В прошлый свой приход ко мне она говорила о своей любви и о том, что пропала и ничего с этим не поделаешь… Словом, я ощутила самую настоящую тревогу. У сестренки беда: безответная любовь. Как тут помочь?
Сидит сейчас напротив меня, смотрит с лихорадочной надеждой во взгляде, как будто я тут же возьмусь поддакивать ее поспешному решению — надо же, пожить у меня! Как будто ее нельзя вычислить или найти.
— Хочешь, я разыщу его и поговорю? — предложила я.
Галя с недоумением взглянула на меня. У нас так бывает. Я, к сожалению, не всегда ее понимаю.
— Ты что, Ленчик, о чем тут можно говорить?!
— А что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы мужчина, который признается мне в любви, на самом деле меня бы любил. И если он живет со мной, то потому, что уже сделал свой выбор, а не потому, что я у него нечто вроде аэродрома подскока. Заправился и дальше полетел!
Наивная девочка. Судя по всему, этот прожженный женолюб — как говорят сами мужики, ходок — может пообещать все, что угодно, чтобы, едва уйдя за угол, позабыть о своем обещании. Верность — это слово не для таких, как он.
Однако как Галочка выражает свои мысли! Надо сказать, что мне приходится иметь дело с ее сверстниками, и большинство из них изъясняется на манер Эллочки-людоедки, обходясь минимумом слов. Между прочим, я почувствовала некоторую гордость. Кто, как не я, приучил ее к чтению? Кто вообще научил ее читать, а потом играл во всякие игры, заставляя правильно высказывать свои мысли или описывать тот или иной предмет, употребляя не просто одни и те же слова, а непременно синонимы…
Но что это я вдруг расхвасталась?
— Вот, возьми ключ от квартиры, поезжай и ляг поспи, — сказала я, — а то у тебя круги под глазами, будто ты неделю не спала!
Галя закивала, совсем как маленькая.
— Возьми у меня в спальне, на тумбочке возле кровати, снотворное, прими таблеточку, а то ведь не заснешь.
Опять кивок, но уже на ходу. Галя пошла прочь как сомнамбула, машинально сжимая в руке ключ от моей квартиры. У нее свой диванчик в комнате Тошки, где она порой спит, когда остается у нас ночевать. Я ей на такой случай и ночную рубашку купила. Уютная, как говорит Галя.
Кажется, у нас с ней одновременно началась черная полоса. У меня самой было не все ладно. С мужем происходило что-то непонятное, на работе тоже.
Я попыталась сказать главному, что у меня ничего не получается с тем самым дорогостоящим интервью, но он меня даже слушать не захотел.
— Что хочешь делай, а чтобы статья была!
Я поняла, что объяснять ему что-то бесполезно. Представляю, если бы я вдруг сказала, что для этого мне пришлось бы с Забалуевым переспать, а ему, то есть редактору, должно быть известно: я замужняя женщина. Он не моргнув глазом ответил бы что-нибудь вроде: «У тебя там счетчик стоит, что ли?»
Так он представляет себе профессионала, который ради своей работы идет на все. А к женщинам у него отношение, мягко говоря, странное. Озвучь я подобные слова на высоком уровне, мне бы, наверное, не поверили. Газета муниципальная. Иными словами, государственная. А государственный чиновник не может исповедовать такую низменную философию…
Вообще-то открытым текстом Забалуев мне ничего такого не предлагал. Это у меня уже моя журналистская фантазия разыгралась. Просто в парке со мной он не захотел гулять. Мы сразу пошли в кафе, но там оказалось много народу, и серьезно поговорить не было никакой возможности.
— Может, у вас в офисе есть комната отдыха? — спросила я не подумав.
То есть я считала, что это должна быть самая обычная комната, отделенная от остального офиса крепкой стеной и плотной дверью, так чтобы никто нам не мешал.
А у них, как я поняла, комнатой отдыха пользовались совсем по другому назначению. Иначе почему у него так блудливо заблестели глазки?
Если бы мне надо было написать обыкновенное интервью, можно было бы и посидеть в его кабинете, пусть бы там трезвонили телефоны и кто-то постоянно пытался прорваться к Забалуеву на прием.
Но для очерка мне требовалась более задушевная обстановка, так чтобы ниточка нашего разговора постоянно не прерывалась.
Вообще-то я привыкла, что мужчины, с которыми мне по работе приходилось сталкиваться, предлагали мне именно неформальные отношения, но отчего-то у Забалуева это получалось совсем по-другому, и это меня нервировало. У нас не Запад, и мы не боимся обвинений по статье о сексуальных домогательствах. Женщины понимают, что в таких случаях они могут лишь надеяться на свои хрупкие силы.
