В личных беседах с автором проф. Д. М. Автократов всегда подчеркивал, что «с первых же слов разговора с Николаем Эрнестовичем собеседника охватывало чувство доверия и уважения, хотя Бауману в то время было всего 20 лет…»
Николай Эрнестович выступил также инициатором изгнания из студенческой среды одного недобросовестного студента, пытавшегося обмануть профессора при лабораторной работе. Профессор предложил тему на золотую медаль. По ходу работы надо было проделать немало лабораторных анализов. Но студент, директорский любимец, с удивительным проворством подгоняя цифры к заранее намеченным выводам, закончил было всю работу, не обременяя себя длительными исследованиями. Подлог вскрылся, и студенты, по предложению Баумана, потребовали исключения из института претендента на золотую медаль. Любимец директора с апломбом заявил было, что «по правилам для студентов, он является отдельной единицей и не обязан давать объяснения целому курсу». В ответ на это, по инициативе Баумана, весь курс объявил этому студенту, что «курс считает себя в целом коллективной единицей и не желает иметь никакого дела с отдельной единицей». Несмотря на все попытки директора «смягчить вопрос» и выгородить своего ставленника, Бауман и его товарищи — делегаты по этому делу в дирекцию — добились подачи недобросовестным студентом прошения об уходе из института «по собственному желанию».
Но эта общественная деятельность в стенах института была, конечно, далеко не главной целью жизни молодого студента. Главное было рядом — в рабочих слободках.
Стойко и убежденно начал Бауман свою работу подпольного организатора кружков, подпольного пропагандиста среди рабочих. Формы и методы этой работы были достаточно разнообразны. Бауман умел воспользоваться и воскресной поездкой группы рабочих на Волгу или на окрестные озера, и беседой рабочих в тесном и грязном дешевом трактире или харчевне где-нибудь на окраине города, в Адмиралтейской или Суконной слободке. Здесь же, в Адмиралтейской слободке, молодой студент присутствовал на праздновании первой в своей жизни маевки. Рабочих собралось немного, но впечатление «от этого первого рабочего праздника осталось у меня на всю жизнь», — вспоминал не раз Николай Эрнестович.
На «воскресных рыбалках» в лодках иногда помещалось до 40–50 рабочих казанских заводов; вместо рыбы под корзинками с немудреной закуской лежали пачки брошюр. Бауман участвовал также в различных развлечениях рабочей молодежи. Он с увлечением играл на задворках фабричных зданий, неподалеку от заводских бараков в городки (рюхи) с рабочими парнями, вызывая своими меткими к сильными ударами одобрение и более пожилых любителей этой старинной, исконно русской игры. Николай Эрнестович мог одним ударом выбить «на-вынос» самую сложную фигуру игры, вроде «лягушки» или «железной дороги», умел тремя палками «распечатать письмо», то-есть сбить пять рюх, расставленных по концам кона. Очень любил Бауман и местные, национальные празднества татарской молодежи. Иногда он бывал не только зрителем, но и участником «сабантуя», этого увлекательного праздника молодой силы, физической ловкости и здоровья. Молодой студент-ветеринар выходил на борьбу с крепышами парнями-поволжанами и нередко побеждал их если не силой, то ловкостью и сноровкой. Победа в любом деле, за которое он взялся — даже в простой борьбе, — была для него целью, которой он стремился достичь во что бы то ни стало.
— Ничего не могу делать наполовину!.. — говорил, тяжело дыша и отирая пот с лица, веселый и оживленный Бауман. — Такова уж у меня душа с детства: задумано — сделано, как ни трудно!..
Неистощимая энергия и физическая ловкость не раз впоследствии, в годы суровых революционных испытаний, выручали Баумана из затруднительных и даже сложных обстоятельств.
Товарищи Николая Эрнестовича по совместной подпольной работе вспоминают, что его любимой поговоркой было:
— Желать — значит сделать!
Во всем: и в спорах с товарищами, и в подпольной организационной работе, и в уменье быстро и хорошо законспектировать запрещенную книгу, сказывалась большая выдержка, большая целеустремленность будущего агента ленинской «Искры». Учась в ветеринарном институте, Бауман жил в маленькой комнатке-мезонине, куда почти каждый день приходили и где засиживались до поздней ночи его друзья — В. Г. Сущинский, Д. М. Автократов, H. H. Богданов. Они вспоминают, как нередко, готовясь к какому-нибудь трудному экзамену по анатомии или гистологии, прерывали свои занятия, увлеченные метким сравнением, острым замечанием Николая Эрнестовича. Он умел «освещением одного лишь факта, одного события показать широкую российскую действительность». Спорил Николай Эрнестович умело и доказательно — чувствовалось, что за каждым его утверждением стоит сама жизнь, личные наблюдения, уже накопленный жизненный опыт. «Природный организатор», — нередко называли Н. Э. Баумана его друзья и товарищи по ветеринарному институту. Крайне ценны воспоминания о Баумане — пропагандисте подпольных рабочих кружков в Казани — его друга и сотоварища В. Г. Сущинского. Уйдя из родительского дома, Сущинский поселился у своего приятеля-ветеринара, неподалеку от завода Крестовникова. Он уже научился в мастерской отца Баумана неплохо работать на столярном станке; на этой почве молодой студент завел знакомство с рабочими крестовниковского завода. А Николай Эрнестович вошел в круг рабочих на заводе Алафузова и в Адмиралтейской слободке. «Крепкий и здоровый, — вспоминает В. Г. Сущинский, — Бауман был общителен, имел веселый нрав и открытый характер, с рабочими он знакомился и сходился быстро. Организация кружков самообразования шла у него ловко и удачно. Программа чтения на этих кружках имелась и ходила у студентов по рукам»{Сборник «Товарищ Бауман», изд. 2. М., 1930, стр. 27–28.}.
Имея обширный круг знакомых среди молодых рабочих Казани, Бауман уже на втором курсе ветеринарного института организовал несколько подпольных кружков. Его современники вспоминают, что весной 1893 года Николай Эрнестович регулярно два-три раза в месяц, а иногда и чаще, проводил занятия в кружке татарской рабочей молодежи в районе озера Нижний Кабан. Другой кружок, в который входило немало представителей еврейской трудовой молодежи — по преимуществу ремесленников многочисленных казанских кожевенных и обувных кустарных мастерских, был создан Бауманом в северо-восточной части города, неподалеку от Сибирского тракта, где находился ветеринарный институт. Бауман и его друзья придумали оригинальный способ доставлять нелегальную литературу: «один из товарищей завел у себя на дому переплетную, брал… нужные книги, журналы, вырезал статьи по рабочему вопросу, вставляя в книгу листы из базарной литературы, аккуратно обрезал… и снова сдавал в «офицерскую» библиотеку». А вырезки в виде небольших книжек шли в кружки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
