— Анюта, да княжна! тьфу! воскликнулъ онъ, и даже плюнулъ, за что Маша тотчасъ сдѣлала ему выговоръ.
— Княжна! княжна! пищала Лида звонко смѣясь на всю комнату,
— Ваше сіятельство! кричалъ Ваня смѣясь добродушно.
— Хороша княжна! пришла третьяго дня изъ саду замарашкой, вся въ грязи, сказалъ насмѣшливо Митя. По пословицѣ: изъ грязи да въ князи.
Папочка вдругъ ужасно разсердился.
— Что вы, съ ума сошли, сказалъ онъ громовымъ голосомъ, что всегда случалось, когда онъ бывало вспылитъ, — оставьте ее въ покоѣ. Бѣдная моя дѣвочка перепугана, въ себя прійти не можетъ, а вы къ ней пристаете съ глупыми шутками. Ну да, она теперь княжна, и всегда была старинной фамиліи, дѣвица Богуславова, а не изъ грязи!
— И какое это глупое выраженіе, сказала негодуя Маша. — Изъ грязи! Изъ грязи тотъ кто низокъ душою. А вы дѣти вмѣсто глупыхъ шутокъ должны бы были помолиться за нее Богу, чтобъ Онъ благословилъ ее и послалъ ей разумъ на добро. Она такъ богата, что можетъ осчастливить сотни и больше бѣдняковъ. Господи! При такихъ-то деньгахъ, что добра сдѣлать можно, воскликнула Маша съ блескомъ глазъ, заканчивая свою длинную рѣчь, обращенную къ дѣтямъ.
— А денегъ ей не занимать стать, сказалъ папочка, — она не съумѣетъ и счесть ихъ. Огромное состояніе.
Анюта слушала и насмѣшки дѣтей, и слова Маши и папочки какъ-то равнодушно, она притихла, затихли и всѣ дѣти, въ диванной наступило молчаніе. Скоро всѣ разошлись, а Анюта осталась одна съ Машей. Она сама не знала почему, но ей въ первый разъ въ жизни хотѣлось остаться совсѣмъ одной. Уйти изъ гостиной ей почему-то было не ловко, она не посмѣла и сѣла къ окну; тихо, безмолвно сидѣла она и разныя мысли бродили въ головѣ ея, быстро смѣняя одна другую. Наконецъ она пришла въ нѣкоторый порядокъ.
Огромное состояніе! Она и денегъ своихъ не съумѣетъ перечесть, повторила она мысленно слова папочки, стало-быть я могу купить себѣ такую же крохотельную колясочку, какъ у дочери предводителя, и шляпку съ цвѣтами… Сяду я въ колясочку съ Агашей и Катей. Ахъ да! Агашѣ и Катѣ надо купить такія же шляпки, только Катя бѣлокурая, ей надо шляпку съ голубыми лентами, а Агашѣ съ розовыми. Да что шляпки! Мало ли что надо купить кромѣ шляпокъ. А Маша? Машѣ я куплю… куплю… все то чего она сама пожелаетъ! Ахъ вотъ что! Маша говорила предъ праздниками, что надо сколотить деньжонокъ и купить чайный сервизъ. Я куплю ей и чайный и столовый. А папочка? Но папочка никогда ничего не желаетъ и ничего не любитъ, кромѣ насъ. Надо черезъ Машу вывѣдать что папочкѣ нужно. А что подарить Митѣ? Это не трудно. Конечно всего Лермонтова, Пушкина, Жуковскаго, и всякихъ другихъ, я ихъ всѣхъ куплю и принесу. Страсти сколько книгъ, мнѣ ихъ всѣхъ не стащить! Нѣтъ, вотъ какъ! Я понесу лучшія книжки впереди, а за мной прикащикъ изъ магазина или Марѳа понесутъ всѣ книги… Я войду и скажу: Митя, это тебѣ. Зимой ты будешь читать намъ ихъ. А Митя обрадуется и скажетъ: Милая Анюта! и мы разцѣлуемся. Ахъ какъ я счастлива! А маменькѣ — маменьку я позабыла. Маменька жаловалась, что домъ надо поправить; поправлю, прикажу поправить — кажется она говорила крышу надо поправить, именно крышу, она гдѣ-то течетъ. А Дарьѣ-нянѣ? Платье синее и ковровый платокъ. Она все сбиралась купить, а Маша намедни сказала ей: «Дарья-няня, ты не думай о синемъ платьѣ, я тебѣ его подарю къ празднику». Такъ нѣтъ же! Не Маша, а я подарю и съ платкомъ, а Дарья-няня пойдетъ къ обѣднѣ и скажетъ: «мнѣ Анюта подарила!» Совсѣмъ не такъ она скажетъ: «Мнѣ княжна подарила!» Княжна! Я княжна! Это весело! А папочка говорилъ вчера, что онъ проситъ Бога, чтобъ Онъ направилъ меня на всякое доброе дѣло, и Маша сказала, чтобъ Онъ далъ мнѣ разумъ на добро. И я буду стараться дѣлать все доброе. Всякому нищему, который подойдетъ подъ окно грошъ дамъ, какъ всегда даетъ Маша, нѣтъ, мнѣ надо больше дать чѣмъ даетъ Маша. Если Маша, у которой такъ мало денегъ, даетъ грошъ, то я дамъ гривенникъ… а мало, такъ двугривенный! Что мнѣ деньги, когда ихъ такъ много! Я не стану жалѣть ихъ. А ужь какое платье я себѣ куплю, розовое, да не ситцевое, а шелковое. И какое счастіе! Нечего думать о томъ чтобы не разорвать, не сдѣлать пятна. Все равно если пятно — сдѣлаю другое, а гдѣ дыра, чинить не позволю — бросить прикажу и кончено!..