Но даже не в этом дело. При общении с Забалуевым я почувствовала тревогу.
Иными словами, мне пришлось бы признаваться самой себе, чем меня так тревожил Юрий Иннокентьевич, я бы рассказала, что впервые почувствовала, как мощная волна обаяния мужчины тянет меня в свой водоворот. То есть в какой-то момент мне хотелось забыть, что я замужняя женщина. Я откровенно испугалась положения, при котором я не чувствовала уверенности в своих силах. И в то, что смогу дать ему достойный отпор.
А значит, надо избегать ситуаций, когда я могла бы изменить мужу.
Как это могло случиться, я не понимала. До встречи с ним я была совершенно уверена в том, что у меня крепкий брак. Я люблю своего мужа и никогда не посмотрю в сторону другого мужчины. Тогда почему эта уверенность вдруг оказалась поколебленной?
Видимо, по этой причине я слушала его вполуха. И цельного образа, как обычно, у меня не выстраивалось.
Получилось, что все, о чем мы с ним в тот день говорили, меня нисколько не устроило. Об этом можно было бы почитать в написанной им же самим автобиографии.
Из такого материала очерк не сделаешь. Сославшись на необходимость под надуманным предлогом бежать в редакцию, я попросила у Забалуева разрешения ему позвонить и решить, где мы в следующий раз можем встретиться.
Ко всему прочему, я никак не могла вызвать на откровенный разговор собственного мужа. Вчера вечером я и так, и этак пыталась к нему подойти — все бесполезно. Он уклонялся как мог, словно я пришла с вражеской территории и он подозревал во мне шпионку.
Раньше между нами не было никаких недосказанностей, чего же теперь он не хотел со мной откровенничать?
Я все время возвращалась мыслями к этому, потому что вчера в разговоре со мной Женя вдруг прикрикнул на меня. И даже откровенно нагрубил. Мол, чего я лезу ему в душу, если и без меня тошно.
Я обиделась, а потом забеспокоилась не на шутку. Решила: сегодня зайду с другой стороны, сделаю так, чтобы супруг размяк, расслабился и сам, без моего нажима, все же рассказал, что за беда у него случилась.
А теперь еще у сестры, с ее точки зрения, настоящая трагедия. Влюбилась в кота мартовского. Это даже хуже, чем влюбиться в каменную статую. Та хоть ничего плохого тебе сделать не сможет. А этот мозгодер все нервы вымотает и все равно оставит ни с чем.
В общем, я мялась, мялась да и позвонила Забалуеву. Решила поговорить безо всяких экивоков. Дает он мне интервью или нет? Если он начнет ставить мне условия… Но тут же я себя одернула. Что еще за условия? Подумаешь, посидеть с бизнесменом за одним столом в ресторане. Чего это я так заметалась?
Забалуев сразу откликнулся и согласился встретиться со мной на его территории. Он так и сказал:
— Встречаемся на моей территории. В ресторане «Веселые повара».
Наверное, и название сам придумал. Говорили, что он держит его на паях со своим другом, директором ресторана. Самого модного и дорогого.
Пытается меня повязать не деньгами, так шиком. Но, если быть честной, меня волновало вовсе не это… Чем больше я брыкалась, тем сильнее мне хотелось увидеть его еще раз, — вот ведь глупость какая! Увидеть, поговорить — и больше никогда не встречаться!
Так и хотелось все время повторять себе: «Я замужняя женщина! Я замужняя женщина!» А если копнуть еще глубже, я злилась на Забалуева потому, что он обо всем догадывался. Потому и вел себя так со мной. То есть предлагал встретиться и был уверен, что мне это не так уж неприятно.
— Судя по вашему решительному лицу, — сказал мне с улыбкой Юрий Иннокентьевич, — вы пришли с ультиматумом: или даете мне интервью безо всяких условий, или катитесь к чертовой матери, не так ли? Так, так, можете не отвечать.
А он еще и проницательный! Я стала злиться чуть ли не с первой минуты, как пришла, хотя могла бы оглядеться. И на интерьер ресторана, и на то, как сервирован стол. И расслабиться, раз уж пришла.
— Я нарочно назначил встречу на двенадцать дня, — сказал Забалуев. — Дело идет к обеду, так что вы заодно и поедите, а не станете ковырять вилкой блюдо, оттопырив пальчик.
— Оттопырив пальчик? — удивилась я. — Что за ерунда! Нет во мне этих мещанских заморочек…
Я набрала воздуха, чтобы еще продолжить речь о том, какая я не такая, но он перебил меня:
— Между прочим, вы знаете, какие у вашего мужа неприятности?
