Да пора спускаться, народ уже собрался.
Под сапогами гулко отозвались истертые ступеньки.
— Я, лейтенант флота эгерийского монарха… — Офицер хрипло закашлялся, обводя глазами собрание. — Мое имя — дон Лоар де Карлос-Мария-Лерментаро…
— Короче, хомбре, — прогудел из первых рядов Антис. — Твое длинное, как Хамиранов уд, имечко, ты мне скажешь потом, чтобы я знал, по ком мне заупокойную мессу править. Говори, с чем пришел, и убирайся: скоро обед.
— Хорошо! — не стал спорить лейтенант. — Я парламентер от генерала флота, виконта Хозе де Эспиносы, и мне приказано передать вам его послание.
Он развернул свиток, извлеченный из-за пазухи, и начал читать:
— «От имени его благоверного величества, помазанника всевысочайшего и всемогущего Элла, всегда побеждающего и никем не побежденного, короля обеих Эгерий, государя Валиссы, а также короля южных и северных морей и владыки всех островов и земель океана, Карлоса Тринадцатого, я, его верный слуга, генерал-майор флота его благоверного величества, виконт Хозе де Эспиноса, имею сказать рекомому Рагиру, адмиралу морских разбойников…»
Пираты невольно умолкли, и сгустилось то, что сочинители дешевых пьесок и романов именуют «зловещей тишиной».
Конечно, те пираты, что постарше, и те, кто был когда-то подданным этого самого помянутого всуе короля, знали, что такова обычная старинная формула ультиматумов.
Только вот на таком языке, как будто, эгерийцев давно отучили говорить даже с пиратами. Наоборот, даже особым шиком стало общаться тут, в водах Дальних Земель, без ритуалов и излишнего церемониала.
А Рагир про себя отметил, что в противники ему достался дурак, что само по себе хорошо.
— «…По долгу службы, — продолжил офицер, — я явился, чтобы нанести творимым бесчинствам и беззакониям праведный удар, пресечь злодейские действия и бесчинства против подданных его величества короля, моего господина, вами, гнуснопрославленными злодеями, творимые…»
Зловещее молчание еще более сгустилось, заставив лейтенанта на миг запнуться.
— «…За свои злодейства, — зачастил он, — вы, мерзкие пираты, подлежите наказанию — смерти. Однако если вы смиренно вернете все, что вами награблено, освободите рабов и пленников и смиренно сложите оружие, я из мягкосердечия и жалости к вам не подвергну вас смертной казни…»
Речитатив оборвался сдавленным хрипом — лейтенант тщетно пытался выплюнуть изо рта гнилую грушу, которую кто-то метко запустил в него.
А с первых рядов уже поднимался глыбообразный здоровяк Маноло.
Молча он принялся развязывать узел на крепкой веревке, которую носил вместо пояса. Была у него привычка лично душить провинившихся этой самой веревкой.
— Оставь, брат, — бросил с задних рядов кто-то. — Веревка — слишком легкая смерть для щенка. Давайте сделаем из него «эгерийскую свечку» — как из моего отца…
Побледневший лейтенант, видимо, хорошо знал, что такое «эгерийская свечка», потому что уставился на Рагира с безумной смесью надежды и ужаса во взоре.
— Отставить, ребята, — поднялся Рагир из-за кафедры. — Мы не какие-нибудь бандиты, мы пираты. Этот офицерик ничем перед нами не провинился, он только передал нам слова своего хозяина. Вот с хозяином его мы в свое время, может, и потолкуем…
Собрание вразнобой загоготало, и тот, кто услышал бы этот злобный смех и увидел налитые кровью глаза, не позавидовал бы дону Хозе.
По знаку предводителя двое матросов с «Сына Смерти» подхватили лейтенанта под руки и вытащили за двери, напутствовав дружеским пинком.
— Я скажу так, — произнес Рагир, когда страсти улеглись. — Генерал дает нам слово идальго. Но что значит слово идальго, данное таким, как мы? Чего греха таить, мы — разбойники…
Толпа ответила смехом.
— Это только про нас говорят, что слово, данное пиратом, надежнее слова, данного сенатом. А вот слово, которое дает идальго разбойнику…
— Да они, эти дворянские рыла, даже по счету норовят не заплатить!! — заорал со своего места Матьи Три, разорившийся кабатчик из Ленареса, вызвав новый взрыв хохота.
— Мы бы, наверное, могли поторговаться, — как бы размышлял Морриганх вслух. — Могли бы предложить вернуть добычу за право свободного прохода…
Возмущенный гул был ему ответом.
— А я вам вот что скажу, братья, мы уйдем из Эльмано и без дозволения его превосходительства. В конце концов, разве нас не называют хозяевами морей?
— Так ведь, энто… корабли у кабальеро, того… нешутейные… — с сомнением произнес в наступившем молчании Матьи.
— Верно, нешутейные. А мы все-таки уйдем — со всей добычей и без боя!
— Но… как?
— Очень просто… — Рагир вытащил головешку из очага и принялся набрасывать на белой штукатурке план бухты. — Вот с этой стороны имеется форт Меча… который так славно защищали наши доблестные союзники, — непринужденно добавил он.
Злобные взгляды на миг скрестились на вожаке пикаронов.
— Вот это один берег, — продолжил он. — Но есть другой берег, вот вдоль него мы и пройдем.
— Рагир, — уставился на него как на сумасшедшего Антис. — Так ведь там нельзя плавать — все знают!
— Так мы и не поплывем, — рассмеялся Морриганх. — Мы просто разгрузим корабли, облегчив их до последней возможности, навьючим все добро на скотину, ну, и на пленников, а корабли протащим волоком вдоль берега по мелкой воде. Нас не достанут ни пушки галеонов, ни тем более орудия с форта. Точно так же не сможет подойти на надежный выстрел ни одна из бригантин — побоится сесть на рифы. Потом мы просто вновь загрузим корабли и уйдем.
— Атаман, погоди! — поднялся тот самый пикарон. — А ты знаешь ли, что там почти три десятка миль болот и мангров?
— Знаю, — пожал маг плечами. — Ты полагаешь, дружище, что они опаснее абордажных сабель и бомбард эгерийцев?
— Не выйдет, Рагир, — заявил Матьи. — План, конечно, красивый, но вот кабальеро тоже не дураки. Нас просто зажмут с моря всеми силами, когда мы выберемся из гавани.
— Не зажмут, — пожал танисец плечами.
— Это еще почему? Кто ж им помешает? — послышались голоса.
— Элл Вседержитель, — коротко ответил Рагир, при этом издевательски улыбнувшись в бороду.
* * *
— Элл Вседержитель, да помоги же верным слугам своим!!! — возопил виконт Хозе де Эспиноса, в отчаянии воздевая руки.
Вся команда галеона «Сантиссима Терра», все четыреста тринадцать человек — от мальчишек-прислужников до самого командира — стояла коленопреклоненная на верхней палубе и молилась о ниспослании ветра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
