— Мы играем тремя костяшками. — Дандоло прервал эту дробь. — Максимальная сумма дает победителя. В случае равенства очков двое продолжают бросать кости до победы. Упавшая с камня костяшка перебрасывается. Один раз!.Потом сгорает. Учти, Тертулян, мы нарочно играем на камне с мозаикой, чтобы отскок от неровной поверхности никак нельзя было рассчитать. Чтобы он был неожиданным. Жульничать не получится — предупреждаю на тот случай, если лукавый нашепчет тебе дурное. Советую не плутовать! Иначе позову стражников, и тебя казнят прямо у ворот храма. Ты, наверное, слышал про законы нашего святого братства — законы рыцарей креста? Они могут показаться суровыми, но мы не терпим лжи и обмана, как вы, схизматики. Для нас ложь — самое тяжкое преступление, которое искупается только смертью. Вот тут один местный святой отец божился, что не знает, где храмовые ценности…
— А когда мы его порезали, — напомнил о себе Балдуин, — порезали на кусочки, которые сам Господь на Страшном суде не соединит, вот тут-то и выяснилось, что знает. И знает до сантиметра, где они замурованы в алтаре. Но поздно — он ведь соврал. Да еще и побожился.
Теперь я понял, почему здесь пахло кровью.
— Ах, греки-греки, — сокрушался дож Дандоло, — как же они алчны и трусливы!
— Нация переписчиков и болтунов, — подсюсюкнул Балдуин. — Нация слабаков, которые волей Божьей подчинены нам.
— С ними ты сам становишься болтуном — бросай кости. — Прямодушному Бонифацию не терпелось, как и мне. — Делаем ставки!
— Ставлю золотую диадему. — Дож приподнял ее из блестящей груды.
— От меня магический алмаз Андроника Комнина в золотой оправе с двенадцатью изумрудами, — с небрежностью провозгласил Балдуин, но, поймав укоряющий взгляд Бонифация, тут же добавил: — А также амулет и перстень императора Константина Первого.
— О! Так это, оказывается, ты разрыл его могилу? — изумился Бонифаций.
Балдуин сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.
— Ладно, — не стал докапываться желчный Бонифаций, — а кто же все-таки принесет драгоценности, не сам ли император Константин?
— Их везут сюда мои слуги! Тебе что, недостаточно слова рыцаря?! — вспылил Балдуин.
— А какими щедротами души удивишь ты? — обратился дож к Бонифацию.
— Я отдаю мощи и золотую раку святого Димитрия Солунского, — торжественно провозгласил Бонифаций. — Навынос!
— Воистину это королевская ставка! — От восторга черты лица Дандоло разлетелись в стороны и некоторое время там и оставались.
Я внутренне не согласился с дожем. Мне казалось, что мощи какого-то ископаемого религиозного туза не могут быть поставлены на одну доску с моей мобилой. К тому же они в другом городе. Даже золото с гроба не отдерешь!
— Я ставлю шкатулку, которая произвела столь волнующее впечатление на высокочтимое общество, которое…
— Бросай! — понудил Балдуина дож.
Я лег на церковное тряпье между Дандоло и Византийским императором, чтобы бросать последним. Покатились кости, и у Балдуина выпало 6, 1 и 5. Дольше других катилось и вызвало выдох разочарования, остановившись у края камня на самом носке святого.
Метнул снаряды Бонифаций. И выдал такое, что от досады ушел в угол алтаря и сокрушил чашей какую-то недобитую икону. 1, 4, 2. Святой Димитрий пакует чемоданы, чистит до блеска ризы и готовится к переезду в пышную столицу, где необходимо выглядеть не потертым провинциалом, а модным щеголем.
— Если бы мы играли в «Ludus clericalis», которую сочинил почтенный епископ Вибальд из Камбре, — дож сделал нравоучительную паузу перед броском, — если бы играли в эту славную и добродетельную разновидность игры, то тогда бы тебе, король Салоник, сказочно повезло. Ты выкинул то, что подняло бы тебя в глазах монахов на ангельские высоты. Ты выбросил по жребию Бога единицу, двойку и четверку, что означает целомудрие.
— Давай в том же духе, Бонифаций, и скоро проиграешь последнюю одежду — будешь целомудрием прикрывать свой срам. — У Балдуина даже слюна выплеснулась из уголка рта от восторга в связи с неудачей властителя Салоник.
Бонифаций не отвечал. Он завистливо пялился на кости, которые небрежно выкатил Дандоло. 6, 6, 5. Вот уродство! Мне, пожалуй, и бросать не стоит. Я, кажется, сказал это про себя, а дож ответил вслух:
— Бросай. Ты, кажется, малодушен, чужеземец?
