– Мы кровь за тебя проливали, фраер! У тебя денежка есть, я видел, – сказал он и его рука потянулась к карману моих брюк.
Это что еще такое?! Я резким движением освободил плечо, левой рукой пресек его поползновения к моему карману.
– Ты в какой части служил, ветеран? – поинтересовался я, отступив назад.
Ситуация накалялась. Дружки парня в картузе взяли меня в полукольцо, глаза главаря нехорошо прищурились:
– Отдай денежки, дядя! Мы таких как ты… – начал он и вдруг у меня в голове взорвался кумулятивный снаряд.
Мощный апперкот в подбородок чуть не сбил меня с ног, заставив зашататься и отступить на пару шагов. Главарь в картузе подул на костяшки кулака, только что побывавшего в соприкосновении с моим подбородком и сказал:
– Отдай денежки, а то ведь здесь тебя и закопаем…
Я затравленно огляделся. На самом деле переулок был тихий, безлюдный. Какой черт меня сюда понес?
– Нет, не отдам. Хрен тебе, а не деньги! – сказал я, и сплюнул кровь из прокушенной во время удара щеки.
Став в боксерскую стойку я смотрел прямо в глаза доморощенному грабителю, демонстрируя решительность сопротивляться. Черт побери, я имперский офицер! Я лоялистов убивал!
Он демонстративно закатал рукава и двинулся ко мне. Когда его картуз был в прямой досягаемости моих кулаков, я резко нырнул вправо и длинным прыжком оказался нос к носу с одним из подельников "картуза", сутулым парнем с сигаретой в зубах.
Я влепил классическую "двоечку" ему в голову, из носа у него потекла кровь, а я не останавливался, наносил удар за ударом поочередно обеими руками, превращая его лицо в кровавое месиво.
Сутулый рухнул на землю, а мне крепко прилетело кованым сапогом по почкам, то ли от "картуза", то ли от второго его приятеля. Боль была адская! Я отлетел вперед, споткнулся обо что-то, упал, ушибив руку…
– Отдавай деньги, фраер! – я увидел два сапога перед своим лицом.
– А вот хрен тебе! – прорычал я, схватил обеими руками за правый сапог и дернул что есть силы на себя.
Мой противник больно сел на кобчик рядом со мной, я тут же набросился на него, сбил с его головы ненавистный картуз… Я бил и бил его, в корпус, в голову, по подставленным рукам до тех пор, пока удар с размаху ногой мне прямо в висок, нанесенный оставшимся налетчиком не сбросил меня на землю.
– С-сука! – главарь, застонав, поднялся на ноги и пнул мне по ребрам. – Где там его деньги?
Они начали обшаривать мои карманы, но пронзительный свист патруля военной полиции заставил их отвлечься от меня и, подобрав своего друга, обратить тыл.
Я, скорчившись, лежал на земле и дышал мелкими глотками. Подошедшему ко мне патрульному я прохрипел:
– Я имперский офицер… Доложите полковнику… – я закашлялся, в голове у меня помутилось.
– Скрутили голубчиков! – расслышал я.
* * *
Я подошел к блокпосту в припортовой зоне, слегка прихрамывая. Караульный отсалютовал мне, и я узнал в нем бойца, заказывавшего зубную пасту.
Скинув на землю с плеча "сидор", я нащупал внутри тюбик и протянул караульному. Он широко улыбнулся, сказал:
– Благодарствую!
А я похромал к баракам, и на душе у меня было хорошо.
IX. КОРОБОЧКА
План десантной операции трещал по швам. На трех из пяти зон высадки имперские войска умылись кровью: береговые батареи пустили ко дну тихоходные баржи с бронетехникой, а высадившуюся с ботов и десантных катеров пехоту утопили в море элитные части лоялистов.
Здесь, в небольшом поселке с диким названием Бубырь, закрепиться нам удалось по счастливой случайности: местные жители гораздо лучше относились к Его Высочеству Регенту, чем к лоялистской Ассамблее, и, завидев суда под имперскими флагами, разоружили три десятка синемундирников-артиллеристов из орудийной обслуги.
Когда мы высадились и вступили в поселок, ветераны суеверно крестились: три стоящих на центральной площади 180-миллиметровых орудия превратили бы наш транспортный конвой в дырявые корыта за каких-нибудь полчаса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Хмурые рыбаки столпились у массивных орудийных лафетов, глядели из-под картузов оценивающе и с надеждой.
