– Стоп! – Седой вдруг сел на ящик. – Как же ты взорвешь пещеру, если «вертушка» сядет в десяти метрах от нее?
– Зэтэпэшкой, командир! – Миха щерил в улыбке рот. – Пятиминутной зэтэпэшкой. Вы сядете на борт, я дерну чеку и присоединюсь к вам. Мы будем высоко в небе, когда пещера погибнет под обвалом.
– А вдруг что-то не сработает?
– Обижаешь, начальник! – Улыбка не сходила с Мишкиного лица. – Все сработает.
– Посмотрим! – многозначительно произнес Седой и прижал микрофон. – Юра, что видишь?
– В кустах на юго-востоке, у самой кромки леса было какое-то шевеление. Далековато для оптики, не рассмотрел, что там.
– Достать не сможешь?
– Нет, командир. Расстояние слишком велико – до восьмисот метров.
– Ладно! Батон, связь с Воздухом!
Батон протянул ларингофон, и Седой заговорил с летчиками, обозначив координаты цели.
Гремя лопастями, «тушка» «Ми-8» мягко села на камни, подняв тучу серой пыли. Разведчики выждали пару минут, пока пыль сдует мощными воздушными потоками, и, пригибаясь, потащили в чрево «тушки» носилки с Кумом. Следом, поводя по сторонам стволами и зорко оглядывая каменные джунгли, двинулись остальные. Седой кивнул Михе и двинулся к вертолету.
Летчик стоял у трапа, контролируя погрузку. Седой обнялся с ним и прокричал в ухо:
– Братишка, мы взрываем пещеру! – Он кивнул подбородком на черный зев пещеры. – Сделайте круг после взрыва, чтобы я убедился в том, что пещера обрушена.
Летчик кивнул, и Седой поднялся по трапу.
Из пещеры выбежал опрометью Мишка и одним прыжком взлетел на трап.
– Поехали! – радостно заорал сапер и плюхнулся на жесткое сиденье.
Вертолет начал набор высоты, одновременно разворачивая нос на запад.
Они были уже высоко в небе, когда вертолет сильно тряхнуло взрывной волной. Мишка торжествующе посмотрел на Седого, но тот сидел, закрыв глаза, ссутулившись, вжавшись спиной в жесткую обивку.
Летчик пошел на контрольный круг. Седой открыл глаза и развернулся к иллюминатору.
На месте входа в пещеру дымилась огромная груда щебня, пробиваемая кое-где тонкими языками пламени. На глазах Седого свод пещеры вдруг начал медленно проседать и, наконец, рухнул, взметнув в небо тучу пыли. «Ну, вот и все…» – устало откинувшись на сиденье, подумал Седой и закрыл глаза.
Рев двигателя «вертушки» нарастал с каждой секундой, давя на уши и на нервы. И Кунта не выдержал…
С криком «Аллаху акбар» он выскочил на открытое место и открыл огонь по надвигающемуся, казалось, на него открытому «брюху» вертолета. За какие-то пару секунд моджахед опорожнил магазин, не причинив никакого вреда бронированной машине, и в бессильной злобе уронил на камни дымящийся автомат.
И тут его глаза округлились от ужаса: из-за облака вынырнули «крокодилы», хищно нацелив на него острые носы. Из-под пилонов ярко блеснули вспышки пусков, и, оставляя в небе белый дымный след, прямо к нему устремились ракеты.
Кунта прыгнул в кусты, уже не соображая, что тонкие ветки не спасут от губительного огня НУРСов…
Через мгновение кустарник у опушки леса взлетел на воздух вместе с комьями спекшейся глины, из которой шиповник с трудом высасывал живительную влагу. В воздух полетели куски человеческой плоти, обрывки камуфлированной ткани, перекрученные, покореженные взрывами автоматы…
Скоро пыль осела, и из трещины в камнях выбрался посеченный каменной крошкой, обожженный и оборванный человек. Протерев запорошенные, забитые мелкой каменной сечкой глаза с обгоревшими напрочь ресницами, он осмотрелся и заскрипел от ярости зубами. Вокруг лежали дымящиеся останки его товарищей-моджахедов…
Кунта с трудом встал на ноги и помотал головой, силясь избавиться от плотной воздушной подушки, забившей уши. Но от этого движения вспышка дикой боли полыхнула в голове, и он упал на колени, ударившись лбом о камни…
Некоторое время он пребывал в таком положении, раскачиваясь корпусом и тихо подвывая. Ему понадобилось нечеловеческое напряжение всех своих сил и воли, чтобы встать на ноги. Он дошел до тропы, ступил на каменную крошку, которая тут же поползла под ним…
Кунта тяжело рухнул на спину, и, набирая скорость, его тело безвольно устремилось вниз по каменному желобу. Несколько раз он сильно бился о камни и в конце концов потерял сознание.
