да так, что его лицо моментально побледнело, а на лбу проступили капельки пота. Бань Лоу дернулся и шагнул назад, но ладонь наставника сжала вложенные монеты и подтянула руку обратно. Словно змей, удерживающий свою добычу, не отпуская и наблюдая за каждым движением ее лица, Го Бохай хладнокровно обронил:
– Уважаемый Бань Лоу, признайтесь честно… сколько вы потратили тогда? Разве правильно говорить, что деньги у вас отняли?
Юноша под натиском руки, тянущей вперед, вздрогнул, когда его кисть сдавили сильнее. Бань Лоу смотрел на свою ладонь, на холодный взгляд, адресованный ему, и снова на руку, предпринимая попытки вырваться.
Цюань Миншэн, не придумав ничего лучше, схватил приятеля за плечо и торопливо воскликнул:
– Нам пора!
И под этот испуганный голос рука Го Бохая разжалась. Вырвавшись, оба юноши торопливо, как мышки, скрылись среди гуляющих господ.
У Чан более не мог сдерживать возмущения:
– Зачем вы отдали им свои деньги? Ведь я им ничего не должен!
Продолжая вести себя как ни в чем не бывало, Го Бохай затянул узелок на мешочке, повернулся и ответил с улыбкой:
– Что ж, эти монеты останутся им на память, а ложь никогда не бывает постоянной.
У Чан никогда не понимал подобных выражений, наполненных глубокой мудростью наставника. То «шагая вперед, не забывай поглядывать назад», то «то, что кажется легким, приобретая, становится неподъемным», то «береги память предков, как бережешь свои пальцы» – их было много озвучено за не целое десятилетие, и пока что лишь одну фразу У Чан смог по-своему усвоить: «Не говори, если это не изменит тишину к лучшему». Наследнику и так в семье мало разрешали озвучивать свои мысли и желания, отчего он злился, однако с этим выражением ему молчание казалось здравым и даже необходимым выходом из многих ситуаций. Но, даже доверяясь полностью наставнику, У Чан никак не мог понять: «Как монеты могут проучить Бань Лоу?»
Все еще сверля недовольным взглядом толпу, в которой растворились два неприятных собеседника, У Чан добавил:
– Все же не стоило… – в глубине души он знал, что поступил бы иначе, и это только сильнее злило его. – Этот ученик теперь чувствует себя должным вернуть потерянные деньги учителя.
Го Бохай усмехнулся и положил руку на голову удрученного.
– Зачем же, – успокаивающе заговорил он, – этот молодой господин купил сегодня столько фруктов, что должным останусь только я. Давай скорее передадим их в поместье и отправимся за тем, что изначально хотели купить?
Как и во многих городах, в Тяньцзине за большой торговой площадью раскинулся черный рынок, прозванный блошиным. Найти здесь можно было что угодно, если знать, кого спросить и где искать. И той красотой, о которой рассказывали славные тяньцзиньские песни, это место не блистало. Продавая и покупая запретные или редкие вещи и скрывая свою личность, продавцы и покупатели считали, что тот шик и блеск, характерные для Блаженного места, здесь просто неуместны. Каждый, заходя сюда, хотел побыстрее приобрести то, что ему надо, и уйти, пока его лица не заметили.
Все пришедшие прятались под плащами, вооружение же, наоборот, несли в руках. Проходя мимо одной настороженной парочки, Го Бохай преисполнялся возмущением: уж слишком опасно это место. Покупатели настолько пеклись о сокрытии своей личности, что даже лоскутка одеяний из-под длинного плаща не проглядывало. Их тканевые подолы волочились по грязи, а сама дорога, неубранная и нерасчищенная, выглядела хуже помойки, куда с центральной площади Тяньцзинь ежедневно сбрасывали остатки еды. Го Бохай бывал в городе, и не раз, но никогда не думал, что чуть поодаль находится столь неприятное место.
«У Чан, и как часто ты здесь бываешь?»
Улицы блошиного рынка отличались от знакомых ему улиц центра Севера: тут все куда-то спешили, толкая друг друга, а обочины были усеяны бедным людом из соседних районов.
У Чан, заметив толпу из просящих, которые, как всегда, преграждали путь пешеходам, повернул за угол. Вместе с наставником он прошмыгнул через узкий проход между домами, однако только сейчас обратил внимание на потускневшее лицо идущего рядом.