— Я здраво оцениваю положение. Действительно — здраво. 6, 6, 1. Вот бл…во — одна
костяшка нефартовая! Дож положил мобильник рядом с собой на дорогую подушку.
— Это все святой Марк — покровитель Венеции. Мы как начали выламывать его из стены, я тотчас понял, что играть надо на нем. Тогда удача будет мне сопутствовать. Продолжим. Что ставит великий Король?
— Предлагаю десницу Иоанна Крестителя в золотом футляре и…
Бонифацию не дали договорить. Высокое общество охладело к благочестивым ставкам.
— Если собрать все десницы Иоанна Крестителя, валяющиеся в этом лживом городе, то получится, что он был сороконожкой, — подкрепил протест Балдуин. — Так что давай-ка что-нибудь поприличнее.
— В аду будешь гореть за неверие, — буркнул Бонифаций.
— Не пугай. Туда же попадешь за жадность. Хватит черепки да кости совать. Нет драгоценностей, так побольше земли отваливай, — требовал венецианец.
— Хорошо, ставлю владение всем храмом святого Димитрия Солунского с полным освобождением от пошлин и свободным правом на торговлю в нем реликвиями и прочим церковным хламом.
— Браво, Король! Ставка равноценна твоей военной доблести, — порадовался дож.
— От меня на кон алмазы из шкатулки императрицы Феодоры, — опустив глаза, шепотнул Балдуин.
— Протестую. Если на меня такое давление из-за того, что у меня нет под рукой золота и я вынужден отдавать свои земли и то, что построено на них, то почему же мы должны принимать в игру богатства, которых тут нет?
— Ты не веришь, что я отдам алмазы? Считаешь меня лгуном?
— Нет, предлагаю делать столь же щедрые ставки, что и я. Только и всего…
— Хорошо, ставлю не только алмазы, но и все остальные драгоценности из шкатулки императрицы. Их там без счета! Сами убедитесь. И совсем скоро.
— Что ж, раз мы так повышаем значимость каждого кона, то тогда я присовокупляю к уже известной диадеме корону патриарха Михаила Керулария. — Далее дож сотворил издевательскую паузу. — Мы продолжаем игру втроем? Или ты пожертвуешь своим роскошным перстнем, присовокупив к нему еще что-нибудь драгоценное?
— Попытаюсь вас соблазнить другой чудо-диковинкой. У меня есть часы «Омега». Как у Джеймса Бонда.
Я снял часы, передал их дожу и объяснил их возможности. Они произвели мощнейший эффект и безоговорочно попали в игру. От желания завладеть ими у братства крестоносцев, как мне казалось, тряслись руки и сбивалось дыхание. Они потеряли кураж и боялись ошибиться. А это в нашем деле самое страшное.
Я с ними сладил на отнюдь не безупречных 6, 3, 3. Через десять минут уже осваивал земли за Босфором. От дожа мне досталась небольшая кучка драгоценностей. Я заприметил в ней изящный перстенек с огромным изумрудом и тотчас напялил его на средний палец. Так с первой получки покупают какую-нибудь безделушку и надевают ее прямо в магазине, не имея сил скрывать ликование по поводу новых финансовых возможностей.
Через два часа Бонифаций начал готовиться к отплытию на историческую родину, потому что новой родины у него уже не было. Балдуин попробовал ставить сокровища храмовников, но Дандоло напомнил, что Иерусалим еще не завоеван. Сам Дандоло чем больше проигрывал, тем больше внимания уделял обнаженной барышне. Мы дошпиливали с дожем вдвоем. Его запас заканчивался.
Он сделал ставку. Потом обласкал пилотку своей дамы. Предчувствуя поражение и в этом туре, запихнул ей в промежность перстень из поставленной на кон горки — перстень таких размеров, что запросто налез бы на обе молитвенно сложенные руки печального херувима, парившего посреди свода.
Остальные сделали вид, что не заметили факт воровства, хотя за рукой дожа, конечно же, проследили со вниманием и на перстень смотрели, пока он не скрылся из виду. За два и девять — из ювелирного любопытства. Во всяком случае, я исключительно по этой причине. Хотя перстень был мой! Мой! А стал последним подарком дожа прелестной даме…
Фрагмент 26. Мощи на внос.
Победоносная кампания могла бы продолжаться до утра. Но не позднее… Потому что к утру все географические и ювелирные сокровища Византии, значительная часть земель Франции и Италии оказались бы в моих руках. Полностью! И не только сокровища. Думаю, удрученный и разбитый нефартом Бонифаций проиграл бы и титул.
Окончательную дискредитацию крестоносцев предотвратила банда шумных рыцарей, вломившаяся в церковь. Они тащили на плаще нечто тяжелое, смеялись, сквернословили и лязгали латами. Их главарь заглянул в пролом и причудливо поклонился.
