— Велел подождать. Пройдите вон туда.
Вера вошла в уютную гостиную. Сиял под холодным солнцем зеленый кафель камина. Со столика, преклонив колено, учтиво улыбался фарфоровый японец с подносом в руках.
«Он поймет, — томительно долго ожидая Алексея, думала Вера. — Сегодня же отправится в жандармское управление и скажет: «По недоразумению попала в тюрьму моя сестра...»
Раздался скрип сапог, и на пороге вырос Петенко. Он почти не изменился.
— Чем могу быть полезен? — с холодной учтивостью спросил он.
— Вы понимаете, Алексей... — она помедлила, и под холодным взглядом его глаз добавила: — Алексей Елизарович! Случилось какое-то глупое недоразумение. Арестовали Ариадну.
Она ожидала, что Петенко удивится, скажет «не может быть» или еще что-нибудь, что говорят в таких случаях. Он закурил папиросу, стряхнул пепел на поднос, который держал фарфоровый японец, и спросил:
— Вам кажется, что произошло недоразумение?
Вера глубоко вздохнула, чтобы обрушить целый шквал возмущенных слов против жандармов, но он так же ровно и холодно закончил:
— А по-моему, никакой ошибки нет, — и поднял на Веру свои светлые с нетающей льдинкой глаза.
— Вы знаете, Алексей Елизарович, — вставая, сказала она, — ведь Риде можно помочь...
Стряхнув длинным, как волчий коготь, ногтем пепел на поднос японца, он тихо, но внятно проговорил:
— Судебные власти разберутся без нашей помощи.
— Но ведь... Рида — ваша сестра! — беспомощно сказала она,
— В семейные наши дела я вам вмешиваться не советую, — отрезвляющим твердым голосом сказал он, и Вера поняла, что ей ничего здесь не добиться.
По-прежнему отражалось на кафеле холодное осеннее солнце, по-прежнему стоял, преклонив колено, фарфоровый японец с подносом. Только теперь Вере показалось, что он не улыбается, а сделал противную гримасу. Она встретила ледяной взгляд Петенко. Стало зябко. «Нет, такого не уговоришь».
Она встала и, открыв дверь, вышла на улицу, не заметив ни денщика с оценивающим взглядом, ни похожего на Николая-угодника старика швейцара. Сейчас они были ей совершенно безразличны.
Глава 16
Стояла звонкая медная осень с прозрачными днями. Курсистки приносили в институт багряные букеты широкопалых кленовых листьев и, как в гимназические годы, закладывали их на зиму в книжки.
Веру не умилял сухой шорох листвы, не волновала бездонная глубина осеннего неба. Арест Ариадны сделал ее сдержанной, скупой на чувства. Хотелось дела такого, которое бы поглотило все ее время. Вера ждала. Ведь не оставят же ее товарищи Ариадны, она должна кому-то помогать, что-то делать.
В коридоре у высокого узкого окна ее задержала Зара Кунадзе. В горячих глазах — пытливое беспокойство, словно впервые смотрит она на нее. Пальцы развивают и завивают смоляную метелку на конце косы.
— Сегодня у тебя «свидание» с Бородиным.
Вера медленно подошла к «французу».
— Здравствуйте, Сергей!
Он рывком повернулся к ней.
— Катенька, добрый вечер. Я тебя жду. Ты долго не шла, — и шепотом добавил: — Зовите меня Степаном.
Вера опустила ресницы. «Понятно. Знаю. Я — Катенька, ты, нет, вы, Сережа, — Степан».
Бородин кивнул на угловое здание с вывеской «Свечная и посудная торговля».
— Вот этот дом.
«Значит, здесь?» Дом обычный, но там собрались необычные люди, члены Петроградского комитета большевиков. И ей, Вере, поручено охранять это заседание. Она втайне боялась, что не сможет выполнить это страшно важное поручение, и немного нервничала.
Мимо них проскользнул человек с перевязанной платком щекой, в ветхом узковатом пальто. Толмачев. Он — член Петроградского партийного комитета. Вера отвернулась. Ничем нельзя показывать, что она знакома с этим человеком. Ведь тут, наверное, за каждым углом шпики.
С неба сыпал нудный морох. Сергей и Вера гуляли то по одной, то по другой стороне улицы, стояли под желтым тополем. Бородин склонил голову, словно любезно слушал ее, а сам наметанным взглядом окидывал фигуры встречных. Вера тоже вглядывалась в улицу, но все было таким обычным. Шаркали калошами чиновники, бухали сапогами мастеровые. Задохнувшись, поставила на забор скрипучую корзину прачка. Так бывает всегда. Сергей взял ее под руку. «Да, он правильно сделал, так меньше подозрений». Рука у Бородина была сильная. Вообще от всей его фигуры, округлого розового лица веяло здоровьем. «Он, наверное, очень добрый», — подумала Вера и тут же спохватилась: «Зачем это? Надо думать о том, чтобы не пропустить филера, а я...»
