БАЗИЛЬ. Впусти их.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Она рассказала.
ПИТЕР ДЖЕК. Да.
БАЗИЛЬ. Святой отец, правда, что мой отец убил Фрэнсиса Джеймса?
АМБРОУЗ. Да, ваша милость.
МАРИНА. Он из-за меня: старел, ревновал и – убил, так страшно, жутко… Мы тут все чуть с ума не сошли, до сих пор как безумные. Он убил его, уби-и-и-л!
БАЗИЛЬ. Питер, это правда?
ПИТЕР ДЖЕК. Да, ваша милость. Но об этом надо немедленно забыть.
БАЗИЛЬ. Ты что, рехнулся? Считаешь, что за кражу я караю, а убийство с рук сойдет – потому лишь, что убийца мой отец? Так нет же, нет!
ХАНС ДЖОЗЕФ. Будь что будет. Правда-то всегда наружу выплывет. Этот ужас так по дому и бродит. Не остановили мы злодейство.
АМБРОУЗ. Ваша милость, я согласен с Питером Джеком. Он предлагает забыть. На первый взгляд это безумие. Но лишь на первый. Любой другой образ действий безумней во сто крат. Вы узнали сейчас нечто ужасное. Забудем. Промолчим об этом вместе.
МАРИНА. Как они могут! Неужели нет в мире справедливости? Он же убил его! А-а-а!
Кричит долго и безумно.
ПИТЕР ДЖЕК. Замолчи! Мертвых не воротишь, не оживишь. Пускай все останется между нами.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Сейчас это уже невозможно. Все в доме слышат ее вопли. Это сигнал, долгожданный сигнал. Теперь все слуги думают только об одном. Ни в секрете удержать, ни позабыть уже невозможно.
БАЗИЛЬ. Я потрясен… Необходимо открытое расследование… Я сам его возглавлю. Нельзя, чтобы этот ужас, это преступление довлело над нами, над домом… Это немыслимо. Я проведу дознание… осмотр… в присутствии всех слуг…
ПИТЕР ДЖЕК. Не надо. Мы все виноваты. Поэтому лучше молчать. Или вы хотите наказать всех?
БАЗИЛЬ. Но если молчать, все мы сойдем ума. Это надо как-то выяснить, я не могу жить с таким грузом, я должен принять на себя ответственность… возместить ущерб…
ПИТЕР ДЖЕК. Как? Чем?
П а у з а.
Не вздумайте обсуждать еще и это.
БАЗИЛЬ. Ты что же, думаешь, я буду защищать отца?
ПИТЕР ДЖЕК. Поймите же наконец, защищать вам придется себя. Фрэнсиса Джеймса не вернешь, хоть десять могил разрой. А ваша жизнь будет в опасности.
БАЗИЛЬ. Моя жизнь? В опасности? Почему?
ХАНС ДЖОЗЕФ. Верно, сэр. Сами недавно говорили: жизнь за жизнь.
БАЗИЛЬ. Не понимаю. Я не совершил никакого преступления. Кто мне угрожает?
ХАНС ДЖОЗЕФ. Мы. Мы все. Любой из нас.
БАЗИЛЬ. Ханс Джозеф, старый друг, подумай – что ты говоришь?
ПИТЕР ДЖЕК. Что б вам сразу не приехать?.. Заняли бы отцовское место – и вся недолга. А то за полгода тут столько переговорено, столько в головах накручено…
ХАНС ДЖОЗЕФ. На вашу милость никто зла не держит. Но вы сами сказали – ответственность принять, мол, хочу. Кровь, она отмщения просит. Я отец Фрэнсиса Джеймса, Максим – его сын…
БАЗИЛЬ. Максим.
МАКСИМ. Меня бояться нечего. Это дед, святая простота, чего-то от вас хочет. Старика-то я, конечно, зря не убил. Очень зря. Но вам бояться нечего. Вы для меня – пустое место.
В ы х о д и т БАЗИЛЬ. Питер Джек, объясни, помоги понять…
ПИТЕР ДЖЕК. Одна кровь другую зовет, кровная месть называется, – может, знаете. Вы – сын своего отца. Тут бытуют очень примитивные понятия о справедливости. Как сохранились? Да кто их разберет? Может, ночи зимние, долгие, может, снег помогает.
ХАНС ДЖОЗЕФ. В Книге сказано: око за око, зуб за зуб.
АМБРОУЗ. Там и другое сказано: ударили тебя по щеке – подставь другую.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Кровь вопиет, взывает к мести!
БАЗИЛЬ. Так почему же вы не убили отца? Почему не приговорили его к смерти?
ПИТЕР ДЖЕК. Мы хотели, но – не смогли.
ХАНС ДЖОЗЕФ. С ним поквитаться было немыслимо. Мы не смели его тронуть. Он был тут Богом. Даже Максим не смог поднять на него руку.
БАЗИЛЬ. А на меня, значит, сможете…
ХАНС ДЖОЗЕФ. На вас сможем, ваша милость.
Преклоняет одно колено, склоняет голову.
Слышен волчий вой, на этот раз ближе к дому. БАЗИЛЬ и ОРИАНА приникают друг к другу.
ВТОРОЙ АКТ
Белая гостиная. За огромным окном (занавешенным в первом акте) залитые солнцем снежные просторы. Виден двор, могила бывшего хозяина, церковь, лес. БАЗИЛЬ снова в костюме для верховой езды, в высоких сапогах; в руках у него хлыст. Он сидит около ГРЮНДИХА, за столом, заваленным бумагами.
ГРЮНДИХ. Вы, вероятно, не разбираетесь в двойной бухгалтерии, сэр?
БАЗИЛЬ (думает о другом). Боюсь, что нет.
