За колонной, откуда – Гуков готов был поклясться в этом – только что рассматривали его тяжелым взглядом, никого не было.
«Понятно, – подумал Андрей Иванович, – вот тебе и первый сигнал. Заработала хитрая машина… Мною явно интересуются, и делается это не из праздного любопытства».
Больше он не поворачивался и взгляда на затылке не ощущал. Тут и доцент закончил лекцию, ему нестройно похлопали, вопросов не было, все потянулись к выходу. Гуков не торопился, пропустил всех, и Кравченко тоже, вышел в фойе за инженером следом… В буфете торговали бутылочным пивом, все направились туда, и тут Гуков потерял инженера Кравченко из виду. Прямо удивительно: был человек – и вдруг пропал! Андрей Иванович огляделся по сторонам, пожал плечами и вошел в буфет. Он с сомнением посмотрел на очередь, занятые столики, и тут его окликнули:
– Андрей Иванович!
Это был Федор Матвеевич, сторож со спасательной станции. На нем был вполне приличный костюм, рубашка в полоску, без галстука, застегнутая доверху. Федор Матвеевич сидел за столом, где стояло с полдюжины непочатых бутылок и столько же опорожненных, и рукой подзывал Гукова.
– Прошу ко мне, – сказал Федор Матвеевич, когда Гуков приблизился. – Негоже вам в толпе тискаться, а мне пива еще поднесут. Угощайтесь пока, вот и стакан чистый.
Андрей Иванович, несколько удивленный свежим видом старика и его присутствием во Дворце культуры, присел на стул:
– По какому случаю праздник, Федор Матвеевич? И не есть ли это измена «бормотушке»?
– Никак нет, Андрей Иванович. Пиво идет по особь статье. А пришел я сюда согласно моим правилам: раз в неделю на одетых людей глянуть, чтоб не одичать вконец среди пляжных голяков. Такое мое правило на сегодня… А пиво вы пейте.
– Спасибо, – сказал Гуков и наполнил стакан. – Пиво я люблю. Угощение за мной. Я ведь еще и за знакомство с «бормотушкой» отблагодарить вас должен.
– Стоит ли об этом говорить! Для хорошего человека мне ничего не жалко.
– А как вы различаете их, Федор Матвеевич, плохих и хороших?
– Это простое дело. По глазам вижу.
Гуков вдруг увидел, что в буфет вошли Кравченко и еще один человек, который что-то горячо втолковывал инженеру. Тот слушал его внимательно, медленно оглядывал зал – то ли место искал свободное, то ли увидеть кого хотел.
Потом Гуков и сам не мог объяснить себе, почему он задал деду Пахому вопрос именно в этот момент. Но вопрос был задан Андреем Ивановичем именно в тот миг, когда в буфете появились эти двое.
– Интересно, – сказал Гуков, – а по незнакомым, впервые увиденным глазам, Федор Матвеевич, вы можете определить сущность человека?
Дед Пахом кивнул и поднес стакан ко рту.
– Видите этих двоих? – показал глазами Гуков на Кравченко и его спутника. – Хорошие они или плохие?
Рука Федора Матвеевича, держащая стакан с пивом, чуть дрогнула. Дед Пахом медленно опустил стакан на стол. Андрей Иванович с любопытством смотрел на старика.
– Который из них вас интересует, начальник?
– Худощавый, тот, что впереди.
– Этот человек – большая умница. Но характером слаб, твердости в нем мало, мягкотел он характером, а вообще, добрый.
– А что про второго скажем?
– А он спиной ко мне стоит. И потом, дорогой начальник, за такие фокусы в цирке деньги берут, а вы вот задарма хотите. – Старик зло сощурился и пристально посмотрел на Гукова.
ПИСЬМО НА ТОТ СВЕТ
– Скажите, Михаил Сергеевич, вы действительно настолько любили покойную Ирину Вагай, что готовы были оставить жену и двоих детей?
Инженер Муратов тяжело вздохнул, приподнялся в кресле, куда усадил его начавший допрос Королев, и вытер лоб смятым уже платком.
– Я не понимаю, – сказал он, – мне неизвестно, имеете ли вы право задавать такие вопросы, тем более их задают мне уже не первый раз.
– Кто вас еще спрашивал?
– Ваш коллега, который присутствует сейчас здесь. – Муратов кивнул на Гукова, устроившегося в кабинете начальника рубежанской милиции, который уступил его для проведения допроса.
– Было такое, – сказал Гуков. – Спрашивал.
– Мы можем задать вам любой вопрос, если он обусловлен интересами расследования, товарищ Муратов, – спокойно произнес Королев. – Поэтому уж не взыщите… Придется отвечать.
– Расследования? – вскричал, снова приподнявшись, инженер. – Почему я должен отвечать на ваши любые вопросы? В чем меня обвиняют?