– Учитель… прошу, не злитесь, – встревоженно заговорил он. – Этот ученик заранее не подумал. Все же не стоило вести вас сюда…
– У Чан… – Го Бохай хотел было что-то сказать, вот только пробившийся затхлый запах остановил его.
– Все же это была плохая идея… Давайте вернемся! – У Чан потянул наставника обратно, но тот не поддался.
Размеренно вдыхая ароматы лаванды и льна, исходящие от рукава, и найдя в себе силы, Го Бохай промолвил:
– У Чан, давай купим ту… – еще один вдох, – ту книгу и уйдем, хорошо?
Не зная, как быть, и продолжая сомневаться в правильности своего поступка, У Чан отпустил руку наставника и молча как можно быстрее пошел в сторону прилавка. С каждым шагом косые взгляды все больше приковывались к молодому господину и заставляли его чувствовать себя неловко. Когда он приходил сюда раньше, такое чувство его не посещало. Что же изменилось за последний месяц его наказания? Продвигаясь вперед и чувствуя, как глаза каждого встречного оценивают его, словно кусок мяса, он не выдержал и выругался про себя.
Терпеть их наглость больше не было сил. Словно удар молота о наковальню, нога У Чана топнула о землю, и он резко повернулся к толпе, что провожала его своим взором. Удивлению юного господина не было предела: все смотрели не на него, а на человека в белых одеяниях, который шел за ним.
Го Бохай был единственным чистым кусочком неба среди черных, быстро передвигающихся туч. Несложно понять, что те, кто скрывался от других, были сильно удивлены такому храброму и глупому поступку: открыто заявиться сюда, не пряча своего лица, да и еще облачиться в белые одеяния, которые моментально приковывали взгляды публики.
Желая спасти растерянного учителя, У Чан подхватил его под руку и, прорываясь через толпу, повел вперед.
На бросании косых взглядов толпа не остановилась – распихивая невежд, наставник и его воспитанник мчались вперед, слыша удивленные охи за спиной. Юэ, что пыталась не упустить хозяина из виду, бежала за ними.
Вся эта картина закончилась тут, перед небольшим прилавком, усыпанным книгами и разными защитными талисманами. Как только У Чан подбежал к нему, продавец сразу же радостно обратился:
– О-о-о, молодой господин У! Давно вы не заглядывали к нам, этот скромный уже начал переживать, не случилось ли что с вами.
Средних лет мужчина, отличающийся лишь тем, что не старался скрыть своего высушенного годами лица, улыбчиво поприветствовал наследника. Не смог скрыть он удивления и при виде второго человека. Переведя взгляд на белоснежную фигуру, он добавил:
– Приветствую и вас, достопочтенный Го Бохай, – склоняя голову в знак уважения, незнакомый наставнику продавец произнес его имя, чем поразил обоих пришедших.
– Откуда… – тихо пытался поинтересоваться Го Бохай через рукав, но был перебит учеником.
– Уважаемый, мы торопимся! Не могли бы вы продать мне хоть какую-нибудь литературу, где было бы сказано о стражах чистилища?!
– К вашему счастью, у этого продавца имеются такие книги.
Человек в старых, но ухоженных одеяниях протянул тонкую рукописную книгу. Он улыбнулся, когда юный господин заметил ее.
– Слава Небесам! – благодарно воскликнул У Чан и протянул руку.
Го Бохай не мог позволить ученику купить книгу, не проверив ее лично, и тут же, опередив У Чана, перехватил ее. Мужчина за прилавком испугался резкого движения, отшатнулся в сторону, но все же передал книжицу в белую ладонь. На мгновение, которого хватило Го Бохаю, на руке продавца показался символ. Возможно, когда-то он был рыбаком дальнего плавания – люди этой профессии нередко наносили на кожу разные изображения на удачу. Но все же, когда наставник ее заметил, то посмотрел на реакцию продавца: мужчина в лохмотьях так же улыбался.
Прикрывая рукавом рот, Го Бохай сдавленно произнес:
– У Чан, я должен ее прочесть, прежде чем мы ее купим!
– Хорошо!
– А пока я буду читать, сделай кое-что для меня.
– Хорошо!
Го Бохай напоследок посмотрел в сторону улыбчивого продавца, повернулся к ученику и огласил просьбу:
– Найди, чем учитель мог бы утолить жажду.
Просьба была весьма обычная. Однако не проще было бы вернуться в родное поместье?
