Ледяной север и северо-восток не давали возможности массовой сельскохозяйственной колонизации. Русское крестьянство могло двигаться на восток, лишь огибая к северу казанские владения, ведь казанцы держали под ударом и Вятку. Русские земли в пермском крае и на Урале находились под угрозой набегов, как казанцев с Камы, так и Сибирского ханства и вассальных ему югорских племен.
Русь была крепка заперта в кругу враждебных соседей.
Морские торговые пути, ведущие в Европу, по-прежнему находились под плотным контролем Ганзы, Ливонии и Швеции. Западные соседи не пропускали в Россию ремесленников и новые технологии, не дозволяли самостоятельного русского мореплавания, но, в то же время, имели замечательные барыши, скупая дешевые русские товары. В это время в западной Европе как раз происходит «революция цен», ценовой скачок, связанный с притоком южноамериканского серебра. Торговые пути, ведущие в восточные страны, контролировались Казанью и Астраханью.
Пенька, лен, воск, шкурки белок, мед. Скудость производительных сил ярко выражалась в составе русского экспорта.
Поскольку внешние рынки были доступной только через посредников, присвающих львиную долю прибыли, они не могли стимулировать развитие городов. Мешали накоплению торговых капиталов и высокие транспортые расходы, ввиду большой протяженности и сезонности транспортных путей. Даже после открытия торговли через Белое море, западные товары должны были доставляться на наши беломорские пристани летом, а перевозиться по суше зимой, на санях. Для промежуточного хранения грузов надо было строить склады в Холмогорах и Вологде. Перевозка длилась долгими месяцами, это замедляло оборачиваемость средств и снижало прибыльность.
Выход из замкнутого круга геоэкономических и геополитических проблем означал войну, почти постоянное ведение боевых действий на всех рубежах. С каждым десятилетием увеличивалось количество войн и нашествий; в первой половине XVI века на один мирный год приходилось два военных.
Уже к 1507 г., к началу первой смоленской войны, цепь врагов замыкается. Швеция, Польша, Литва, Ливония, Ногайские Орды, Крымское, Казанское, Астраханское и Сибирское ханства, Османская империя не в силах завоевать и расчленить Московское государство, но, тем не менее, осуществляют эффективную его блокаду, нередко предпринимая и скоординированные наступательные действия (как, например, в 1517, 1521, 1534, 1535, 1541, 1552 годах).
Ни север, ни юг, ни запад, ни восток страны не защищены от вражеских нашествий. У Московской Руси фактически нет тыла. Муром, Владимир, Вятка и Ладога точно также находятся под ударом как Рязань, Тула и Смоленск. Десятки тысяч русских ратников уходят каждую весну на охрану оборонительных рубежей, которые проходят в 60–70 верстах от Москвы, по берегу Оки. Набеги татар, которые случаются и по два раза в год, обходятся стране в тысячи жизней, и русские рабы продаются на рынках крымского и астраханского ханств по бросовым ценам.
Медлительность и нерешительность в конфликтах с Казанью отчасти происходила из-за страха войны на два фронта – против казанского хана и крайне подвижного войска крымского хана. Сил на такую войну у московского государства не было. В итоге, оно терпело опустошения, производимые как крымцами, так и казанцами.
Ограбление русской территории являлось, по сути, основной статьей «национального дохода» в Крымском ханстве. В набег уходило практически все мужское население этого государства. Лишь меньшая часть войска принимала участие в боях, остальные занимались «сбором урожая» на русских землях. Основное внимание уделялось русским детям – этот «живой товар» было удобней всего перевозить в седельных корзинах. Занемогшего в пути ребенка немедленно убивали. В годы, когда набег не удавался, в крымском ханстве обычно случался голод и начинались междоусобицы. На правление династии Гиреев в Казанском ханстве приходится и пик набегов на русские земли с востока.
В. О. Ключевский пишет: «Наш народ поставлен был судьбой у восточных ворот Европы, на страже ломившейся в них кочевой хищной Азии. Целые века истощал он свои силы, сдерживая этот напор азиатов, одних отбивал, удобряя широкие донские и волжские степи своими и ихними костями, других через двери христианской церкви мирно вводил в европейское общество. Между тем Западная Европа, освободившись от магометанского напора, обратилась за океан, в Новый Свет, где нашла широкое и благодарное поприще для своего труда и ума, эксплуатируя его нетронутые богатства».