– Так уж сразу и обвиняют! – мягко проговорил Андрей Иванович. – Что это, право, Михаил Сергеевич, вы так всполошились? Успокойтесь. Вас просто допрашивают в качестве свидетеля. Обычное дело.
– Хорошо, – глухим голосом произнес Муратов. – Да, я любил эту женщину и был готов оставить семью ради нее.
Наступило молчание.
– Нет, – сказал инженер, – не так выразился. Оставить жену – это да. Детей оставлять я не собирался.
– Жена знала о ваших намерениях? – спросил Королев.
– Я хотел ей сказать, но Ирина запретила мне. Ирина не хотела причинять боль другой женщине. Это был необыкновенный, святой человек! Да… Какая нелепая смерть! – Неподдельная глубокая скорбь прозвучала в голосе Муратова.
Гуков и Королев переглянулись.
– Вы, конечно, думали и о судьбе детей, – сказал Андрей Иванович, – когда принимали решение о союзе с Ириной Вагай.
– Думал, – ответил Муратов. – Я хотел их взять с собой.
– А жена ваша согласилась бы на это? – задал вопрос Королев.
– Нет, – глухо проговорил инженер и опустил голову. – Нет, она не согласилась бы. Я знаю это точно.
– И тогда бы вы оставили не только жену, но и детей тоже, – проговорил Гуков.
Муратов не отвечал.
– Скажите, Михаил Сергеевич, – спросил Королев, – где вы встречались с Ириной Вагай?
Инженер заметно смутился.
– В каком смысле? – проговорил он, запинаясь.
– В самом прямом. В каких местах вы виделись с нею?
– Во дворце культуры, на репетициях. Дома я у нее бывал. За город ездили. Ну и у общих друзей встречались…
– А на комбинате?
– Ирина часто бывала в цехах, она всегда говорила, что должна знать тех, для кого работает. Виделись мы с нею и на комбинате.
– И к вам она заходила? – спросил Андрей Иванович.
– Ко мне домой?! – воскликнул Муратов.
– Нет, зачем же! – сказал Вадим Николаевич. – В лабораторию «Сигма».
– В нашу лабораторию с обычным пропуском не попадешь, – проговорил, успокаиваясь, Михаил Сергеевич. – Да и не было нужды видеться нам еще и здесь, на моем рабочем месте.
– Значит, Ирина Вагай никогда не бывала в стенах лаборатории? – спросил Королев.
– А чего ей там делать? – вопросом на вопрос ответил Муратов.
– Хорошо, – сказал Королев. – Благодарю вас. – Он повернулся к Гукову: – Хотите спросить еще что-нибудь?
– Нет, достаточно, – ответил Андрей Иванович.
– Тогда вы свободны, товарищ Муратов. Прошу о нашем разговоре никого не информировать. Вы понимаете?
– Да-да! Конечно понимаю… Никому не скажу.
Инженер Муратов вышел.
– Ну, – сказал Королев, – как он тебе показался?
– Сложное впечатление. С одной стороны, тяжело переживает гибель любимого человека. Любовь в этом возрасте к молодой женщине – опасная штука. Ему ведь за сорок?
– Сорок пять.
– Бывает, что и сильные духом мужчины теряют голову в таких ситуациях. Только не забывай, что Муратов еще и способный актер. Все в один голос твердят: есть в нем божья искра.
– Я тебя понял, Андрей. Он мог и сыграть свое чувство к Ирине. Только зачем это ему нужно?
– Резонно, Вадим. Зачем это ему нужно?.. Не знаю. Но глаз с Муратова спускать нельзя. Тут возможен такой вариант: Ирина Вагай знала о допуске влюбленного в нее инженера к секретным материалам – она узнала об этом от некоего Икса, в подчинении которого находится. Икс приказывает ей обольстить Муратова, что большого труда Ирине не составило. Когда инженер, как говорится, дозрел и был готов бросить семью, Ирина Вагай ставит ультиматум: или материалы и она, либо Муратов не получит ее. Тогда Муратов, потерявший от чувства к молодой женщине голову, и решается на преступление. Он передает режиссеру секретные материалы и уезжает в командировку.
– И тот его срочный отъезд с комбината на машине, свидетелями которого мы с тобой были, – задумчиво проговорил Королев. – Помнишь? Это было после твоего с ним первого разговора…
– Да, – сокрушенно сказал Гуков, – на своем «Жигуленке» Муратов обошел твоих ребят. Они ведь его потеряли, и мы до сих пор не знаем, где был Муратов в течение двух часов.
– Я думал, что ты спросишь его об этом, Андрей?
– Зачем? Чтоб раскрыть наблюдение за ним? Пусть пока резвится свободно.
– Ладно, – сказал Вадим Николаевич, – с Муратовым пока оставим. Ты мне скажи, что за хитрую акцию ты проводишь вдвоем с моим Мелешиным?