Уже в сумерках Кунта пришел в себя. Невыносимая боль раздирала, рвала ржавыми зазубренными крючьями каждую клетку его тела. Он не мог сообразить, что с ним и где он находится. Опираясь израненными, обожженными руками о камни, он встал. Это усилие отозвалось вспышкой жара в его голове, от которого, ему показалось, голова лопнула. Кунта упал на колени. Потом тяжело завалился на бок, чтобы никогда больше не подняться…
* * *
На подлете к Ханкале Седой посмотрел в иллюминатор и сразу увидел стоящий у кромки летного поля «уазик» начальника разведки. Сердце болезненно сжалось, так как эта встреча могла означать только одно…
Вертолет опустился на взлетку, и лопасти, взвыв напоследок реверсором, стали медленно гасить вращение, безвольно обвисая. Мигая синим фонарем на крыше, к трапу подлетела «санитарка», из которой выпрыгнули два солдатика в белых халатах с носилками и симпатичная медсестра с капельницей в руках. Прямо на бетоне взлетки она ввела в вену Кума иглу и подключила капельницу. Носилки погрузили в машину, и, взвизгнув по бетону покрышками, «санитарка» умчалась в сторону госпиталя.
Седой вопросительно взглянул на Мухина, нерешительно топтавшегося рядом.
– Не хочу покидать вас, – сказал Виталий, словно оправдываясь.
– Оставайся! Начальник разведки отмажет, если что. Нам наверняка приготовили баньку, так что попаримся вместе…
Седой ждал, пока выгрузятся разведчики, делая вид, что не замечает «УАЗ» Влада.
– Здорово, Егор! – Влад хлопнул его по плечу, подойдя сзади. – Как вы?
– Ничего! – ответил угрюмо Седой. – Это, пожалуй, первая «спецуха», при проведении которой нам не пришлось воевать… Если бы Кум не угодил на БТРе в разлом, было бы вообще хорошо.
– Ну и ладненько! – воскликнул начальник разведки, разворачивая Седого к своей машине. – Сейчас подбежит «Урал» разведбата, и вас отвезут на базу. Банька уже приготовлена, стол в столовой будет накрыт к 13.00…
– Влад, не пудри мне мозги, – резко останавливаясь, сказал Седой. – Говори по делу!
– А по делу тебе все объяснит командующий. – Влад сразу съехал с шутливого тона. – Даже мне он пока ничего не сказал о предстоящей операции. Сказал только, чтоб вам дали отдохнуть, поскольку уже завтра предстоит работа. Отдохнете, как всегда в рембате, в своей запасной резиденции. А в 14.00 нас с тобой ждет командующий. Задачу он будет ставить лично.
– Ясно. – Голос Седого по-прежнему был угрюм. – Давно мы в войнушку не играли…
– Седой, ну что ты брюзжишь, как старый дед? – воскликнул Влад. – Сам же прекрасно знаешь, что есть задачи, выполнение которых не поручишь разведбату!
– А я и есть Седой. Правда, еще не дед…
Отчаянно пыля, машины въехали на территорию рембата, размолоченную в грязную серо-рыжую пудру гусеницами боевых машин, покрышками «Уралов» и «КамАЗов»…
Разведчики сгрузились около «своего» бокса, расположенного в отгороженном от основной территории закутке, и, раздевшись до трусов, сразу же отправились в баню. Вдоволь нахлеставшись березовыми и дубовыми вениками, распаренные, упали на широкие лавки под огромным навесом из брезента.
Говорить ни о чем не хотелось. Не хотелось даже думать… Синие дымки сигарет устремились ввысь, собираясь в клубы под пологом, и Седой долго смотрел на них, ожидая хоть малейшего дуновения ветра, который выгнал бы дым из-под навеса.
В 13.00 разведчики вошли в столовую и расселись за широким столом, уставленным алюминиевыми тарелками с борщом. Из подсобки доносился рокочущий бас начальника столовой прапорщика Гарибяна, распекавшего кого-то из своих подчиненных.
– Гарибян! – крикнул Седой, и прапорщик с трудом вытолкал из узких дверей подсобки свое необъятное пузо.
Увидев Седого, он кивнул и, переваливаясь на ходу, как утка, засеменил куда-то в цеха.
Разведчики дружно застучали ложками по тарелкам, быстро выметая из них борщ. А солдаты – рабочие по кухне уже тащили тарелки с дымящимися кусками баранины, обложенной пластами сваренного в бараньем бульоне теста и веточками кинзы и петрушки…
Из недр кухни показался прапорщик, бережно удерживающий двумя руками противогазную сумку, и подкатился к столу.
Седой вопросительно взглянул на него, и прапорщик показал ему четыре растопыренных пальца. Седой удовлетворенно кивнул. Гарибян аккуратно положил сумку на стол и укатился.
– Дрюня, давай! – скомандовал Седой.
Паршаков поддернул сумку к себе и выудил из нее запотевшую бутылку «Истока». Подбежал солдатик-рабочий и поставил на стол синие пластиковые стаканы, в которые Дрюня разлил водку.
