«Начальникам отделов милиции, командирам ОМОН, старшим экипажей вневедомственной охраны. В случае задержания гражданина Мамедова В. Ф. убедительная просьба не применять к нему средств личной самообороны и приемов рукопашного боя в связи с тем, что гражданин Мамедов проходит по уголовному делу об убийстве в качестве свидетеля.
Следователь прокуратуры Петров А. И.
Число. Подпись». Прочитав этот удивительный документ вслух, Щеглов взглянул на собеседника:
– Ну и что, не помогает?
Собеседник, молодой азербайджанец, указал на огромный синяк под глазом:
– Самы выдыте.
– Что ж так?
– Достать не успеваю. Только руку за пазуху, сразу дубыной по лицу. Обыдно, слушай. Три раза за месяц в больницу отправляли. Уеду я домой, не могу больше. На рынке рейды через день. И все время мордой в снег. Обыдно. Никто эту бумажку и не читает. Потом, в отделе только читают. А сразу – никто. Раз черный, значит, бандит. У тебя, мол, на роже все написано, чего ты нам всякую туфту суешь? Уеду я.
– А ты что хотел? И бананами торговать, и синяков не иметь? Справка эта тебе только после гальюна пригодиться может. Но по старой дружбе могу дать совет. Глядишь, поможет. Возьми рекламный щит, напиши этот текст крупными буквами, вместо следователя прокуратуры укажи начальника ГУВД, а еще лучше наклей его портрет, повесь щит над своим торговым лотком и живи спокойно. Как ОМОНовцы в наступление пойдут, ты щит перед собой выставляй. По начальнику ГУВД не рискнут дубинками или сапогами. В худшем случае баллончиком брызнут.
Азербайджанец тяжело вздыхает:
– Понимаешь, Валентин, свои ведь тогда замочат. С ментами западло дело иметь.
– Ну, не знаю. На тебя не угодишь. Тогда катайся в больницу по пять раз в месяц. Держи.
Валька возвращает парню бумагу, бережно обернутую в целлофан.
– Бывай, мне некогда.
Парень поднимается и, надевая на ходу шапку, выходит.
– Он правда свидетель? – спрашиваю я Щеглова.
– Вроде да. Третий год уже. Мужик, в общем, неплохой. Что там у тебя? Давай.
– Вот, отказник набарабанил. Посмотри, все верно?
Валентин пробегает глазами свежеотпечатанный шедевр.
– Правда, что ль, нашла? Во дает. Что за публика?! Я ведь ей раз пять повторил – внимательно, в каждом углу посмотрите. А она – нет и нет, все, мол, обыскала, украли. Ан нашла все ж таки.
– Я ей помог немножко. Витька подсказал, где поискать можно, я проверил, и точно – там оказалось.
– Витька спец, мудрая голова. На. Все верно напечатал, прокурор носа не подточит.
Заходит шеф.
– Мужики, завтра рейд общегородской, сюда ОМОН пригонят. Надо им адресную программу дать. Прикиньте за сегодня. Притоны там, наркоманы, малины, хазы. Тех, кто в розыске, дайте. Пусть пошерстят, хуже не будет. Может, сдуру кого и задержат. Программу начальнику отдайте. Юра, что у тебя по тому материалу со стеклом?
– Еще есть несколько дней. Жду телетайп из Офонаревска.
– Не затягивай. За просроченные материалы на каждом совещании имеют.
– Я постараюсь.
Михалыч уходит.
Я вновь обращаюсь к Щеглову:
– Валь, а Михалыч не душный мужик?
– Михалыч – опер по натуре. Если местным бандюгам и ворюгам кого и следует опасаться, так не бравых генералов и полковников в папахах, по телеку кричащих, а Михалыча.
– Мне все ж кажется, что он душноват. Вон с этим стеклом хотя бы…
– Михалыча понять можно. Положение обязывает. Попробуй и показатели добыть, и авторитет удержать. У него самая сволочная должность. В смысле, неблагодарная. А на показателях у нас все помешаны, не только Михалыч. В нутро въелось, в кровь. Вроде как инстинкт. Год назад, как раз под праздник, на Деде Морозе «палку» ухитрились срубить.
– Как это?
– Ну, шел себе дедушка с мешком подарков, шел-качался. Больше нормы напоздравлялся, борода на непотребное место сползла, аж неприлично. Наши постовые из самых человечных побуждений отвели Деда в отдел, чтобы не упал где-нибудь да не замерз спьяну. Конфуз ведь полный – Дед Мороз и вдруг замерз!
Привели, короче, посадили оттаивать и трезветь. Михалыч в вечер работал, в дежурку заглянул. А это что за чудо в бороде? Дед Мороз. А в мешочке что? Подарки, наверное. Проверяли? Нет. Проверьте. Проверили. Нашли пару бутылок коньяка и три самопальные хлопушки, сделанные из круглых батареек. Разбудили Деда. Это что такое, мужик? Да хлопушки, ребята. Сам сделал – фейерверк для детей хотел устроить. Я бывший пиротехник – это сейчас Дедом Морозом кормлюсь.