ГРЮНДИХ. Ну, зато Питер Джек разбирается, он вам все объяснит, не беспокойтесь. Тут вот у нас отчетность за прошлый год, все поделено по статьям дохода. Вот здесь домашнее хозяйство, в этой таблице. А здесь лесные угодья. Остальное, глядите, – рогатый скот…
БАЗИЛЬ. Значит, вы полагаете – это несерьезно?
ГРЮНДИХ. Совершенная ерунда, сэр. Эти крестьяне не только бесчестны, они вообще несусветные дикари. Особенно зимой. Жена с дочкой утверждают, будто зимой и я отсюда сам не свой возвращаюсь. Дразнят, ума, говорят, лишился. А эти крестьяне… Они сами порой не различают, где приврали, где нафантазировали. Скажут слово – за чистую монету принимают.
БАЗИЛЬ. Значит, вы думаете, слуги выдумали – про убийство?
ГРЮНДИХ. Несомненно. Очень в их духе. Жуткие проныры и эгоисты, во всем. свою выгоду ищут. Деньги хотят у вас выудить – вот что за этим стоит.
БАЗИЛЬ. Но это так не похоже на Питера Джека, на Ханса Джозефа, на отца Амброуза…
ГРЮНДИХ. Священник в этой шайке наихудший. Эти божьи слуги, деревенские священнички, вечно в обносках ходят, этакие честняги-скромняги. А в девяти случаях из десяти они местные вампиры, ростовщики, жертв своих сосут-потрошат почем зря.
БАЗИЛЬ. Не знаю, что и думать. Такое яркое, солнечное утро – все кажется дурным сном.
ГРЮНДИХ. Не волнуйтесь, сэр, все образуется и позабудется.
БАЗИЛЬ. Вы, вероятно, уедете теперь, раз погода поменялась.
ГРЮНДИХ. Да, да, сэр, сегодня же. Приятно, знаете ли, прокатиться на санях в такой день, – солнце освещает макушки деревьев, дорога блестит. Я, конечно, закутаюсь основательно.
БАЗИЛЬ. Все-таки не верится, что они вчера врали. Нет, на Питера Джека непохоже. Надо выяснить все – до конца.
ГРЮНДИХ. Этого решительно не следует делать, сэр. Не стоит перевозбуждать их. Я бы на вашем месте отступился.
БАЗИЛЬ. Но, допустим, этот ужас, это преступление действительно было!
ГРЮНДИХ. Допустим, сэр, допустим. От них все равно ответа не добиться. Нагородят с три короба, а мы разбирайся. Чушь несусветная, все сто крат преувеличено. Им главное – денег из вас побольше вытрясти. Послушайтесь моего совета, сэр, забудьте эту историю.
БАЗИЛЬ. Но я не могу!
ГРЮНДИХ. Знаете пословицу: "не буди лихо, пока оно тихо". Очень верно подмечено.
БАЗИЛЬ. Кроме того… после вчерашнего… Они теперь знают, что я узнал, и будут ждать какого-то поступка.
ГРЮНДИХ. А может, наоборот, сэр? Может, они ждут, чтоб вы пропустили все мимо ушей? Я, кстати, так бы и сделал. И если кто-нибудь из них наберется наглости и напомнит, разговор не поддерживайте. Скажите, что не знаете, о чем идет речь. Они поймут, что от вас ничего не добьешься, и тут же успокоятся.
Входит Ориана, одетая для прогулки.
БАЗИЛЬ. Ориана, господин Грюндих считает, что нам не стоит принимать происшедшее близко к сердцу. Он полагает, что слуги могли все это выдумать.
ГРЮНДИХ. Или преувеличить. Не волнуйтесь попусту. Это несусветные люди.
ОРИАНА. Я и сама пришла к такому выводу, господин Грюндих. И с Фредериком утром поговорила. Он очень спокойный, рассудительный человек, я с ним прямо душой отдыхаю. Короче, мы решили не обращать внимания.
БАЗИЛЬ. Вот и господин Грюндих советует.
ГРЮНДИХ. Совершенно верно, мадам. Слуги – нахалы и хамы.
ОРИАНА. Базиль, мне думается, зря ты с ними накоротке и даешь слишком много воли. Они распустились. Верно, господин Грюндих?
ГРЮНДИХ. Совершенно справедливо.
ОРИАНА. Надо держаться отстраненно. С какой стати посвящать их в свои мысли? Почему они смеют говорить с тобой как с равным? Немудрено, что их заносит.
ГРЮНДИХ. Совершенно согласен. В вашем положении надо быть поскрытнее.
ОРИАНА. Вот сейчас, Базиль, у тебя и в самом деле есть шанс утвердить свою власть. И не надо для этого отдавать на расправу цыгана, нет, – сейчас надо поступить более осмысленно, так, чтоб они прониклись уважением к тебе – раз и навсегда. Покажи, что их бред тебя ничуть не взволновал, что ты ничего не намерен делать, и хватит набиваться к ним в друзья. Они же вчера просто обнаглели!
БАЗИЛЬ. Но, допустим, отец и вправду убил Фрэнсиса Джеймса?
ОРИАНА. Я уверена, что нет. Да и нам-то что за дело?
ГРЮНДИХ. Ее милость абсолютно права.
БАЗИЛЬ. Ты на прогулку, Ориана?
ОРИАНА. Да. В такой чудный день не грех прокатиться. Я засиделась в четырех стенах – с самого приезда носа на улицу не высовывала. Я приказала заложить большие сани. Сейчас подадут.
Слышен звон бубенцов.
ГРЮНДИХ. Лучшая дорога – мимо мельницы и озера. Кучер знает. Озеро подо льдом изумительно красиво, камышинки торчат, замерзшие, розово так мерцают. И важно вышагивают водяные птицы.
