— Так ведь она права, братец Иоанн! Легко ли было девочке без женской ласки расти, сам подумай?
— Вечно ты ее защищаешь, брат Юлиус!
— Я по должности ее защищать должен, я Хранителем к ней приставлен.
— Ну-ну. Не хватало только и нам с тобой начать спорить.
— Что ты, что ты, брат! — испугался Юлиус. — Ты меня прости, это я так… Уж очень мне хочется, чтобы и Юлия к бабушке Насте отправилась вместе с Аннушкой.
— Прости и ты меня за неосторожное слово, брат.
— Я тебя понимаю, Юленька, и мне жаль, что ты совсем не знала нашей мамы. Честное слово, мне очень тебя жаль. Но ведь тут ничего нельзя поделать… — и Аннушка вдруг горько заплакала. Она заплакала раньше, чем это собиралась сделать сама Юлька. Та не ожидала такого поворота и тут же зарыдала в голос, снова валясь на землю.
— Жуть как трогательно, в натуре, — сказала Гуля, отправляя в рот конфетку. Потом вдруг губы ее скривились корытом, и она заплакала гораздо громче сестер.
— Ну а ты-то чего ревешь, как испорченная сигнализация? — спросил ее вконец расстроенный Юрик. — Кончились у детки конфетки?
— Ща! Нет, я вспомнила, как сама прямо в один час осталась сразу без отца и без матери.
Родители Гули погибли в катастрофе, и ее воспитывали дедушка с бабушкой.
— Прости, Гуля, я не подумал.
— Да ладно… Вы все думаете, что если я толстая, так и бесчувственная как пень. Толстые тоже плачут!
— Ну прости меня, дурака! Хочешь шоколадку?
— А у тебя есть? — Гуля взглянула на Юрика искоса, но с интересом.
— Нету. Я просто хотел узнать, хочется ли тебе сейчас шоколаду.
— Всегда хочется, на то он и шоколад, — вздохнула Гуля. Но плакать перестала — какие уж могут быть слезы после такого признания.
Кира мрачно глядела вдаль, швыряя в воду мелкие камешки. Потом она сказала тихо, ни к кому не обращаясь:
— Чушь какая-то. Сидят две девицы Мишины и в голос рыдают из-за того, что обе не хотят ехать учиться за границу. А тут способный и одаренный подросток, почти девушка, можно сказать, должна прозябать в обычном лицее в Санкт-Петербурге. Какая жестокая несправедливость! Да чего там хорошего-то, в этом Пскове?
— Там бабушка! — в один голос сказали сестры. Теперь они обнялись и плакали уже вместе, плакали тихо, а это значит — плакали по-настоящему горько. Остальные сидели молча, не зная, чем их утешить.
Молчали и Ангелы, с жалостью и тревогой глядя на своих подопечных.
А бесы молчали, потому что издали, с берега, им было никак не разобрать, о чем там идет разговор на Пятачке, хотя они и догадывались, что происходит там что-то необычное.
Но дальше случилось нечто уже совсем неожиданное. Аннушка достала из кармашка носовой платок, утерла сначала свое лицо, а потом принялась вытирать лицо Юльке, приговаривая:
— Не плачь, сестренка, не надо. Мы что-нибудь придумаем…
— Ни мамы у меня не было, ни бабушки не будет! — пожаловалась Юлька сестре.
— Будет, будет тебе бабушка, только не плачь. Ладно уж, поеду я вместо тебя в эту самую Ирландию. Ты только не расстраивайся так, а то у меня прямо сердце разрывается. У тебя же сегодня день Ангела!
Юлька еще крепче обняла сестру и еще сильнее заплакала — теперь уже от радости, а следом за ней снова прослезилась и Аннушка. А Гуля, естественно, поддержала их своим задушевным басом. Юрик пошарил в карманах, но платка не нашел.
— Я сколько раз говорил, что надо держать на нашем острове запас бумажных салфеток, — сказал он Кире. — У тебя есть платок?
Но Кира не ответила, продолжая сердито швырять в воду мелкие камешки.
Ангелы тоже молчали. Они, честно говоря, растерялись.
Когда вечером сестры улеглись, Юлька сказала:
— День Ангела мне понравился даже больше, чем день рождения.
— Вот и правильно. Рождаются ведь и котята, а крестятся только люди.
— Крещение[9] этим отличает нас от животных?
— И от язычников, и от тех, кто не верит в Христа Спасителя.
— Ясно. Значит день Ангела — это мой личный христианский праздник. Буду гордиться!
— Лучше спи!
— Сейчас усну, сейчас… А знаешь, Аннушка, кто мне сегодня сделал самый лучший подарок?
— Кто?
— Ты! Подумать только, я скоро увижу нашу бабушку. Какое счастье!
Аннушка в ответ только вздохнула.
— А еще я увижу дом, в котором жила наша мама, увижу все ее фотографии, ее вещи, может быть, с ее учениками познакомлюсь… Но первым делом я схожу к ней на могилку и отнесу ей цветы.
