В 1834 году английский министр иностранных дел лорд Пальмерстон направил еще одну миссию, решив добиться большого прорыва. Пальмерстон, известный как человек, слабо разбирающийся в тонкостях регламентаций Цинской династии, направил морского офицера – шотландца лорда Напье – с инструкциями, противоречащими одна другой. С одной стороны, требовалось «быть законопослушными и соблюдать обычаи Китая», с другой – одновременно просить установления постоянных дипломатических отношений и размещения британского посольства в Пекине, получения доступа в другие порты на китайском побережье и в то же время установления свободной торговли с Японией[68].
После прибытия Напье в Гуанчжоу он и местный губернатор попали в тупиковое положение: каждый из них отказывался принимать письма другого, считая унизительным общаться с лицом такого низкого уровня. Напье, к тому моменту получившему от китайских властей прозвище Старательный обманщик, стал повсюду в Гуанчжоу развешивать плакаты воинственного содержания, написанные при содействии местного переводчика. Судьба сама распорядилась в пользу китайцев, избавив их от заносчивого варвара, когда оба – и Напье, и его переводчик – подхватили малярийную лихорадку и покинули сей мир. Однако перед отбытием Напье обратил внимание на Гонконг, малонаселенные скалистые острова, чьи воды, по его мнению, могли бы послужить отличной естественной бухтой.
Китайцы могли вздохнуть с облегчением, в очередной раз принудив мятежных варваров уступить. Но с тех пор англичане больше никогда не приняли отказа. С каждым годом британская настойчивость росла и принимала угрожающий характер. Французский историк Ален Пейрефит так обобщил реакцию в Великобритании на итоги миссии Маккартни: «Если Китай остался закрытым, то двери должны быть вышиблены тараном»[69]. Все дипломатические маневры Китая и его резкие отказы только откладывали неизбежность наступления того момента, когда будет принято во внимание существование современной международной системы, сформированной в соответствии с замыслами европейцев и американцев. Этот учет реалий принесет китайскому обществу самое мучительное социальное, интеллектуальное и моральное напряжение за всю длинную историю огромной страны.
Столкновение двух миропорядков:
Опиумная война
Само собой разумеется, влиятельные западные промышленные державы не собирались долго мириться с таким дипломатическим механизмом, на основании которого их называли платящими «дань» «варварами» или жестко регламентировали сезонную торговлю в одном-единственном порту Китая. Китайцы со своей стороны соглашались лишь на ограниченные уступки аппетитам западных торговцев, стремящихся к «выгоде» (по конфуцианским понятиям, не совсем достойный с точки зрения морали принцип). Но что совершенно не укладывалось у китайцев в голове, так это утверждение западных посланцев о том, что Китай является всего лишь одним государством среди многих подобных и что ему нужно смириться с постоянным присутствием в китайской столице варварских посланников.
Для современного человека ни одно из изначальных предложений западных гонцов не кажется каким-то особенно оскорбительным с точки зрения западных стандартов: цели свободной торговли, постоянные дипломатические контакты и постоянные посольства мало кого обижают сегодня, и к ним относятся как к обычному методу ведения дипломатии. Однако кульминацией конфронтации стал один из позорнейших аспектов западного вторжения: настойчивое требование неограниченного ввоза опиума в Китай.
В середине XIX века опиум был разрешен в Англии и запрещен в Китае, хотя огромное число китайцев потребляли его. Британская Индия являлась центром выращивания большей части мирового производства мака в мире. Английские и американские торговцы совместно с китайскими контрабандистами проворачивали быстрый бизнес. Опиум, по сути, сделался одним из немногих видов иностранных товаров, попадающих на китайский рынок; изделия известных британских марок отвергались как ничего не значащие или уступающие по качеству китайским товарам. Представители цивилизованного Запада расценивали торговлю опиумом как позор. Торговцы, естественно, не очень-то стремились прекращать выгодную торговлю.
