Быт старой дворянской Москвы в юношеских драмах Лермонтова
Драмы Лермонтова «Menschen und Leidenschaften» и «Странный человек» приобретают особый интерес, когда мы сопоставляем их содержание с той подлинной действительностью, которая скрывается за художественными образами, еще недостаточно зрелыми. Здесь ничего не выдумано, все правда, пересказ виденного и слышанного. Тут и его личная жизнь, и семейная, типы и сцены, которые он наблюдал в Москве и Середникове.
Юношеские драмы Лермонтова резкая сатира на крепостническое общество. В одной из сцен драмы «Menschen und Leidenschaften» молодая девушка Элиза весело смеется, глядя, как расходившаяся барыня бьет по щекам крепостных служанок. Социальная и психологическая правда этой сцены может быть наглядно проиллюстрирована одним из писем Булгакова. Между прочим, среди гастрономических восторгов от спаржи и стерлядей, Булгаков сообщает о том, что танцовщиц одного из его знакомых покупают «1000 рублей за штуку кругом»[114].
В «Странном человеке» есть необычайно яркий антикрепостнический эпизод. К герою драмы Белинскому приходит крестьянин и просит купить их деревню, чтобы освободить от пыток жестокой помещицы.
Драма «Странный человек» – картина быта и нравов дворянской Москвы конца 20-х – начала 30-х годов. Лермонтов верно наметил характеры, правильно очертил круг интересов и тем, сатирически воспроизвел содержание и стиль московской светской болтовни.
Действующие лица говорят о том, о чем говорили в московских гостиных в то время, когда Лермонтов писал свою драму. Размышления Арбенина, отца главного героя, о трудностях воспитания живо передают растерянность родителей в связи с репрессивными мерами, предпринятыми Николаем I в отношении двух лучших учебных заведений России – лицея и университетского пансиона.
«Меня уверяли, – пишет Булгаков брату 7 марта 1829 года, – что пансион лицейский уничтожается. Каково же будет тому отцу, который, привезши детей из Сибири и отдавши туда, рассчитывал, что он шесть лет может об них забыть, был покоен на их счет; а тут вдруг поезжай возьми их, да и найди, куда девать?»[115]
В марте 1830 года та же участь постигла Московский университетский благородный пансион. Он также «не имел счастья» понравиться Николаю, который отдал приказ если не о его уничтожении, то о лишении его привилегий и реорганизации в рядовую гимназию.
Драма Лермонтова «Странный человек», законченная в черновом виде в июле 1831 года, начинается темой воспитания. «Признаться: мое положение теперь самое критическое, – размышляет Павел Григорьевич Арбенин. – Владимир нейдет в военную службу, во-первых, потому что его характер, как он сам говорит, слишком своеволен, а во-вторых, потому что он не силен в математике: – куда же определиться? в штатскую? – Все лучшие места заняты, к тому же – …нехорошо!.. Воспитывать теперь самая трудная вещь; думаешь: ну, все теперь кончилось! – не тут-то было: только начинается!..»[116]
Не менее документально воспроизведены московские разговоры в сценах у Загорскиных. Очень типична сцена старух. Сделанная скупо и схематично, она передает «жужжанье» сплетен.
К Анне Николаевне Загорскиной, матери главной героини драмы Лермонтова, Наташи, приезжают одновременно две старухи. «Как мы съехались, Катерина Дмитриевна! я только что на двор и вы за мной, как будто сговорились», – говорит, входя, одна другой. На вопрос Загорскиной о здоровье старуха отвечает: «Эх, мать моя! Что у меня за здоровье? всё рифматизмы да флюс. Только нынче развязала щеку». Эту страсть московских старух ездить по гостям, которая заставляла их являться на бал едва оправившись, а иногда и не оправившись от болезни, неоднократно отмечает Булгаков, ее отражает и Грибоедов в своей комедии.
Лермонтов передает не только содержание и стиль разговоров, но и подмечает характер аргументации. Сцена заканчивается злословием по поводу возраста одной из старух, только что скрывшейся за дверью: «Какова? – Как разрядилась наша Мавра Петровна! Пунцовые ленты на чепце! ну, кстати ли? ведь сама насилу ноги таскает! – а который ей год, Анна Николаевна, как вы думаете?»-Анна Николаевна отвечает: «Да лет 50 есть!» – На что первая старуха возражает: «Крадет с десяток! я замуж выходила, а у нее уж дети бегали»[117].
Лермонтов подмечает страсть москвичей к сюрпризам. Секрет такого сюрприза открыли Софья и Чацкий, обнаружив в дальней комнате спрятанного человека, который щелкал соловьем.