Бородин почему-то забыл, что ее надо называть Катенькой. Остановился и, заглядывая в глаза, взял ее за плечо:
— Вам не холодно, Вера?
— Нет, что вы.
— А ноги не промокли?
— Ну, что вы, нет, — сказала она и покраснела. Из прохудившегося ботинка при каждом ее шаге вытекала пузыристая грязь. «Хорошо, что он не заметил. А вдруг заметил?»
— Тогда на вечеринке я очень хотел поговорить с вами. Вы так вдохновенно читали «Каменщика»...
Вера вспомнила мимолетную встречу в трамвае. Тогда он, конечно, не заметил ее. Усмехнулась:
— А я вас знаю уже целый год.
Неожиданно он зло прищурил глаза, крепко стиснул ее руку. В придушенном шепоте — тревога:
— Ты не заметила? Нет? Вон та пролетка. Она битый час стоит уже здесь.
Нет, Вера не заметила. Горбился на козлах унылый извозчик. Это так обычно. А Сергей заметил.
Они прошли дальше. За углом, в тупичке, сидел подгулявший студент. Проходя мимо, Сергей споткнулся о его длинную ногу, громко извинился и прошептал:
— Сними пролетку.
Студент встал. Покачиваясь, побрел к пролетке.
— Эй, ты, в «Квисисану»!
Извозчик из-под надвинутого на глаза козырька буравнул взглядом.
— Нельзя-с. Занято-с.
Вера почувствовала беспокойство. «Неужели узнали? Неужели! Прокараулила... Эх!»
Сергей, подведя ее к крыльцу, пожал руку.
— Идите, Катенька.
«Да, Сергей прав. Надо предупредить». Она поднялась на третий этаж, предупредила Зару Кунадзе; возвратилась в сад, где ее ждал Бородин.
— Я все сделала, Степан.
— Хорошо. Только мы зря предупреждали: извозчик действительно ждал седока... Да, простите, Верочка, я не дослушал вас. Как же вы меня знаете целый год?.. Ах, в трамвае? — он заразительно засмеялся. — Эта фраза у меня одна-единственная осталась в памяти с гимназических лет... Значит, требовала трамвай остановить?
У Веры в неудержимой улыбке расползлись губы.
— Требовала. Шпион, говорит, это.
Он засмеялся еще веселее.
— Тш-ш, — прошептала она. — Нельзя так громко смеяться. На нас обратят внимание.
— Ничего. Можно, — успокоил он. — Даже нужно веселее смеяться. Это во всех отношениях полезно, — и опять засмеялся.
Из подъезда дома по одному выходили люди и скрывались в серых сумерках. Так же быстро прошел Николай Толмачев. На этот раз он был без повязки, в новой фуражке.
Теперь можно уходить им, но Вера медлила. Сергей тоже не опешил.
— Давайте пройдемся по набережной, — сказал он и еще крепче сжал ее руку.
— Нет, что вы. Опасно, — ответила она, но пошла: ведь попросил он, «француз».
На набережной было светло от огней и пустынно. Бородина может легко зацепить филер.
— До свиданья, Сергей, — решительно произнесла Вера и протянула ему руку.
Он взял ее за руку.
— Подожди... Я тебе хотел сказать... Вернее, вам. Вы можете меня звать на ты...
Вера посмотрела на носки своих ботинок, потеребила зажатые в руке перчатки.
— Хорошо. Вы тоже можете звать меня на ты.
Сергей не отпускал ее руку и молчал.
Она подняла глаза и замерла. По спине прошла морозная дрожь. Шагах в десяти стоял и смотрел на них какой-то господин в сером пальто. Это же шпик, несомненно пшик. «Как же так? — рассердилась она и на себя, и на Сергея. — Как же так глупо «зацепили» нас?»
Ей не опасно. За ней не следят. А Сергей всю прошлую неделю водил за собой «хвост». «Этот тип не должен видеть его лица!» — мелькнула мысль, и Вера, обхватив Бородина за шею, одними губами прошептала в самое ухо;
— Филер, сзади филер.
Сергей покосился на человека и вдруг крепко обнял и поцеловал ее. Вера возмущенно рванулась из рук Бородина, но он крепко держал ее и что-то шептал. Около своих глаз она видела глаза Сергея с большими, как у ребенка, ресницами. Нет, вырываться нельзя. Ведь он разыгрывает влюбленного...
И все-таки ей хотелось вырваться, крикнуть Бородину что-то обидное.
Она не слышала, как шпик, многозначительно крякнув, прошел дальше.
Наконец Сергей отпустил ее. Вера дрогнувшим голосом прошептала:
— Какой ты, оказывается... Кто тебе позволил?!
Она боялась, что вот-вот заплачет.
Сергей растерянно топтался, виновато прятал взгляд.
— Ты понимаешь... Прости... Я...
Вера повернулась и ушла, не попрощавшись.