При цинском дворе обсуждался вопрос о легализации опиума и организации его торговли, однако в конечном счете было решено покончить с опиекурением, разрушив и ликвидировав всю сеть. В 1839 году Пекин направил Линь Цзэсюя, опытного и хорошо подготовленного чиновника, закрыть торговлю в Гуанчжоу и заставить западных купцов подчиниться официальному запрету. Линь, будучи мандарином традиционно конфуцианского образца, решал проблему так, как любой другой вопрос, касающийся упрямых варваров: путем сочетания силы и увещевания. Прибыв в Гуанчжоу, он потребовал от западных торговых миссий собрать все опиумные ящики и уничтожить содержимое. Когда приказ Линя не был выполнен, он установил блокаду всех иностранцев, включая даже тех, кто не имел ничего общего с опиумной торговлей. На их фабриках объявили: блокада будет снята только после сдачи контрабанды.
Линь Цзэсюй следующим шагом направил письмо королеве Виктории, в котором со всем почтением, насколько позволял традиционный протокол, отдал должное «вежливости и покорности» ее предшественников, посылавших «дань» Китаю. Красной нитью послания проходило требование к королеве Виктории приказать уничтожить опиум на индийских территориях Великобритании:
«В ряде мест Индии, находящихся под твоим контролем, таких как Бенгалия, Мадрас, Бомбей, Патна, Бенарес и Мальва, опиум выращивается на каждом холме, там повсюду налажено его производство… Отвратительный запах курится повсюду, раздражая небо и пугая духов. Только ты, о Король, можешь уничтожить опиумные растения в тех местах, заставить выполоть мотыгой все поля, посадив на их место пять видов полезных зерновых. Кто снова осмелится сажать мак и производить опиум, должен получить суровое наказание»[70].
Просьба была правильной, даже будучи облаченной во фразы, насыщенные проявлениями традиционного китайского превосходства:
«Предположим, что человек из другой страны прибудет в Англию и начнет торговлю, он ведь должен подчиняться английским законам; насколько же сильнее он должен повиноваться китайским законам Божественной Династии?.. Если купцы-варвары из твоей страны хотят заниматься бизнесом длительный срок, они обязаны с почтением подчиняться нашим законам и покончить навсегда с источником поставок опиума…
Ты, о Король, контролируй своих нечестивцев и подробно инструктируй своих дурных людей перед тем, как им отправиться в Китай, ради обеспечения мира в твоей стране, проявления своей вежливости и покорности и ради того, чтобы дать возможность обеим странам вместе наслаждаться благословенным миром. Нам повезло, действительно, нам повезло! По получении этого послания ты немедленно дай нам ответ по поводу деталей прекращения контрабанды опиума. Непременно доведи это дело до конца, не откладывай его»[71].
Переоценив возможности китайского давления, Линь своим ультиматумом угрожал прервать экспорт китайской продукции, которая, как он полагал, весьма ценилась западными варварами: «Если Китай прекратит предоставление этих выгод, без сочувствия по отношению к тем, кто должен пострадать, на что же варвары будут уповать, чтобы выжить?» Китаю нечего опасаться ответных мер: «Вещи, которые приходят извне в Китай, могут использоваться только в качестве игрушек. Мы можем брать их, а можем и обойтись без них»[72].
Послание Линя, кажется, даже не попало к Виктории. Тем временем общественное мнение в Британии расценило блокаду британского землячества в Гуанчжоу как возмутительное оскорбление. Члены лобби за «торговлю с Китаем» выступили с петицией в парламенте, требуя объявить войну. Пальмерстон направил письмо в Пекин с требованием «возмещения ущерба и исправления урона, нанесенного китайскими властями проживающим в Китае британским подданным, и за оскорбления, нанесенные этими же властями британской короне». Он также потребовал передать в постоянное пользование «один или два достаточно больших и хорошо расположенных острова на китайском побережье» для размещения складских помещений для британской торговли[73].
В своем письме Пальмерстон признал, что опиум считался «контрабандой» в соответствии с китайскими законами, но он унизился до оправданий и просьб узаконить эту торговлю, заявляя, что китайский запрет в соответствии с западными принципами законности оказался недействительным из-за молчаливого согласия коррумпированных чиновников. Такая казуистика вряд ли могла кого-либо убедить, поэтому Пальмерстон не стал тянуть со своим уже принятым решением и сделал решительный шаг: в свете «срочной важности» данного дела и огромного расстояния между Англией и Китаем британское правительство отдало приказ флоту немедленно установить «блокаду главных портов Китая», захватывать «все встречные китайские корабли», а также взять «какой-нибудь удобный порт на китайской территории», до тех пор пока Лондон не получит удовлетворения[74]. Началась Опиумная война.