Когда герою другой автобиографической драмы Лермонтова, «Menschen und Leidenshaften», Юрию Волину говорят об отце и бабушке, он с болью восклицает: «…эти сплетни, эта дьявольская музыка жужжит каждый день вокруг ушей моих…»[118]
Желая подчеркнуть, что о его дочерях много говорили на балу, Булгаков пишет: «много о них жужжали». Очевидно, это выражение верно передавало впечатление от московских сплетен, а может быть, было одним из ходячих выражений в Москве.
Письма Булгакова дают представление о той страшной силе, которую имела клевета в фамусовской Москве, где самые невероятные слухи распространялись с молниеносной быстротой. В письмах так и слышится жужжанье сплетен: «здесь слухи носятся», «мне сказывали», «здесь слышно», «много болтают», «один теперь разговор» – вот обычные выражения Булгакова.
Фамусовское «В Москве прибавят вечно втрое» звучит у Булгакова еще сильнее: «вздор не новое для Москвы, добрая старушка, но часто врет», или «Москва вечно будет Москвою, т. е. болтушкою».
Любой пущенный по городу слух обрастал домыслами праздных людей. Он разносился по улицам, увеличиваясь, как снежный ком, обрастая все новыми нелепостями. Точно колобок из русской сказки, он катился все дальше и дальше и его уже нельзя было остановить.
Нам кажется невероятной быстрота, с которой распространяется на балу пущенная Софьей сплетня о сумасшествии Чацкого. Мы готовы видеть в этом эпизоде чисто театральную условность. Письма Булгакова убеждают в том, что в комедии Грибоедова нет преувеличения. Становится понятным, почему сюжеты обеих юношеских автобиографических драм Лермонтова: «Menschen und Leidenschaften» и «Странный человек», написанных в атмосфере фамусовской Москвы, построены на клевете. На клевете строится и сюжет «Маскарада», неразрывно связанного единой творческой линией с юношескими драмами.
Московские маскарады
Маскарады – одна из любимых тем Булгакова. Его описание «маскерадов» в зимние сезоны конца 20-х – начала 30-х годов служит бытовым фоном для появления Лермонтова на новогоднем балу в «Благородном собрании» (ныне Дом союзов). «Много было смеху и фарсов» на «маскераде» у Зинаиды Александровны Волконской зимой 1827 года[119]. Все были в масках, даже старухи. Булгаков – в костюме капуцина, сама хозяйка – в костюме Жанны д’Арк. В полночь в зал второго этажа въехали Дон-Кихот и Санчо-Панчо верхом на живых лошадях.
В эту веселую летопись, помимо воли Булгакова, врывается диссонансом трагическое веяние эпохи. Булгаков сообщает о своем визите к Чернышевым. Семью сильно задел разгром декабристов. Сын-декабрист в ссылке, одна из дочерей, жена Никиты Муравьева, собирается к мужу. С ней Пушкин отправил свое послание «В Сибирь». «Был и у графини Чернышовой, – пишет Булгаков сразу после описания маскарада. – Она разрыдалась, увидя меня. Жаль несчастную эту мать! Муравьева страшна, точно тень. Вчера должна была уехать в ссылку произвольную»[120].
Особенно бурно развлекалась Москва после холеры 1830 года. Не успела кончиться эпидемия, как началось такое безудержное веселье, как после московского пожара 1812 года. «Мы теперь с ужина Обрезкова; уж ели, пили, сидели, что мочи нет», – пишет Булгаков 5 января, а на следующий день он – на вечере у Дмитриевой. «Не поверишь, как всем дико казалось такое собрание многолюдное и блестящее после холерной этой пустоты»[121].
Эпиграммы и мадригалы написаны Лермонтовым для новогоднего маскарада следующего бального сезона. Маскарад происходил в «Благородном собрании».
До переделки здания главный фасад его был обращен на Дмитровку. По обоим углам – прекрасные ротонды, украшенные колоннами. «Дом сей не так высок, но огромен, – читаем в современном путеводителе, – оный принадлежал прежде генерал-аншефу князю Василию Михайловичу Долгорукову; ныне внутри великолепно убран; зала оного помещает в себе до 3 000 посетителей»[122].
В течение всего бального сезона, с октября по апрель, давались балы, которые великим постом прекращались и заменялись концертами лучших артистических сил. Днем собрания был вторник.
Боковой фасад «Благородного собрания» выходил в Охотный ряд. Соседство типичное для Москвы того времени. Прямо напротив тянулись лавки съестных припасов. Тут было все, что могло удовлетворить требовательных гастрономов фамусовской Москвы: свежие огурцы зимой и «разные фрукты, гораздо прежде должного времени произращенные». Здесь же продавали живых гусей, уток, каплунов, поросят, телят. По воскресеньям привозили еще и продукты из деревни, а перед самыми лавками происходили петушиные бои.
