— Но ведь это король! — возмущенно воскликнул Ренки. — Он… Мы… Король — символ страны! И если не ради него, то зачем вообще? Ведь…
— Все понятно. В общем, Ренки, теперь ты все знаешь. Решай сам, с нами ты или мечтаешь принять смерть за короля, о которой никто так и не узнает. А на родине тебя по-прежнему будут считать убийцей и каторжником.
Глава 5
Как уже упоминалось в предыдущей главе, армии в те времена никуда не спешили. Ни в походе, ни при маневрировании на поле боя. И особенно — при наступлении.
И по этой причине даже в случае такой разгромной победы, какую одержали ныне кредонцы над армией Тооредаана, организовать долгое и успешное преследование противника не получалось.
Как правило, едва враг оставлял поле боя, которое торжественно занимал победитель, генералы и офицеры победившей стороны прикладывали куда больше сил к тому, чтобы собрать всех своих солдат вместе и как можно быстрее восстановить дисциплину, чем к тому, чтобы догнать убегающего врага и нанести ему дополнительный урон.
Разве что кавалерия бросалась преследовать разгромленного противника. Но и то лишь до тех пор, пока удирали, сломя голову, разрозненные группки. Потому как стоило бегущим солдатам почувствовать ослабление угрозы, вновь начать подчиняться офицерам и создать какую-то видимость строя — и кавалерия уже могла лишь пытаться атаковать стену штыков, из-за которых по ней вовсю палили из мушкетов. Занятие, как правило, столь же бессмысленное, сколь и опасное.
Ну а сейчас у обеих армий и кавалерии-то по сути не было. Зарданское плоскогорье отнюдь не изобилует подножным кормом для лошадей и верблюдов и большими запасами воды, а везти за собой тюки сена на целый кавалерийский полк и более — это большой риск сравнять количество телег в обозе с количеством солдат во всей армии.
Потому-то отправившиеся вдогонку за тооредаанскими беглецами верблюжьи егеря преследовали цель не столько сразить как можно более врагов или отбить трофеи, сколько проследить за тем, куда движется проигравшая армия, как быстро она придет в себя и какие действия предпримет далее. И для этого они, разбившись на небольшие отряды по десять-двенадцать человек, разъехались в стороны, постаравшись охватить по возможности большую территорию, чтобы добыть для своих командиров как можно более точные сведения.
Впрочем, коли уж подвернется случай, никто из егерей не откажется немного поохотиться и за отбившимися от основной массы войск группками беглецов или просто одиночками. Длинные — больше трех метров — пики отлично приспособлены, чтобы накалывать на них подобных неудачников. Коли те посмеют огрызаться, есть длинноствольный мушкет, прицельно бьющий за полторы сотни шагов. И еще имеется от двух у простого егеря до шести у дворянина колесцовых пистолетов в седельных сумках.
Да, это безумно дорогое оружие, но офицерами верблюжьих или конных егерей становятся отнюдь не самые бедные люди, по традиции обязанные иметь возможность обеспечить подчиняющихся им солдат хорошей амуницией.
Второй лейтенант оу Даангай был одним из таких очень не бедных людей. Пусть четвертому сыну торгового магната получить бразды правления семейным делом и не светило, но выделенной ему доли наследства и процентов, которые он имел с доходов семьи, вполне хватало не только на то, чтобы приобрести лучших верблюдов и великолепную экипировку, но и содержать собственный отряд телохранителей, составлявших его личную роту.
А потому к демонам сидение в пыльной конторе за гроссбухами и кипами отчетов. И да здравствует беспечная армейская жизнь, состоящая процентов на девяносто из лихих скачек, фехтований пикой и палашом, пари на меткость стрельбы, охоты, офицерских попоек со шлюхами или торжественных балов со знатными дамами, у которых иным шлюхам было чему поучиться.
И даже то, что его с отдельным взводом загнали на засушливое и бесконечно тоскливое Зарданское плоскогорье, отнюдь не испортило оу Даангаю приятных впечатлений от армейской жизни. В конце концов, это ведь большое приключение. А вернувшийся в лучах славы ветеран в глазах прекрасных дам легко даст сто очков вперед любому «домоседу», пусть тот и одет в мундир тех же самых цветов.
Увы, но пока Даангая преследовала неудача. В битву всадников не пустили, а во время преследования его капральству выпало двигаться на самом краю левого фланга, так что никого из тооредаанцев он так и не встретил, а значит, не смог опробовать в реальном деле ни остроту своей пики, ни меткость дорогих пистолетов. Одна лишь голая засушливая каменистая пустыня, и ничего вокруг. Тоска.
