К сожалению, в этом случае наш друг оказался не совсем прав.
В тоске по ГОСТам
Сбор исходных данных для проектирования — самый, пожалуй, специфический процесс в техническом сотрудничестве СССР с западными фирмами. Дома наш проектировщик берет справочник Государственного комитета стандартов и, перелистывая его, за своим столом выполняет работу, ради которой мы провели в Бразилии два с лишним месяца. Какие-то данные для проекта, правда, мы смогли разыскать в статистических сборниках и в груде рекламных проспектов разных компаний. Кое-что сотрудники СИРБа измерили на месте по нашим указаниям, но большую часть сведений хранили — причем ревниво хранили — многочисленные ведомства и частные лица.
Одни делились с нами полюбовно, другие — за определенную мзду, третьи не выдавали ни в какую. Нам довелось как-то участвовать в переговорах с представителями компании «фулано», владевшей стратиграфическими планами и разрезами пластов в районе месторождения сланцев.
Вместе со знакомыми из СИРБа мы приехали в оффис компании «Фулано», занимающий целый этаж в одном из небоскребов в центре Сан-Паулу, миновали анфиладу комнат, где тихо стучали на электрических машинках очаровательные девушки и изучали бумаги молодые люди в костюмах из блестящей тропической ткани. В большом кабинете по углам лежали груды образцов сланца в прозрачных пакетах, стояли белые макеты установок, а у полированного круглого стола, окруженного глубокими кожаными креслами, мы увидели хозяев; седовласого президента с выпуклой грудью, двух-трех директоров, адвокатов и других служащих. Наши горняки посмотрели материалы и сказали, что они годятся. В последующем разговоре мы участия не принимали, и он довольно быстро кончился: вопрос был отложен для дальнейшего изучения.
— В чем дело? — накинулись мы на своего постоянного спутника.
— Они слишком много запросили, дешевле бурить заново самим.
— Но вы потеряете время. Не боитесь, что «Фулано» вас обгонит?
— «Фулано» пока не произвела ни грамма товарной продукции.
— Недавно основана?
— Лет десять назад.
— И у них не отбирают концессию?
— Они держат двух шахтеров, которые проходят тридцать метров штрека в год. По закону этого достаточно.
— Что же они делают целые десять лет?
— Дело идет своим чередом: выпускают акции, платят дивиденды.
— А что означают все эти пакеты и макеты в кабинете?
— Означают, что у них хороший рекламный агент. Их проспекты знает вся читающая Бразилия. Только потому им и удалось несколько лет назад получить за границей кредит в полтораста миллионов. Но у них не хватило наличности.
Поглядев на наши напряженно-внимательные лица, клерк объяснил:
— Они заключили контракт на покупку оборудования в кредит. Но контракт надо провести через многие правительственные инстанции. Вот представьте себе: вы пришли в департамент с бумагами. Чиновник их читает и видит, что вы скоро загребете хороший куш. От того, подпишет ли он, зависит, заработаете вы или нет. С какой стати он будет подписывать даром? Вот на такие расходы и надо иметь сумму примерно процентов в десять от размера сделки.
Так произошло наше приобщение к тонкой механике частного предпринимательства.
Прогулки «на свободе»
Несмотря на препятствия, дело двигалось. Наши коллеги из СИРБа боролись, не щадя сил, за каждую цифру данных для проекта, а мы складывали из этих цифр ответы, нужные для проектирования.
В шесть часов вечера советские инженеры убирали бумаги и спускались к выходу из гостиницы, где нас ждал Рикардо. Он появился у нас в первые дни, чтобы взять интервью для какой-то газеты, и как-то получилось, что потом добровольно взял на себя заботы о нашем досуге. Вначале мы стеснялись отнимать у него время, но он объяснил, что не выбрал пока определенного занятия и в ожидании лучшего будущего увлекается общественной работой. На вид Рикардо было лет тридцать.
Вскоре после нашего знакомства Рикардо привел нас на танцы в литературно-развлекательный клуб, где он президентствует. Мы застали там довольно меланхолическую картину. Под сводами зала вибрирует томный джаз, а за тонконогими столами сидят парочки, взявшись за руки, перед бутылкой кока-колы.
— Здесь не играют самбу, — разочаровал нас Рикардо. — Танцуешь самбу — думай о самбе, живи самбой, в самбе нельзя механически работать конечностями. А молодым людям хочется побыть вдвоем.