Аннушка обняла сестру.
— Так все и будет, Юленька.
Поцеловав и перекрестив на ночь сестер, Ангелы Хранители Иоанн и Юлиус оставили их под присмотром Димитриуса, Акопуса и Павлоса, а сами полетели на очень важную встречу в центр города.
Петрус, могучий и прекрасный Ангел Хранитель Санкт-Петербурга, уже поджидал их на балюстраде Исаакиевского собора в окружении бронзовых Ангелов Хранителей.
— Приветствую вас, братия!
— Благослови, Градохранитель!
— С чем пожаловали, Хранители?
— Беда у нас!
И они поведали Петрусу о своей беде.
— Аа, задали вам задачку сестрички! И чего же вы ждете от меня, какой помощи?
— Мы совета просим, — сказал Юлиус. — Как бы нам заставить их отказаться от этой опасной затеи?
— Заставить? Я не ослышался? Вы хотите людей, созданных Господом свободными, пусть даже отроковиц неразумных, заставить поступить против их воли? — Голос Петруса стал строг и даже грозен. — Такой власти нет у вас от Бога, братья-Хранители! Ваше дело сестричек охранять, подсказывать, увещевать, спасать — но никогда не действовать против их воли! Да вы и сами это знаете. Сумеете подсказать, уговорить — их счастье и ваша заслуга. Но свободы принимать решения вы у них отнять не можете. Это только бесы стремятся подчинить себе человека против его воли.
— Да мы же по-отцовски за них тревожимся…
— У отцов есть власть ограничивать волю своих детей, а у вас такой власти нет! Вразумлять и направлять любовью, тихим шепотом в сердце — вот ваше право! Им и пользуйтесь.
Ангелы опустили головы.
— Сколько времени у вас осталось?
— Двадцатого августа отец собирается везти Аннушку обратно к бабушке, — сказал Иоанн, — но если вместо нее поедет Юлия, то моей бедняжке уже тридцатого придется лететь в Келпи.
— В Келпи…Слыхал я про это старинное колдовское гнездо, про эту школу для маленьких ведьм. Да, это и в самом деле большая беда, — Петрус глубоко задумался.
Ангелы молчали, глядя на него с ожиданием и надеждой. Потом Градохранитель сказал:
— Вот что, братия, возвестите от меня Ангелу Димитриусу: пусть попытается внушить своему Мите благую мысль отменить поездку отроковицы Юлии в эту самую школу. Может, он сумеет… А сами твердите сестричкам день и ночь, что нехорошо обманывать отца и бабушку. Но если вам, братия, не удастся ничего сделать, тогда уж, прости, Хранитель Иоанн, лучше пусть в Келпи летит твоя подопечная. Она в вере крепка, она духом сильна, и я думаю, что ее ведьмы тамошние не одолеют. А вернувшись из Келпи на зимние каникулы, она расскажет отцу, что это за школа такая, и он ее больше туда не пошлет. А вот за отроковицу Юлию я бы не поручился.
— Моя Юленька не глупее сестры, и смелости ей не занимать… — начал было Ангел Юлиус, но Градохранитель остановил его легким взмахом руки.
— Нам доподлинно вестимо, Юлиус, как ты свою отроковицу любишь. Но и тебе, и нам неведомо, что с нею будет, если она попадет в колдовскую школу. Современные дети так падки на магические приманки! А еще поразмысли, разве ей не полезно провести какое-то время с бабушкой Настей?
— Это верно, — согласился Ангел Юлиус.
— Когда у бабушки Переход?
— Ее Хранитель Анастасий говорил, что Переход намечен на весну.
— Получается, что Юлия напоследок перед тем поухаживает за умирающей бабушкой, получит от нее последние духовные наставления, — задумчиво проговорил Юлиус.
— Да ведь моя-то Аннушка как горевать будет, если не простится с бабушкой! — воскликнул Иоанн.
— Почему не простится? На зимние каникулы твоя Аннушка приедет к отцу и все ему про Келпи расскажет, и он, надо думать, больше никого из сестер туда не отпустит. Вот твоя Аннушка и вернется в Псков.
— Может, он тогда и Жанну прогонит? — с робкой надеждой спросил Юлиус.
— Ну, это сомнительно, — сказал Петрус. — Вашу Жанну каленой молитвой из лома выжигать надо, а вот ее-то у Дмитрия Мишина пока и нет. В будущем разве что появится, ну да не будем вперед забегать… Еще вот что я тебе, Иоанн, советую: ты в оставшееся время займись-ка с отроковицей Анной английским языком, а то с ее познаниями ей в Келпи трудно будет, запутают ее.
— Хорошо, я займусь, Петрус, коли уж никак нам с ней от этой поездки не избавиться.
— Да ты не опасайся, я с тобой всегда на связи буду и помогу если что.
— Ну, если так, то благослови…
