Пол сглотнул и попытался сесть. Орнвара звал Алейн, но он сейчас лежит под деревом без сознания… или даже мертвый.
— Мы звали, — прошептал он, не смея поднять глаз. Рассвет был совсем близко, и в его первых проблесках появились четкие тени, а не бледные подобия, смутно различимые в звездном свете. На Пола легла тень ветвистых рогов.
Услышав над собой сосредоточенное сопение, мальчик рискнул поднять голову. Рогатое существо передвинулось ближе к мертвому гварульху и пыталось вытащить копье. Копье вышло довольно легко, что немало удивило Пола, ведь оно пробило гварульха насквозь. Ни один нормальный человек не смог бы вытащить его. Хотя, с другой стороны, у нормальных людей нет оленьих рогов.
Человек крутанул копье и воткнул его древком в землю возле ног мальчика. Пол поднял голову и посмотрел прямо в глаза странного существа, в глубокие глаза цвета маргариток с тонкой щелкой темно-зеленого зрачка. В этих глазах были мощь и власть, а под мирной, безмятежно желтой оболочкой скрывалась настоящая ярость.
— Я — Орнвар, — сказали эти глаза, и Пол почувствовал, как их сила нависла над ним, словно ветви старого дуба. — Я — Орнвар из Орнварского леса. Здесь и деревья — Орнвар, и земля, и птицы, и звери — все это Орнвар.
— Тебя звал Алейн, — дрожащим голосом сказал Пол, не отводя взгляд от его похожих на глубокие желтые озера глаз.
И тут в нескольких сотнях метров от них завыл еще один гварульх, почуявший след. Пол вздрогнул и моргнул, разорвав магическую связь.
Рогатая голова Орнвара повернулась в ту сторону, откуда донесся вой. Он снова крутанул копье и поднес его окровавленное острие ко рту. Пол в ужасе наблюдал, как одним быстрым движением широкого темно-красного языка он облизал кончик копья. Потом Орнвар развернулся и, словно олень, метнулся навстречу приближающемуся гварульху.
— Гварульхи нас сегодня больше не побеспокоят, — раздался надтреснутый голос. Алейн сел, ощупывая голову. Его непослушные волосы слиплись в запекшейся крови. — Я рад, что у Орнвара появилась цель для охоты. Иначе он мог обратить свою ярость против нас.
— Но вы сами позвали его, — сказал Пол, помогая Алейну подняться.
— Его можно позвать, — ответил Алейн, глядя на тропинку, — но только в случае крайней нужды. Орнвар — это бродячий сон леса, и пробуждается он только по необходимости или вот по такому зову. Но это сон лесного страха и гнева, и он не знает ничего, кроме крови. Хуже того, будучи существом необузданных страстей, он обожает охотиться и убивать. Он как летний шторм, что спасает корабль от пожара, чтобы тут же погубить молнией.
Вой, донесшийся издалека, подтвердил слова Алейна, и на невысказанный вопрос Пола рыцарь ответил, чиркнув пальцем по горлу. Очевидно, рунное копье отыскало сердце еще одного гварульха.
— Пойдем, — сказал Алейн, опираясь на руку Пола. — По ту сторону холма должен быть ручей. Там я смогу промыть царапины и хоть немного привести себя в порядок, перед тем как явиться на Ризамарн к Мудрецам. Мы будем там уже к полудню.
Гварульхи даром времени не теряли и забрались так далеко на юг — до самого Орнварского леса совсем не случайно, хотя прошло не так уж много времени с тех пор, как Тряпичная ведьма объявила войну. Жители юга пока ни о чем не догадывались, но гварульхи уже давно поселились почти у самой северной границы, а миперы совершали стремительные рейды к заброшенным дорогам, где подстерегали одиноких путников.
Джулия тоже не тратила времени даром. Она научилась вырываться из плена разума Тряпичной ведьмы в те моменты, когда ведьма бывала очень занята. Правда, в таких случаях она все равно была внутри Тряпичной ведьмы, у светящегося шара, но, по крайней мере, она все-таки обретала свое тело, несмотря на заверения ведьмы, что Джулия никогда не сможет почувствовать его. Тряпичную ведьму, казалось, забавляли ее попытки сбежать, и она никогда не наказывала девочку за это — только силой возвращала ее и приковывала к своим органам чувств.
— Что отделяет нас от старой границы, Ороч? — спросила Тряпичная ведьма, когда ее адъютант спустился со спины огромного крылатого мипера. В своей резиденции у подножия башни со шпилем она принимала донесения миперов и раздавала приказы своей армии.
— Новый город, госпожа, — ответил Ороч мяукающим звонким голосом. — Они называют его Беваллан. Небольшое поселение без стен и замка. Только башня, да и та невысокая. Они привыкли к миру в твое отсутствие, госпожа.
— Что ж, им осталось недолго наслаждаться этим миром, — прорычала Тряпичная ведьма. — А что насчет их магии? Как поживают их знаменитые маги, обвешанные талисманами и кольцами и не выпускающие из рук посохов? Эти Мудрецы с вонючими телами и протухшей кровью?
— Никого нет, — хохотнул Ороч, и его размотавшиеся повязки затрепетали на ветру. — Искусство забыто, с тех пор как госпожу… — Он оборвал себя на полуслове и упал на колени, а Тряпичная ведьма подошла к нему и одной рукой обняла за тонкую забинтованную шею.
— Забыто? — прошипела ведьма. Слюна закипела у нее меж острых, как иглы, зубов. — Ну, так я им напомню, не так ли, Ороч, мой зодчий? Я напомню! И сама вспомню сладкий вкус их плоти.
Позади нее зашевелились тени каменных ангарлингов, почуявших гнев госпожи. Гварульхи тоже подтянулись поближе к башне, старательно обходя раскачивающихся ангарлингов. Миперы кружили высоко в небе, вокруг шпиля, радостно крича в предвкушении кровопролития.
Смотревшая на все это сквозь глаза Тряпичной ведьмы Джулия содрогнулась и снова начала решать в уме задачки. Уж лучше таблица умножения на тринадцать, чем воспоминания ведьмы, представавшие перед маленькой пленницей во всех подробностях — каждая мелочь, звук, ощущение… и вкус.
— Собери старшин гварульхов и вожаков миперов, — велела Тряпичная ведьма Орочу. — А я поговорю… с ангарлингами.
Джулия с облегчением вздохнула, поскольку воспоминания о грабежах и кровавых пиршествах потускнели и сменились яркой картиной того, как молодая ведьма из рода людей, тогда еще делавшая первые шаги на пути к власти, пробуждает неподвижных, как камень, ангарлингов…
«И эта девушка уж, конечно, не Тряпичная ведьма», — подумала Джулия, чувствуя, как ее хозяйка неуклюже шагает, переставляя негнущиеся, набитые соломой ноги, и протягивает пухлые трехпалые руки, чтобы погладить своих старейших союзников — каменных рыцарей утонувшего Ангарлинга.
— Завтра, — прошептала она, прикоснувшись к белому камню ближайшего к ней ангарлинга и водя рукой по застывшим чертам его лица. — Завтра будут смерть и разрушения, и солнце утонет в крови на красном, как огонь, небе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
