в первую попавшуюся комнату. Не давая мне оправиться, опускает на пол, сдирает с моей головы хиджаб и тут же зарывается в мои волосы носом, вдыхая их запах.
— Пахнешь цветами, — бормочет он. — Такая сладкая шармута.
Вздрагиваю, желая оттолкнуть его, но мое тело будто одеревенело от страха.
Страх переполняет каждую клетку моего тела.
Я в ловушке.
У меня нет сил даже пошевелить языком. Он будто прилип к нёбу. Да даже если бы и могла, все равно бы не пискнула. Разбуди я кого-то приближенного к гадюкам, только себе бы хуже сделала.
Как сквозь слой ваты до меня доносятся приглушенные бормотания мужчины, пока он сминает мое безвольное тело в своих руках, но я уже не разбираю пьяных слов. Его сильные пальцы грубо сжимают мои бёдра, и я чувствую мужское возбуждение в неровном дыхании, в котором также присутствует мерзкий запах алкоголя.
Все происходит так быстро, что мне кажется, будто я схожу с ума. В носу покалывает от подступающих слез отчаяния, а перед зажмуренными глазами расплываются яркие круги.
От одной мысли быть застигнутой в объятьях мужчины адреналин тут же ударяет волной прямо в мозг. Но я не успеваю сориентироваться и воспользоваться этим, потому что через мгновение меня рывком впечатывают грудью в стол, и мой резкий вздох буквально режет собственное горло, прежде чем я ощущаю, как подол абайи тянется вверх. Нет!
Бесконтрольно хватаю ртом воздух, все как в тумане, разум раскалывается напополам и отказывается соображать, и я совершенно не понимаю, как дотягиваюсь до вазы и одним ударом разбиваю ее о… голову человека, пытающегося взять меня силой.
В ту же секунду его хватка слабеет, а охваченный паникой мозг улавливает приглушенный стон боли. Однако я не спешу увидеть последствия разбитой вазы, вместо этого сразу устремляюсь прочь, не теряя больше ни секунды, несусь в свою комнату. А как только захлопываю за собой дверь, опершись об нее двумя ладонями, замечаю бегущую по запястью тёплую струйку. Кровь. Я рассекла себе ладонь…
Глава 5. Что с твоей ладонью?
— Где тебя носит? На кухне рук не хватает! Ты хоть знаешь, чего мне стоило пробраться к тебе в комнату? — шипит Вазира, когда приближается ко мне, но я не смотрю на нее.
Нервно теребя пальцами край хиджаба, изучаю сюжет витража на стене. Мне даже не известно, закончилось ли мое наказание и есть ли у меня право бездумно отсиживаться в комнате, но я слишком напугана тем, что натворила.
— Уходи, Вазира, — выходит немного глухо. — Я никуда не пойду, — качаю головой.
— Что произошло? — она вонзает в меня свой вопрос, словно копье, эта женщина слишком хладнокровна и прямолинейна. — Рассказывай, Джансу, у меня нет времени!
Я боюсь назвать ей причину, потому что еще недостаточно доверяю этому человеку, вот только язык мой считает иначе и действует отдельно от мозга:
— Вчера произошло нечто плохое… — запинаюсь, слыша ее недовольный вздох, но почему-то все равно продолжаю. Наверное, если не скажу, изведу сама себя. — После того, как ты меня отпустила, я пошла к себе в комнату, но по пути встретила мужчину. Он… — сглатываю, нарочно упуская ту часть, где я видела обнаженного господина. — Он напугал меня, когда двинулся в мою сторону, и я побежала, не зная, что делать… Вазира, он так смотрел… а я не смогла убежать, позволила ему схватить себя, — прикрываю глаза, сожалея обо всем на свете, я ведь могла убить его. — Незнакомец попытался взять меня силой. Вазира, он был так груб, я так испугалась, — трясу головой на грани истерики, — не знаю как, правда не знаю, но я разбила вазу об его голову и сбежала.
Звук осуждения позади меня звучит так громко, что я вот-вот расплачусь. Мне так плохо… Но у меня не было выбора! Всевышний, хоть бы я не убила его!
— Джансу-у-у, — тянет Вазира, и в отражении витража я замечаю, как онапотрясает руками над головой, — что ты наделала? Это ведь младший брат господина! С утра уже весь дворец гудит от сплетен, что кто-то набросился на него ночью.
Вновь прикрываю глаза и больше не желаю их открывать.
Я пропала.
— Я должна была сделать хоть что-то, — безжизненно шепчу я, — он пытался взять меня силой.
Вазира внезапно начинает смеяться. Так громко и хладнокровно, что становится не по себе. Будто я сказала сейчас какую-то глупость. И теперь я жалею, что рассказала ей.
— Ты думаешь, это плохо? Стать наложницей младшего эмира? — наконец выдает она, но все же в ее тоне ещё сквозит пылкость. Неужели она не понимает, каково это, быть взятой насильно?
Вдруг вместо отчаяния во мне закипает иное чувство, чуждое мне. Колючее.
— Ты что, не слышишь меня? — оборачиваюсь и впиваюсь в не стеклянным взглядом. — Я не хотела этого!
Вазира молчит, но в итоге меняет свой тон.
— Джансу, я все понимаю, мало кто этого хочет, но таков наш мир, и ты должна понять, что совершила непростительную ошибку. — Она берет меня за руки, продолжая разговор, словно я маленькая девочка: — Теперь в этом дворце без покровителя у тебя нет ни единого шанса на жизнь, ты разбила вазу о голову самого принца! Плеть — это меньшее, что тебе грозит.
Я вырываю свои руки и обнимаю себя за плечи, пытаясь успокоить подкатывающую к горлу истерику.
— Но откуда мне было знать, что это младший эмир?! Всевышний! — хнычу. — За что мне все это?!
— Конечно ты не знала. Но, думаешь, это оправдание поможет тебе? Спасёт от гнева господина? — она качает головой, позволяя налету грусти окрасить ее лицо. — Теперь мне понятно, почему господин поместил тебя в восточное крыло. Сначала я удивилась, когда узнала об этом, потому что о тебе ходит дурная слава во дворце, а господин никогда не берет себе испорченный товар. — Подобное сравнение отзывается болью в груди, однако я проглатываю горькое послевкусие, продолжая слушать Вазиру. — Твоя красота дикая, пылающая, как самое чистое пламя, и внутри тебя такой же огонь, зажигающий в мужчинах азарт. А младший эмир — охотник. Не стоило тебе бежать, ты спровоцировала в нем его сущность, девочка. Теперь все встаёт на свои места: ты была подарком для принца по его возвращению из Америки.
Сглатываю. Снова и
