– Всего хорошего, Виктор Николаевич.
– Всего хорошего.
Итак, я фактически безработный. Похоже, в скором времени стану еще и безжилищным, общага хоть и убогая, но ведомственная, и никто держать меня там просто так не будет. Зато появилось время разобраться со всей этой чертовщиной из моего сна, правда, работой я и раньше обременен не был. С такими мыслями я спустился с третьего этажа на первый и проследовал в пока еще свой кабинет. Кабинет представляет собой полужилую комнату, вещей моих здесь не меньше, чем в самой общаге. Поэтому в самое ближайшее время предстояло решить вопрос, куда все это добро девать, особенно если учитывать, что и с общагой перспективы неясны.
Вскоре пришел Сущенко. Я ему пересказал свой разговор с Мартовским и тем самым дал понять, на что ему стоит настраиваться.
– Виктор, ну я пошел. Вы только меня дождитесь, хорошо?
– Конечно, я сегодня весь день на работе. Сущенко пошел к Мартовскому, а я стал думать, чем заняться. Позвонить маме? Или позвонить дяде, спросить как там дела с «Лукойлом» продвигаются? Или… Или позвонить Игорю? С этим увольнением я совсем забыл о вчерашнем вечере. Хотя, стоп, я решил вчера, что не буду у него ничего спрашивать по телефону. Послезавтра едем на дачу, там все и выясню. Я вспомнил про вчерашнюю фотографию 1123. Вошел в папку «Пленум» (там у меня порно хранится), открыл раздел фото и… не обнаружил фотографии! Последняя сохраненная фотография была под номером 512, никакой 1123 не было! Может, кто-то залез в компьютер и стер ее? Ага, Сущенко, которого сутки на работе не было. Или уборщица, которая даже не умеет включать компьютер.
В это время запищал телефон. Звонила мама.
– Сынок, привет! Как твои дела?
– Привет, ма. Да так, пятнадцатого меня рассчитают.
– Как рассчитают?! На каком основании?! Ты с С. говорил?! – мама быстро переходила на крик.
– Мам, я тебе сто раз говорил, что у нас намечалось сокращение и что я под него скорее всего попадаю. Вот и попал.
– Что значит «попал»?! Ты думаешь, что говоришь?! Ты вообще где работать теперь собираешься?! – мама уже откровенно кричала, и это меня страшно выводило из колеи.
Я тоже стал повышать голос:
– Ма, не надо орать! Вместо того чтобы меня как-то подбодрить, ты капаешь мне на мозги!
– «Орать»! Ты как с матерью разговариваешь?! – мама уже точно орала, ее голос из телефонной трубки разносился по всему кабинету. – Ты безалаберный оболтус, лентяй! Для чего я тебя пять лет проучила, чтобы тебя тут же уволили с первой работы?!
– Ма, меня не уволили, а сократили, и не «тут же», а через три года. Сокращение тотальное, половину сотрудников сокращают.
– Но почему-то ты попал именно в ту половину, которую сокращают! И что теперь? Мама должна приехать в Столицу и найти тебе новую работу?! Тебе уже двадцать пять лет!
– Мама, я сам себе найду работу! И нечего звонить мне и панику поднимать!
– Пока что ты сам себе высраться не можешь!
Мы оба были на взводе. Бросить в любой момент трубку готовы были и мама, и я.
Но неожиданно мама ровным голосом спросила:
– Ты в церковь ходил?
Я тут же забыл про все свои неприятности на работе. В голове мигом промелькнули события с упавшей в церкви свечкой, чуть не наехавшей на меня «Волгой», женщиной в красном платье и человеком, так похожем на Игоря Шеста.
– Да, ходил. Ма, а как Димка умер?
– Ты уже спрашивал. От пневмонии.
– Летом от пневмонии?
– Пневмонией можно заболеть в любое время года.
– И Димка, значит, умер от пневмонии?
– Ты не слышишь, что я тебе говорю? Дима Обухов умер от пневмонии, – последнюю фразу мама произнесла, четко выговаривая каждое слово, как будто убеждала не только меня, но и себя. – Еще какие-то вопросы ко мне есть?
– А может, Димку убили?
– Ты что, совсем идиот?! – Мама опять вспылила, но это была уже другая злость, не та, что еще несколько минут назад лилась на меня по поводу работы. Мама чего-то испугалась. – Ты бы лучше работу новую искал, а не ерунду всякую спрашивал!
В это время дверь в кабинет открылась и появился Сущенко. Я не хотел, чтобы он слышал мою перебранку с мамой.
– Ма, ну ладно. Мне надо работать.
– Ага, «работать». Где, на бирже труда? Ну ладно, я позвоню сегодня Юре в Москву, спрошу, какие у нас перспективы с «Лукойлом». Все, пока!
– Пока, ма!
– И не бери себе в голову всякую ерунду, – мама положила трубку.
Последняя ее фраза явно относилась не к теме работы. А Сущенко тем временем не спешил садиться за свой стол. Он дождался, когда я закончу разговор, а затем начал разгуливать по кабинету взад и вперед, пересказывая мне историю своего увольнения. В целом она была схожа с моей, разнились детали, но я его почти не слушал. Мне его монолог стал совершенно неинтересен, для проформы я задавал какие-то вопросы, поддакивал, но все больше думал о своем. Что мне сегодня делать? Съездить к Игорю. Он сейчас занят с машинами, буду его только отвлекать. Да и ерунда это все. А может, съездить в Васильков? Найти там маму Обухова, поговорить с ней о Димке. В молодости наши матери дружили, это я точно знаю. Но как я ее найду?
– Как вы считаете? – Сущенко все не унимался и совершенно не замечал, что я его совсем не слушаю.
– Я считаю, Александр Иванович, что это полное безобразие.
Сущенко перестал двигаться по кабинету и с недоумением уставился на меня. Я явно ляпнул мимо. Но уже через мгновение Сущенко чему-то улыбнулся, сказал о моем «загадочном юморе» и продолжил наш «диалог» о своем увольнении. А я вернулся к своим размышлениям.
Через телефонный справочник? Но они переехали в Васильков года полтора-два назад, ее фамилии там может просто не быть. Спросить прямо у мамы? Во-первых, она не скажет, а во-вторых, скорее всего сама не знает. Они последние лет пятнадцать почти не общались. Так как же?
Сущенко надоело ходить по кабинету, и он уселся за стол. Говорить при этом, понятное дело, не перестал. А я вдруг вспомнил, что мама говорила, будто Димка Обухов вроде бы успел жениться на Соне. Соня училась со мной и Димой в параллельном классе, и из ее класса я после школы поддерживал связь только с одним человеком – Саней Харламовым. Но Саня уже несколько лет работает в Москве и приезжает в Г. только летом. Как его, черт подери, найти?
– Такие вот дела. Ладно, Виктор, я уже пойду, вы еще здесь будете? – Сущенко стал надевать куртку, и я понял, что он, слава богу, решил идти домой.
– Да, еще посижу немного.
– Вы завтра будете?
– Да, скорее всего.
– Ну, до завтра.
– До завтра.
Как только дверь за ним закрылась, я тут же взялся за телефон и набрал маму. Ограничивать себя в междугородных переговорах теперь не было никакого смысла, все равно увольняют.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
