В тех джунглях, на страх обезьянам, испортив животным обед, столкнулись Ахмед с Криштованом, но выиграл битву Ахмед. Как только пришелец свалился (был в сердце смертельный укол), султан на покой удалился, но только покой не нашел. Уставший, но вовсе не старый, адальской земли государь решил диктовать мемуары. Перо наточил секретарь…
— Пол-Африки с войском протопав, я вновь проливаю и вновь, и черную кровь эфиопов, и йеменцев красную кровь. Мои беспощадные дети, — султан повернулся к бойцам, — вокруг вырастают мечети, но что же останется нам? Поставить победные стеллы везде, где свободная гладь, разрушить кресты Лалибелы — и Айя-Софией назвать? Упал пораженный да Гама, но с этого самого дня победная поступь ислама не радует больше меня. Потомок воинственной расы, пунтийских властителей внук, я жег бастионы Момбасы…
— Ты слышишь костей перестук?! — помощник воскликнул. — Мне страшно…
— Дорога под светом луны, где мертвые с косами пляшут, и вечная власть тишины… Она упирается в пляжи, в горячий приморский песок. Но скоро светило покажет свой луч, озаряя восток. Ты видишь — фрегаты, корветы, штурвал на железных гвоздях. Кто прибыл из Нового Света, просторы морей бороздя? Кто призрак в чудовищном нимбе, пронзивший небесную синь?
— Какой-то загадочный вымпел…
— Эмблема династии Цзинь. Как черная в золоте птица, от глаз ничего не укрыть. Пусяню нигде не сидится, он должен и нас покорить.
Немного уменьшился в росте, но тот же здоровый кабан, Пусянь оккупировал мостик, где должен стоять капитан.
— Какая досада, однако, — владыка под нос бормотал, — как только закончилась драка, я Африку тут же забрал. И самая черная в мире, источник грядущего зла, под номером двести четыре в каталог провинций вошла. Певец человеческих судеб, давай говорить о другом.
— Скажи, продолжение будет?…
— Не знаю, быть может потом. Надеюсь, мне хватит таланта, и слов, и размер подойдет, но только титан из гигантов — Пусянь — никогда не умрет.
— Он умер…
— Неправда! Не верьте! Какая бесстыжая ложь! Как сказочный феникс бессмертен — так просто его не убьешь! Он с именем этим забавным, как будто для шуток рожден, к вершинам поднимется славным, где имя ему — Легион! Пусянь возродится из тлена, с улыбкой, под радостный смех, и в тысяче новых вселенных продолжит сражаться за всех. Согласно заветному плану, что в сердце надежно храним, другие герои восстанут и бросятся в битву за ним! Мечом отражая проблемы, холодную сталь и свинец, в конце бесконечной поэмы. Но это еще не
КОНЕЦ
Том третий
ВДОВОДЕЛ НЕПОКОРНЫЙ
Глава 28. Вдоводел Непокорный
— Скажи мне, и в частном, и в целом — зачем, растворяясь вдали, на встречу с седым Вдоводелом уходят опять корабли? Назло историческим фактам, глотая уран — не бензин, их движет не парус — реактор, плюющий в лопатки турбин. В просторах других океанов вершат кораблей поворот их пульты — штурвал капитанов, экраны — смотрящий вперед. В их трюмах машины и злато, порой — незначительный груз. Куда улетают фрегаты, сверкая фотонами дюз? Кто темную скорость измерит, что свет обошла навсегда? Какие железные звери ведут корабли в никуда?!
— Железа — не хватит для вилки, но крепче не встретите них — людей, чьи сердца и поджилки из тросиков свиты стальных! Готовы навесить по скулам за каждый нелепый пассаж и даже споить Вельзевула, чтоб полный набрать экипаж! Их пасти подшипник проглотят, титан в порошох изотрут, но люди — из крови и плоти, в них горсть металлических руд. Не знают сомнений и страха, ведь каждый из них — Человек! Они, отряхнувшись от праха, решили оставить навек Земли обитаемый остров и путь устремить в океан, где скалы — враждебные звезды, а газ водородный — туман.
— А что Вдоводел непокорный?
— Он встретить героев готов. Но он не седой, и не черный — в нем тысячи разных цветов. И мы полетим для начала к мирам, где тропинки в пыли — туда, где еще не ступала нога человека с Земли.
— Вы боги?
— Мы проще. Мы люди. Вглядись в отражения лиц. В Галактике действовать будем не зная нелепых границ. В просторах космической стужи, где вакуум даже продрог, нам звезды кострами послужат, планеты — щебенкой дорог. Вселенная вспыхнет как брандер от наших решительных мер.
— Скажите, товарищ коммандер…
— Я вам не «товарищ», а сэр!
— Кто править Галактикой будет, туманности примет в удел?