— О чемъ ты думаешь, Анюта? спросила Маша. — Я тебя такою еще не видала! Сидишь одна, глядишь въ окно и молчишь!
Но Анютѣ не хотѣлось сказать о чемъ она думала.
— Разсуждаю сама съ собою, отвѣчала она уклончиво.
— Вотъ какъ! Ты разсуждать стала! Очень я этому рада, потому что всегда тебѣ выговаривала, что ты все дѣлаешь съ маху, не думая.
— Ну теперь я буду думать, когда сдѣлалась такою особой, что все могу, сказала Анюта важно и серьезно.
— Но что же ты можешь, возразила удивленная ея словами Маша, — ты еще дитя!
— Это не мѣшаетъ. Я, напримѣръ, могу тебѣ подарить сервизъ и чайный и столовый.
Маша засмѣялась.
— Вопервыхъ, сказала она, — не можешь, вовторыхъ, еслибъ и могла, надо знать возьму ли я его.
— Какъ не возьмешь? Почему?
— А потому, что мнѣ своего довольно и чужаго не надо. Я на чужія деньги не льщусь.
— Чужія! Мои-то деньги тебѣ чужія! Ну Маша! И Анюта удивленно и печально поглядѣла на Машу.
— Ты еще мала и многаго не понимаешь, ты даже не понимаешь, что предлагать легко, а взять трудно. Надо сперва заслужить уваженіе, чтобы люди близкіе согласились взять у тебя.
— Развѣ ты меня не любишь, спросила Анюта.
— Люблю, но уважать дитя нельзя, вотъ когда дитя сдѣлается большимъ и хорошимъ человѣкомъ, то и заслужитъ уваженіе. Притомъ отъ избытка отдать не трудно, надо отдавать лишая себя. А кто не умѣетъ лишать себя, у того не остается денегъ чтобъ ихъ отдавать другимъ. Тотъ радъ бы и бѣдѣ помочь, да нечѣмъ, все ужь потратилъ на свои прихоти! Ты должна быть строга къ себѣ и внимательна къ другимъ.
Анюта опять задумалась.
Строга къ себѣ! Что такое непонятное говоритъ Маша. Она сама никогда ко мнѣ строга не была, а теперь хочетъ, чтобъ я сама!..
Рано легла спать Анюта утомленная и смущенная. Вчера устала она отъ прогулки и бѣготни, а ныньче отъ думанья. Голова ея шла кругомъ и когда она засыпала передъ ней мелькала и колясочка съ крошечною лошадкой, и сервизъ, и нищій, и Маша, и крыша маменьки съ которой капитъ, капитъ!… И книги, и она тащитъ, тащитъ ихъ…. и вдругъ все спуталось и она проснулась отъ яркихъ лучей солнца, которые, черезъ бѣлыя занавѣски все-таки дотянулись до ея постели, отыскали ее тамъ и блеснули ей въ глаза. Она приподнялась. Комната пуста. Ни Агаши ни Лиды — онѣ ужь встали, она одна проспала. Анюта вскочила, умылась, одѣлась и побѣжала въ столовую. Тамъ всѣ пили уже чай, и Маша, какъ всегда, его разливала.
— А вотъ и княжна, сказалъ смѣясь Митя. — Какъ изволили почивать, ваше сіятельство?
Анюта не вчерашняя, а прежняя, сказалась тотчасъ. Она обидчиво проговорила:
— Я вамъ не позволю насмѣхаться надъ собою. Какіе вы всѣ ко мнѣ нехорошіе, неблагодарные!
— Это что за новость, воскликнулъ Митя.
— Я вчера весь день думала какъ бы мнѣ сдѣлать вамъ пріятное, а вы надо мною только и знаете что насмѣхаетесь.
— А ты за свои думанья требуешь ужь благодарности, сказалъ Митя, молодецъ Анюта!
Анюта поняла чутьемъ, что сказала что-то не подходящее и потянулась цѣловать Митю, но онъ отстранилъ ее рукою, и сказалъ:
— Скоро заважничала!
Анюта измѣнилась въ лицѣ. Ваня замѣтилъ это звонко на всю комнату поцѣловалъ ее и сказалъ:
— Ну, не обижайся. Ты Митю не со вчерашняго дня знаешь, онъ самъ смерть любитъ важничать. А пусть твое сіятельство разскажетъ намъ какъ намѣрено оно дѣйствовать, жить…
— И чудить, прибавилъ Митя.
— Отъ чего чудить? Какъ чудить! воскликнула обиженная Анюта.
— Да вотъ говорятъ, что когда дурню, а вѣдь твое сіятельство большой дурень и колобродъ, достанутся большія деньги, то ему удержу нѣтъ. Онъ почнетъ такъ дурить и колобродить, что всѣ диву дадутся. А ты пословицу попомни: глупому сыну не въ помощь богатство.
