, ответила она после легкой заминки:
– Я… что ж, признаюсь, я предпочла бы огни рампы. Нет, любительницей темноты я себя назвать никак не могу.
– Глупости! – отрезала миссис Кирк. – В темноте ли, при дневном свете – все выглядит одинаково. На меня темнота не производит впечатления, – повторила миллионерша слова своей компаньонки.
– Почему вы спросили о темноте только женщин, сэр Фредерик? – поинтересовался путешественник. – Темноты боятся не только они. И если бы вы спросили меня, я бы кое в чем признался.
– Вы? – изумился англичанин.
– Да, именно я. В детстве темнота просто отравляла мне жизнь. Точнее, страх перед ней. Когда меня, мальчишку, оставляли одного в детской, я каждый вечер тысячи раз просто помирал от страха.
– Слушайте, слушайте! – вскричал мистер Эндерби. – Мальчишкой помирал от страха, а вырос бесстрашным путешественником, для которого не страшны самые темные закоулки нашей планеты.
– Вы хотите сказать, что вам удалось победить детские страхи? – уточнил Фредерик Брус.
Знаменитый путешественник пожал плечами.
– Разве такое можно вообще одолеть? Но прошу вас, хватит говорить обо мне.
Хозяин перевел разговор на нейтральную тему. Мисс Морроу наклонилась к Чарли Чану.
– Вы можете представить себе этого великого путешественника робким мальчиком, пугающимся темноты? Ах, это так по-человечески прекрасно, просто восхитительно.
Чан вежливо кивал, не спуская глаз с Эйлин Эндерби, а в ушах все еще слышал ее голос: «Я жутко боюсь темноты… иногда прямо себя не помню от страха». Какая, должно быть, страшная темнота покрыла в ту далекую памятную ночь холмы Пешавара… Нет, недаром сэр Фредерик завел разговор о темноте и расспросил всех присутствующих женщин о реакции на нее.
Обед закончился, гости перешли в салон, куда подали кофе, после чего Парадиз появился с белым блестящим экраном, который, по указанию полковника Битэма, поставил на низеньком небольшом столике под фламандским гобеленом.
Барри Кирк помог полковнику принести из прихожей большой проекционный аппарат и несколько ящичков с катушками кинопленки.
Наконец приготовления были закончены, и гости удобно разместились в мягких креслах.
– Мистер Кирк попросил меня продемонстрировать вам, уважаемые господа, некоторые фильмы, из тех, что я снял в прошлом году в Тибете, – сказал полковник Битэм. – Мне они представляются чрезвычайно интересными, как и само путешествие, но боюсь, не все разделяют мое увлечение диким Востоком, кому-то это может показаться скучным, так что прошу без церемоний, скажите мне, и я перестану вас мучить.
Гости возмущенно зароптали, а путешественник попросил хозяина создать полную темноту, невольно выделив последнее слово.
Барри Кирк поспешил выключить свет и затянуть плотные шторы на окнах и дверях.
– Так хорошо? – спросил он.
– Нет, мешает свет в холле, – сказал полковник. Хозяин погасил и этот свет. Воцарилась полная темнота, в тишине все услыхали, как Эйлин Эндерби пожаловалась мужу: – О боже, прямо мурашки по телу!
Полковник вставил в аппарат первую катушку с кинопленкой и начал киносеанс, давая по ходу дела пояснения.
– Экспедиция, с которой я намерен вас познакомить, отправилась из Дарджилинга. Это небольшой городишко на самой северной оконечности Индии, вблизи границы. В нем расположен британский гарнизон…
В темноте раздался голос сэра Фредерика.
– В Индии вы провели много времени, не так ли, полковник?
– Да, я бывал там довольно часто… между моей первой экспедицией и второй…
– Ах, вот как. Извините, что перебил вас. Путешественник продолжил рассказ:
– На первых кадрах вы видите Дарджилинг, где я набирал людей и приобретал продовольствие, а также…
И началось увлекательное, хотя и несколько скучноватое повествование. Скучноватое для неспециалистов.