Рывки цен на хлеб 1520-1540-х были часто связаны с крымскими и казанскими нашествиями, ведь разорениям подвергались районы, наиболее благоприятные для ведения земледелия – владимирское Ополье, долина Оки и земли к югу от нее.
Обострение экономической ситуации после 1520 г. связано и с климатическими изменениями. Начинается уменьшение среднегодовых температур, а вместе с тем растет число погодных аномалий. На протяжении последующих 50 лет редкий год не отмечается экстремальными метеорологическими явлениями – засуха, продожительные дожди, летние заморозки, все это губит или сокращает урожай. Происходит изменение климата, известное как «малый ледниковый период».
В 1524 г. «зима добро студена и стояла до Троицына дня (24 мая)». Годом позже была засуха с мая до середины августа, «земля горела» и «не родилось никакое жито». На следующий год опять был неурожай. 22 сентября 1528 выпал снег на «две пяди» и лежал полтора месяца. Летом следующего года ветром сносило хоромы; бури и грозы погубили урожай. В 1533 «великое бездожие», выгорело множество сел. В 1536 и 1537 из-за гроз сгорели почти полностью Ярославль и Тверь. В 1541 остервенела саранча, «поела жито, ярь и траву, коренья выгрызала»; был голодный год. В 1546 в Москве с сентября лежал глубокий снег. На следующий год уже весной пришла «засуха великая» и даже «суда на Москве реке обсушило».[10]
Конечно, и Европу настигали климатические потрясения и метеорологические аномалии – но они сглаживались Гольфстримом. Поэтому даже в климатически неустойчивый XVI век количество экстремумов в Англии было в несколько раз ниже, чем в России. Замена зерновых культур на кормовые, что происходило в Англии во время малого ледникового периода, было недоступно России.
Английские землевладельцы переходили на выращивание клевера и турнепса, которым кормили скотину, а та уже снабжала навозом оставшиеся посевы зерновых. Естественно, что при переориентации на скотоводство, землевладельцам требовалось меньше крестьян – те пополняли толпы обезземеленных бродяг, число которых сокращали палачи и работные дома. Значительная часть крестьян превращалась в сверхдешевые рабочие руки для мануфактур – в городах-портах, вовлеченных в мировую торговлю. Английские буржуа, накапливая средства за счет нищеты своих работников, создавали многоотраслевое хозяйство; вместе с обменом результатами труда шел и технологический прогресс. Доступ к незамерзающим водным коммуникациям переводило прогресс на новый качественный уровень, когда обмен результатами труда становился глобальным. А потом начиналось накопление капиталов за счет неэкивалентного торгового обмена с отсталыми странами, за счет грабежа колоний.
У нас таких возможностей не было. Наше население не могло рассчитывать на привозной хлеб и большое количество рабочих мест в городах.
Изменения климата ставили рискованное русское сельское хозяйство в еще более уязвимое положение. Как пишет Ю. В. Латов: «Климатические колебания слабее влияли на цивилизации с высоким запасом прочности и гораздо сильнее – на цивилизации рискованного агрохозяйства».
В 1548–1549 голод охватил все северные районы страны. «Людей с голоду мерло много», лаконично сообщает летопись о событиях на северной Двине. И десять лет спустя на Северной Двине пустовало до 40 % пашни.
В 1552-53 гг. в Новгороде и Пскове от голода и эпидемии погибло не менее тридцати тысяч человек, по данным некоторых летописей даже 280 тысяч человек. Согласно Татищеву, в это время «в Новгороде (пятинах) и Пскове умерло от мора 500000 человек».
В 1556-57 гг. голод охватил северное Заволжье, затронул и центральные регионы. «Бысть глад на земли, по всем московским и по всей земли, а больше Заволжье все: во время жатвы дожди были великие, а за Волгой во всех местах мороз весь хлеб побил; и множество народа от глада изомроша по всем городам».
Исследователи климата Клименко и Слепцов считают, что именно на периоды похолодания и засух приходятся наиболее мощные мобилизационные усилия русского государства, которое как бы выступает на помощь обществу.
При нашем низком плодородии и низкой плотности населения, когда земледелие поглощало весь прирост рабочей силы, а войско – почти весь прибавочный продукт, не было шансов на возникновение развитого городского хозяйства «самотеком».