– А почему "Бубырь"? Что вообще за слово такое идиотское? – громко спросил Стеценко.
Я дернул его за рукав, но было уже поздно: солдаты рассмеялись, сбрасывая напряжение, накопившееся во время ожидания высадки.
Неожиданно какой-то местный, пожилой мужчина с бородкой, ответил:
– Gobius fluviatilis Pall, он же бубырь – разновидность морского бычка. Добываем в промышленных масштабах. Вон, консервный завод стоит, – махнул он рукой куда-то в сторону. А потом спросил: – А что, господа имперцы, вы сюда надолго, али так, пошуметь?
Я остановился, пропуская вперед шеренгу бойцов своей штурмроты, торопящихся занять высоты в двух верстах от побережья, и процитировал:
– Где раз поднят имперский флаг, там он спускаться не должен, – и мне самому захотелось верить в свои пафосные слова.
* * *
Чем занимается "хаки"-пехота большую часть времени? Выдвигается на позиции и закрепляется. А меньшую – держит оборону, пока не подтянутся ребята посерьезнее. Сколько их было: сопок, холмов, низин, ложбин, оврагов, рощиц… Сколько тонн земли я перекидал саперной лопаткой?
В общем-то я офицер, "белая кость", мог бы и не копать… Но елки-палки, сорокалетние дядьки, которые мне в отцы годятся роют каменистый грунт, натирают мозоли, а я что, буду пальцем тыкать "туда копай, сюда не копай"?
Так что я рыл землю, скинув шинель, и матерился вместе со всеми. Стеценко куда-то слинял, пробормотав что-то невразумительное в ответ на справедливый упрек.
Хрипящий и фырчащий грузовичок с консервного завода подвез нам патроны и солдаты заметно оживились. Если прибыл транспорт с боеприпасами, значит, про нас не забыли. Значит "держать оборону пока не подтянутся ребята посерьезнее" нам не так уж долго. Наступление и прорыв в тыл – дело брони и кавалерии, пехота тут так, с боку припека.
Мы насыпали в мешки землю, обшивали досками стены окопов, таскали бревна и кирпичи… Капитально обустраивались, в общем!
Линию обороны выстраивали на возвышенностях, верстах в двух от города. С одной стороны – хорошая позиция, с другой – гражданские не пострадают в случае обстрела. Отсюда прекрасно просматривались обе дороги, с городской пристани можно было наладить снабжение.
– Господин поручик, мы что, так и будем держать оборону нашей ротой? Это по меньшей мере несерьезно! – ко мне подошел командир третьего взвода, Семеняка. – Если они развернут против нас что-нибудь кроме пехоты, мы тут и дня не продержимся…
Этот Семеняка был тот еще фрукт. Его к нам перевели пару недель назад, и его белобрысая лысоватая башка уже примелькалась всем и каждому. Особенно интендантам и снабженцам… Ну, по крайней мере, солдаты в его взводе были обеспечены всем, до последней пуговицы на гимнастерке и последнего куска сухаря в "сидоре". А что там оседало у него в карманах – меня это интересовало в последнюю очередь.
– Ну почему же одной ротой? Была радиограмма – к нам идут два транспорта, "Кашалот" и "Завиша"…
– И кого везут? – Семеняка снял фуражку и почесал лысину.
– Обещали что-то тяжелое, ну и какие-то пехотные части…
Он только рукой махнул и, развернувшись на каблуках, пробурчал, уходя:
– Пришлют каких-нибудь лапотников, а вместо танков – три ржавые железяки…
Ну в общем-то я был лучшего мнения о нашем штабе, но после неудачной высадки сложно было рассчитывать на то, что к нам перебросят преторианцев или гренадеров, приоритетным считался второй из захваченных на берегу плацдармов, а наш Бубырь был так, с боку припека…
Вахмистр Перец и его команда уже расставляли свои машины для убийства в пулеметные точки. Фишер бежал вдоль линии окопов, увешанный как елка гирляндами пулеметными лентами. Бойцы выбрасывали последние лопаты земли, равняли бруствер… Мы были почти готовы к возможным неприятностям.