Шло время, а монотонный голос полковника по-прежнему звучал в полной темноте. Воздух в гостиной стал густым от табачного дыма. Было слышно, как время от времени кто-то из слушателей вставал и пробирался к выходу за спинками кресел, на секунду отдергивалась штора, прикрывавшая двери. Полковник не обращал на помехи внимания. Он явно заново переживал впечатления путешествия по тибетскому плоскогорью. В голосе рассказчика зазвучали страсть и энергия, толкавшие его вперед, он вновь преодолевал снежные перевалы, оставляя за собой трупы людей и мулов, с фанатическим упорством стремясь к поставленной цели.
Чарли Чан вдруг почувствовал, что вот-вот задохнется, в комнате действительно стало нечем дышать. Китаец тихонько пробрался к выходу и проскользнул на террасу, откуда спустился в садик. Там он разглядел в тумане неясный силуэт Барри Кирка. Хозяин курил, опершись, по своему обыкновению, на балюстраду. Правда, сейчас уже туман настолько сгустился, что нельзя было любоваться улицами внизу, да что там внизу, даже на крыше Кирк-хауса ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Не переставая глухо бухал колокол.
– Хэлло! – вполголоса окликнул хозяин китайского детектива. – Тоже решили подышать свежим воздухом? Надеюсь, полковник не заговорит насмерть моих гостей. Видите ли, мистер Чан, у него еще и другая цель. В настоящее время научные экспедиции стали чрезвычайно дорогими, и этот энтузиаст надеется уговорить мою бабку финансировать его следующую экспедицию. Что ж, обычное дело. Не правда ли, чрезвычайно интересный человек?
– Чрезвычайно, – подтвердил китаец.
– Но каков характер! – продолжал Барри Кирк. – Твердый, безжалостный. Все во имя высокой цели! Оставляет за собой трупы и даже не обернется. И сейчас говорит об этом, как о деле обычном. Неужели все ученые-энтузиасты такие? Что для них какие-то несколько человеческих жизней, когда речь идет о том, чтобы стереть с карты еще одно белое пятно? Нет, это не для меня. Должно быть, осталось во мне что-то от смешной американской сентиментальности. Нет, не для меня.
– Но для полковника, – заметил китаец. – Я прочел это в его глазах.
Возвращаясь в салон, Чарли Чан услышал какой-то шорох в холле. Осторожно пройдя за креслами к двери на лестницу, ведущую на нижний этаж, он успел заметить, что в нее проскользнул мужчина. Всего на долю секунды приоткрылась дверь, но острый глаз детектива успел заметить в слабом свете, падающем с лестницы, светлые волосы и характерную фигуру Каррика Эндерби. Наткнувшись на китайца, мистер Эндерби шепотом пояснил:
– Пришлось выйти на лестницу, чтобы выкурить папиросу. Не хотелось дымить в салоне, там и без того страшно накурено, правда?
Мистер Эндерби растворился в душной темноте гостиной, Чарли Чан последовал за ним и уселся в свободное кресло. Из далекой буфетной доносилось бряканье посуды, не заглушавшее шелеста прокручиваемой пленки и бесконечного потока комментариев полковника. Неутомимый путешественник только что заложил в аппарат новую катушку пленки и, кашлянув, заявил:
– Совсем пересохло в горле, передохну немного. Этот ролик пущу без пояснений, в них нет нужды.
И полковник отодвинулся от проекционного аппарата, его силуэт слился с темнотой.
Недолго длилась тишина. Минут через десять ролик закончился, и неутомимый полковник материализовался из темноты, заявив, что осталось просмотреть вот этот, уже последний кусок кинопленки.
Полковник не успел пустить в ход проекционный аппарат. Распахнулась дверь, ведущая на веранду, и, отбросив штору, в комнату вбежала одетая в белое женщина. На фоне клубящегося серебристого тумана она была похожа на призрак, однако ее голос прозвучал громко и тревожно.