С первыми лучами солнца он отдал приказ возвращаться назад — пора было принести добытые сведения в штаб.
И тут внезапно… Удача! Несколько, не больше десятка солдат, в уродливых зелено-желтых мундирах. Идут, еле переставляя ноги. Почти у всех головы, бока или руки перевязаны бинтами. А одного, голого по пояс, с замотанным животом, так почти что тащат под руки.
Второй лейтенант оу Даангай не стал долго раздумывать и, отдав приказ, первым поскакал навстречу группке, выглядевшей посреди этой раскаленной сковородки Зарданского плоскогорья столь желанной и беспомощной добычей.
Увы. Оказалось, что добыча умеет огрызаться. При виде несущихся на них всадников они образовали некое подобие строя. А брошенный на землю вояка с ранением в живот начал спешно долбить кресалом по огниву, поджигать фитили и раздавать их своим товарищам.
Они успели, и буквально с десяти или чуть больше шагов в Даангая и его отряд пальнуло восемь мушкетов. Юный баловень судьбы почувствовал, как в его плечо ударило что-то очень тяжелое и горячее. Ударило с такой силой, что буквально вынесло из седла.
Верблюды не кони. Они не пойдут на стену штыков в самоубийственную атаку. Впрочем, егеря обычно так и не атакуют, особенно противника, который может огрызнуться.
Из двенадцати всадников после мушкетного залпа в седлах усидело лишь семеро. Но и этого вполне хватило, чтобы, отъехав на пару десятков шагов, почти в упор расстрелять спешно перезаряжающих свои мушкеты тооредаанцев.
Затем поспешно подъехавший капрал, молясь богам, чтобы лейтенант-хозяин остался жив (печально лишиться такого нанимателя), соскочил с верблюда, не дожидаясь, пока тот опустится на колени, и осмотрел раненого.
— Ну слава богам… — прошептал он, когда хозяин очнулся. А потом уже сказал намного громче: — Как вы себя чувствуете, лейтенант оу Даангай?
— Дико болит плечо, — пожаловался тот. — И, кажется, упав, я отбил себе задницу. Что там было дальше-то?
— Мы их перестреляли, хозяин. Так что поздравляю вас с первой победой! Вам повезло: пуля прошла насквозь, не задев кость. Я залил рану лечебным декоктом, смазал заживляющими мазями и забинтовал. Так что, коли будет на то воля богов, через месяц уже и забудете про это. Но все же лучше бы поскорее показаться лекарю, вероятно, он сможет сделать больше.
«А заодно, если ты, дурак, помрешь, — подумал капрал, — вина за это будет лежать уже на лекаре».
— Что они там разорались? — удивленно спросил лейтенант оу Даангай, услышав непонятный галдеж со стороны своего воинства, исследующего трупы тооредаанских вояк.
Капрал оглянулся.
— Хм… Неслыханная удача, — не веря сам себе, произнес он. — Эти оборванцы тащили полковое знамя! Второй лейтенант оу Даангай, поздравляю, вы теперь герой!
Когда наступила ночь, банда Готора вылезла из лощинки и осторожно двинулась вслед за отступившей армией. Пришлось заложить немалый крюк, чтобы обойти бывшее поле боя, опасаясь наткнуться в темноте на мародеров, на свой страх и риск решившихся попытать удачу и обдирающих трупы, или на патруль, вышедший этих мародеров отлавливать. Не то чтобы кредонцы столь уважительно относились к телам своих врагов, однако дисциплина в их армии и методы по ее поддержанию справедливо считались одними из самых суровых.
Правда, сначала банде и самой пришлось немного помародерствовать — в лощине воды они так и не нашли, а пить хотелось невыносимо.
— Можете заодно прихватить оружие, порох и пули, — посоветовал Готор своим спутникам перед тем как отправить на поиски. — Но даже не вздумайте брать деньги или что-нибудь ценное. Уверен, после возвращения нас хорошенько обыщут и если решат, что мы тут задержались, чтобы порыться в карманах убитых, — виселицы нам не избежать.
Увы, но, провозившись минут сорок, обшаривая трупы, каторжники смогли найти лишь штук пять полупустых фляжек, две из которых Готор позволил опустошить сразу, а остальные велел взять с собой.
И они двинулись в путь. Ренки как-то очень быстро потерялся в пространстве и уже спустя минут двадцать ходьбы вряд ли смог бы отыскать в темноте даже ту лощинку, из которой они недавно вылезли. Но Готор и, как ни странно, Киншаа довольно хорошо ориентировались по звездам. А бывшие домушники Дроут и Таагай двигались в темноте, словно кошки. Их-то и выслали дозором, дабы использовать во благо способности, приобретенные столь бесчестным занятием.
