Фер и Гэхтер слегка изменили правила игры. Теперь участники могли наказать тех, кто не сотрудничает, но для этого им нужно было заплатить из своего кармана. И испытуемые охотно ею воспользовались. Попутно выяснилось, что в этом случае игроки вели себя менее эгоистично и даже после множества партий продолжали класть деньги в кубышку. Очевидно, испытуемые придавали большое значение справедливости и сердились, когда другие проявляли эгоизм.
Фер провел еще один эксперимент, в котором мозг игроков сканировался на томографе[38]. Он сделал вывод, что, наказывая партнера, человек испытывает удовольствие, так как у него возбуждается задняя часть особого отдела мозга — полосатого тела. Именно эта область активизируется в предвкушении вознаграждения[39].
Теории справедливости
Основа основ экономической науки — теория обмена: она описывает, кто, с кем, чем и где обменивается. Но существует также и социологическая теория обмена. От экономической она отличается главным образом тем, что центральное место отводит справедливости.
Социологам нужна своя теория, поскольку они понимают обмен шире, нежели экономисты. Они стремятся объяснить еще и внерыночные сделки: внутри фирмы, между друзьями, знакомыми и членами семьи. Социологи знают: когда обмен несправедлив, сторона, считающая себя обойденной, испытывает недовольство. Импульсы, порождаемые недовольством, корректируют обмен в сторону справедливости.
Социально-психологическая теория обмена называется теорией равенства. Согласно ей, у обоих участников обмена затраты должны быть эквивалентны вознаграждению[40]. На первый взгляд, это очень похоже на то, что происходит на рынке. Например, в супермаркете вы получаете продукты и взамен отдаете их денежный эквивалент. Поэтому социологи и говорят, что их теория мотивирована экономистами (и оттого, возможно, кажется социологам чуть-чуть ущербной).
Между двумя этими теориями существует принципиальная разница: экономисты и социологи под затратами участников обмена подразумевают разные вещи. У последних в игру вступают в том числе и субъективные оценки, например статус персон, участвующих в обмене.
Одна из ранних версий теории обмена выросла из исследования Питера Блау, наблюдавшего за государственными служащими, вовлеченными в сложную судебную тяжбу[41]. По правилам, им было запрещено обращаться к кому-либо кроме руководства. Разумеется, служащие не хотели бегать к начальству при каждом затруднении, чтобы не выглядеть надоедливыми, а главное — не расписываться в собственной некомпетентности и несамостоятельности. Поэтому они систематически нарушали запрет и советовались между собой.
Блау наблюдал за этими консультациями и интерпретировал их через теорию равенства. Он заметил, менее опытные работники редко обращались за помощью к своим более квалифицированным коллегам. Вместо этого они советовались с «братьями по разуму». А более компетентные служащие тоже советовались между собой. Почему это происходило?
Дело в том, что работники с невысокой квалификацией, помимо слов благодарности, немногое могли предложить более опытным взамен полученных знаний. Поначалу подобное вознаграждение может приносить удовлетворение, но очень скоро приедается. Да и благодарить все время тоже утомительно. А с себе подобными обмен был более или менее равноценным.
Когда в оценку этой ситуации привносятся субъективные элементы, такие как благодарность, мы оказываемся в поле теории справедливого обмена. Благодарность, выраженная менее квалифицированными агентами за обмен с более опытными, делает трансакцию справедливой: затраты с одной стороны равноценны вознаграждению с другой. Эта теория объясняет, почему те, чей статус в обществе ниже (например, темнокожие или женщины в традиционных обществах), часто ведут себя подобострастно. Чтобы уравнять объективные и субъективные затраты и вознаграждения при обмене, им приходится отдавать больше, чем тем, у кого статус выше.
Нормы и справедливость
Теория равенства может быть распространена и еще шире. Социологи знают, что у людей есть твердые представления о том, как должны себя вести они сами и окружающие. Джордж Акерлоф в соавторстве с Рэчел Крэнтон подробно писал об этом[42]. Оказывается, одна из главных составляющих счастья — это когда мы реализуем свои представления о том, как вести себя правильно, т. е. поступать по справедливости. При этом, когда другие считают, что мы несправедливы, это нас оскорбляет. Одновременно мы хотим, чтобы и другие соответствовали нашим представлениям о том, как себя вести. Мы недовольны, когда нам кажется, что окружающие поступают несправедливо (вспомним испытуемых в экспериментах Фера с их желанием наказывать).
Справедливость, таким образом, вносит в экономическую науку наши представления о том, как должны себя вести мы сами и окружающие.
Справедливость и экономика
Соображения справедливости — важный мотивирующий фактор для многих экономических решений, они связаны с тем, как мы понимаем доверие и насколько хорошо умеем сотрудничать. Современные экономисты смотрят на справедливость двояко: с одной стороны, этому вопросу посвящено довольно много литературы, но, с другой — при анализе экономических событий — ей уделяется второстепенная роль.
Мы убеждены, что отодвигать этот критерий на второй план можно, только если есть для этого серьезное обоснование. Справедливость позволяет объяснить такие базовые явления, как вынужденная безработица и соотношение между инфляцией и валовым национальным продуктом, которые без учета этого фактора остаются загадкой (см. главы 8 и 9).
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Злоупотребления и недобросовестность
Чтобы понять, как действует экономика и как в ней проявляется иррациональное начало, следует обратить внимание на ее «плохую» сторону, т. е. на склонность экономических субъектов к антиобщественному поведению и те сбои, которые иногда с ней неожиданно происходят. Некоторые экономические колебания, и это можно проследить, связаны с тем, как меняются масштабы (и допустимость) открытых злоупотреблений. Более того, недобросовестность — т. е. экономическая деятельность, формально не выходящая за рамки закона, но имеющая дурные мотивы, — также в разное время может быть более или менее распространенной[43].
Сторонники капитализма не скупятся в выражениях, описывая производительную мощь этого строя[44], — мол, он способен произвести все, что может принести прибыль. Так, урбанолог Джейн Джейкобе видит своеобразную поэзию в том, как выглядят городские районы, разнообразно застроенные индивидуальными частными предпринимателями[45].