Мы осмотрели клуб: плавательный бассейн, площадки для пинг-понга, футбольное поле — и зашли в кабинет попечителя. Здесь мы поняли, почему клуб называется литературным: вдоль одной из стен тянулись стеллажи примерно на тысячу томов, около них сидела девочка с книгой,
В ответ на наши похвалы клубу попечитель-лавочник кивнул на Рикардо:
— Наш президент покажет вам еще два молодежных клуба — железнодорожный и футбольный. Вы сами убедитесь, что там далеко не то. У нас бывают только дети из общества, вступительная «жойя» 500 крузейро (это четыре месячные зарплаты рабочего) — надежная гарантия. И цветные к нам не пойдут — не подумайте, что мы нарушаем закон, просто они будут чувствовать себя неуютно.
— Виталино — простак, — извиняющимся тоном сказал Рикардо, когда мы распрощались с попечителем. — В Бразилии нет оголтелых расистов, кто из нас может похвастаться расовой чистотой по американскому стандарту? Но, вы видели, встречаются еще глупые белые.
Рикардо действительно показал нам другие два клуба: в железнодорожном не было бассейна и пинг-понга, футбольный же располагал только голым полем.
— В этом клубе не требуется жойя, — сказал Рикардо, глядя, как несколько темнокожих юношей гоняют мяч. — Вот здесь и собирается молодежь из народа...
Интервью, которое брал у нас Рикардо, мы так и не увидели в печати. Однако вообще пресса следила за нашим пребыванием в Бразилии довольно внимательно. В одной солидной сан-паульской газете нам посвятили целую полосу под заголовком «Настал час Пиндамоньянгабы». К сожалению, как ни лестна нам такая оценка нашего труда, мы вынуждены признать здесь, что час Пиндамоньянгабы еще впереди.
В. Соболев
Пусть неудачник плачет
Тощий, замученный жизнью и жарой пес Арлекин задумчиво облизывал драный резиновый шлепанец Зеки. Зека не замечал этого. Сжимая черными пальцами обломок карандаша, Зека сосредоточенно созерцал длинный зеленый листок бумаги, разлинованный на три графы. С одной стороны в ухо ему дышал жареным чесноком Дамиан, убогий старец, кормившийся вместе с Арлекином на кухне «Лузитании». С другого бока на талон глядел холодным взглядом специалиста выбритый до блеска Флавио. Флавио служил лифтером в отеле «Плаза-Копакабана» и каждый вторник, свой выходной, отводил этому священному обряду: прогнозированию очередного тура футбольной лотереи. Вместе с Зекой и Дамианом. Почему втроем? Да потому, что Зека считался в «Лузитании» удачником, у него был «хороший глаз». А старика просто было жалко. Он и долю-то свою платил далеко не всегда, но Зека и Флавио молчаливо соглашались «поверить в долг». И понимающе качали головами, когда Дамиан говорил, что после первого же выигрыша внесет сполна все свои деньги.
Вокруг, на всех остальных столах «Лузитании» да и на прилавке у хозяина Педро, виднелись талоны. В вязком и колючем сигаретном дыму плавали загадочные для профана, но на самом деле преисполненные глубочайшего смысла фразы:
— «Васко» и «флу» просятся на «тройной».
— Нет, на сей раз «Васко» выиграет: Денилсона во «Флу» не будет.
— В третьей встрече ставлю крест справа.
— А я — в середине: «Палмейрас» сильнее, но он в гостях.
— Да и Адемир, кажется, потянул связки.
— Тем более...
— «Сантос» и «Ипиранга»? Ха! Что это еще за «Ипиранга»? Кто-нибудь слышал о ней?
— Будет «зеброй».
— Почему?
— Она дома. Там, в Араракуаре, с ней никто не справится. Там — на трибунах больше пистолетов, чем в арсенале Второй армии. Никакой Пеле не спасет.
— Значит, что?
— Как минимум «дупло»: справа и в центре.
— А я ставлю «трипло».
— Ну, если тебе денег не жалко...
Это сумасшествие продолжается с утра до вечера. С того момента, как Педро, кряхтя и охая, вздергивал вверх железные жалюзи, и до того, как Силвия — где-то уже на рассвете — уводит своего последнего клиента, а черная Лурдес выливает на кафельный пол кафе ведро белой едкой «санитарной воды» и берется за щетку. Это продолжается с утра до вечера вот уже более полугода. И с каждой неделей страсти раскаляются все больше и больше. В этом смысле «Лузитания», впрочем, не была исключением: весь Рио сошел с ума. Да, да, весь Рио!