Михалыч не клюнул, старый волк. Проверим, что там за фейерверк. Для начала составьте-ка, мужики, акт изъятия, потом отправьте хлопушки на экспертизу, а пиротехник у нас пока посидит. В камере. Картина была – полный угар.
На следующий день эксперт звонит. Так и так, представленные на экспертизу предметы признаны боеприпасами: кустарного производства, могущими применяться для поражения живой силы. Тротиловый эквивалент не установлен, но ларек кооперативный такая хлопушка запросто разнесет. Хороший фейерверк.
Повезло, что пиротехник при детях не успел ни одной штучки рвануть. Получил дедушка год исправительных работ по двести восемнадцатой с выплатой десяти процентов государству. За изготовление боеприпасов больше полагается, но с учетом личности и обстоятельств подрывник отделался процентами. Как раз сейчас кончит срок мотать. А теперь прикинь – не сунься Михалыч в мешок? Детей бы покалечило. А почему сунулся? Так что «палки» иногда тоже помогают. Они мобилизуют. А тебе с этим стеклом сам Бог велел.
Я тупо смотрю на свой отказник.
Валька едко косит глаз:
– Про этот «отказничок» ты не шибко распространяйся. Не строй из себя героя. Любит молодежь по неопытности покичиться. Не знает, что завтра прилетит очередная комплексная проверка, нагрянет к этой Пушкиной-Лермонтовой и поинтересуется, где же она нашла свои колечки. Ты теперь у Пушкиной тоже на крючке… И даже не у нее. У системы. Ничем не сломать, никакими реформами… А кто вдруг поперек встанет, самого же вот этими отказниками и замордуют. Да ладно, не переживай, а то совсем скис. Не все так плохо. Без нас все равно не обойтись. Кто бандюгов ловить будет? Генералы да проверяющие, что ли? Мы-то без них переживем, а они – без нас?.. Иди, пиши адресную программу.
– Да, Валь, а где мне ее взять? Я территорию еще плохо знаю.
– Ну, это уж совсем элементарно. У Маркова в сейфе гроссбух есть с подучетным элементом. Красного цвета, толстый такой журнал. Вот из него и выпиши десяток адресов. Не ошибешься…
Я сижу на небольшой кухне квартиры Ирины Рябининой и грею замерзшие руки о плоскую паровую батарею. Сегодня ужасный холод. Батарея чуть теплая, оттаиваю я медленно. Сам виноват. Проспал и второпях забыл дома перчатки. Маникюр на таком морозе сходит мгновенно – это очень кстати, что я его никогда не делаю. Ладно, ладно, уж и потрепаться нельзя. Может, автору платят построчно!
Перед ощупыванием батареи я задал сидящей напротив матери Ирины пару вопросов и теперь внимательно выслушиваю ответы.
– Я никогда не поверю в то, что Ирочка была так сильно пьяна. В жизни она, конечно, выпивала, шампанское там, легкое вино. Дни рождения, Новый год.
– Экспертиза – штука точная.
– Не знаю… С чего бы ей напиваться? У нее только все наладилось. Работа, личная жизнь. С первым мужем она и не жила почти. Подонком оказался. Развелись через два месяца после свадьбы. У нее диплом на носу, госэкзамены, а тут такое. Ничего, выдержала. Институт закончила. Распределения сейчас нет, работу трудно найти. Покрутилась с месяц там-сям, а потом вот – страховая компания. И сразу управляющим. Представляете, какая удача?
– Это удивляет. На такую должность первого встречного не возьмут.
– Конечно, конечно. Кажется, ей помогла какая-то сокурсница с института.
– Надо ж! Кто б мне помог стать начальником ГУВД? Собчака прошу-прошу, а он
– молод, Юра, молод, пойми. Зарабатывала Ирина хорошо?
– Да, очень хорошо. Мы и не мечтали о таком.
– А личная жизнь?
– Вы знаете, Ирочка почему-то считала, что с первым мужем у нее не получилось из-за меня. Я, мол, между ними встала. Хотя никак я им не мешала, никак. Это она чтоб себя как-то успокоить… Я ее понимала.
Мать выдержала паузу.
– Ну, и после этого со мной никаких разговоров о мужчинах. Боялась, что я снова сглажу. Но кто-то у нее был. Не так давно появился. Где-то в августе. Я сама почувствовала. Цветы, духи дорогие, да и ожила девочка, Ирочка моя. Сама, правда, ничего не говорила. Кстати, я, когда вещи ее разбирала, нашла кое-что. Пойдемте.
Я отлепил руки от батареи и направился следом за матерью.
Зайдя в небольшую, аккуратно прибранную комнату, она выдвинула ящичек зеркального бюро.
– Вот, смотрите. Наверное, Ирочка купила это в подарок к Новому году.
Женщина протянула мне прозрачную коробочку. В ней лежала изящная и несомненно дорогая заколка для галстука.