— Под Солнцем рожденные люди — а что ты услышать хотел? Да кто сомневается в этом?! Займут императорский трон на всех побежденных планетах лишь те, кто под Солнцем рожден! Не монстры, живущие в газе, что плотно закутал Уран — одной человеческой расе мандат на правление дан! Не гады из пульпы и слизи, что дышат в юпитерской мгле — власть примут в заоблачных высях лишь те, кто рожден на Земле! В скоплениях звездных сокровищ, где автор провел борозду, нет места для всяких чудовищ — их место в глубоком аду! А если поднимутся дерзко — над их головами тогда пройдет Разрушитель Имперский и Смерти стальная Звезда. Кто смеет восстать перед нами?! Не станем щадить никого. Поднимем тяжелый Ворхаммер — и тут же опустим его на головы тех, кто не верит, что мир потрясения ждут; что тысячи прежних империй под нашим ударом падут! Забыв про усталось и голод, про жалость к упавшим и грех, войны убивающий молот и бомбы обрушим на всех!
— А как же законы о чести и Кодекс, двенадцатый том?…
— Неведомы множеству бестий, что мы все равно перебьем. Спокойно, без лишнего гнева, отправим на самое дно. Потомкам Адама и Евы подобное право дано. Споткнувшись на этом вопросе, на самой пустой из идей, мы страшные жертвы приносим, теряем своих сыновей. Напомню — мы люди, не боги. И нас не возьмут в пантеон. Но мы отличаемся многим — в нас выбор свободный силен.
Надолго припав к перископу, упорно, без лишних затей, мы ищем, подобно Эзопу, скалу для свободных людей.
Глава 29. Падение Арконы
Не где-то на ласковом юге — в краю, что жесток и суров, стояло на острове Рюген святилище древних богов. Согласно языческим данным, а также научным статьям, не Рюгеном звался — Руяном. С веков незапамятных храм, для всех посвященных открытый. И ночью, и солнечным днем пылал под столбом Свентовита алтарь полноцветным огнем. Был идол до блеска надраен, его окружали костры. Со всех прибалтийских окраин к нему присылали дары. Из древа могучего спилен, глядел Свентовит на гостей, что в жертву ему приносили и пленных рабов, и детей. В сплетенной из звеньев кольчуге, в сражениях мощных тверды, отважные воины-руги хранили его от беды. Не знали такого владыки южане с крестом мертвеца — как Янус, но дважды двуликий, имел он четыре лица. На остров руянский ни разу ступить не сумели враги — сурово следил восьмиглазый за морем. Не видно не зги, нависли над водами тучи, о берег стучится волна, но идол был всякого круче, его не страшила война, и зверя могучего лапа его не пугала давно. Но все изменилось внезапно, хоть было давно решено. Покой сохранялся недолго.
Над башней дозорного дым! Вот парус метнулся по волнам, другой, и десяток за ним. Нет-нет, все страшнее и хуже! Картина ужасней и злей — несметное множество дюжин на остров плывет кораблей. На мачтах играет небрежно, с ветрами затеявший спор — крест алый на знамени снежном, как будто на льдине костер!
Питомцы горячих желаний, в сердцах полыхает пожар — на остров спустились датчане, а с ними король Вальдемар. За ним, наступая на берег, рождая подковами лязг, сошел бронированный мерин, что в дюнах едва не увяз. Одетый без лишних изысков, как будто простой солдафон, в седле возвышался епископ, а звали его Абсолон. Со славой, что в битвах добыта, он много заполнил могил. В дрова порубить Свентовита жестокий епископ решил.
Никто не успел удивиться — ни молод годами, ни стар. Застыли наемники-фрицы, датчане и сам Вальдемар. Такое во сне не приснится, дрожит ветеран до сих пор. Молчат пехотинец и рыцарь, почуяв чудовищный взор. На данов нацелилась зорко, как снайпер грядущих времен, из глаз хладнокровных восьмерка. Схватился за крест Абсолон. Вдруг речи лишился епископ, как женушка Лота стоит. Из темных глубин василиском глядел на него Свентовит.
— Начните военные пляски! — король положение спас. — О доблестях конунгов датских мы исстари слышим не раз! О том, как вставали дружины от пищей богатых столов; о том, как ходили мужчины по серой дороге китов! Как только язычники-венды от ваших ударов падут, вы сами войдете в легенды — вот будет награда за труд! Кто ляжет на плиты базальта, на здешний песок головой — тот строчкою станет для скальда, а может быть — целой строфой! Пускай развеваются флаги с багровым крестом на снегу — потомкам останутся саги, ничто не оставим врагу! За мной, беспощадные черти! Пусть копья врезаются в плоть! Не бойтесь врагов или смерти — ведь с вами шагает Господь!
